Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Дождь испугал всех жителей Чистилища.

Лаврентия Павловича дождь взбесил, потому что перемены в климате означали для него новую ступень в слиянии со старым миром, который желает и может уничтожить своих слабых нижних братьев.

Он бы еще тянул время, потому что был занят другими планами и хотел действовать наверняка, безошибочно. Но тут сам поехал к Чаянову, который проводил время в Музее этнографии, — ему приятен был академический дух залов Кунсткамеры, хоть и разрушенной катаклизмом, в библиотеке которой Чаянов собственными руками навел порядок.

Дверь в кабинет к Чаянову была заперта.

Чаянов боялся покушения. Точнее, боялся Лаврентия Павловича.

Но Берия не намеревался убивать. Дождик испугал его настолько, что он чувствовал нужду в союзниках. Дождик — свидетельство тому, что перемычка рассасывается и не сегодня-завтра исчезнет вовсе, погубив всех жильцов Чистилища. Надо спешить. Разборки и расправы с неверными и коварными коллегами можно отложить. Глупо оставаться одному перед лицом угрозы.

Лаврентий постучал.

В двери был стеклянный «глазок». Его притащили из какого-то нового дома.

Берия отступил назад, давая себя рассмотреть.

— Это вы, Лаврентий Павлович? — спросил из-за двери Верховный вождь. — Что вам надо?

— Беседы, — ответил Берия.

Берия оглянулся. За его спиной был зал библиотеки. И никого больше.

— Не валяйте дурака, — сказал он. — Если мы будем бояться своих союзников, с нами легко расправятся.

Чаянов все еще колебался.

— Александр Васильевич, — сказал Берия, — если понадобится, я всегда найду возможность с вами разделаться. Но это не входит в мои интересы.

Чаянов открыл дверь.

Ему было неловко за подозрения. Он сказал:

— Извините, но я отвлекся. Занимаюсь изящной словесностью. Перо, простите, стремится к бумаге. Я отпустил охрану — на что мне она?

У Чаянова не было настоящей охраны. Берия предлагал своих людей, но Верховный сказал, что на него никто не покусится. Теперь, наверное, раскаивается. Или радуется тому, что не доверился собственной Госбезопасности.

Лаврентий Павлович вошел в кабинет Верховного вождя Чистилища.

Чаянов был одет тщательно, в костюм, потертый, но выглаженный — наверное, держит под матрасом, подумал Берия. Галстук, светлая сорочка — типичный средний чиновник нашего времени.

Только лицо не чиновничье, но и не научное. Этакий… радиолюбитель.

— Дождь, — сказал Берия.

Не снимая шляпы, он прошел к узкому высокому окну.

Дождь прекратился, но мостовая была мокрой. Велосипедисты раскрыли зонты. Откуда у них зонты? Ведь раньше дождей не было.

Чаянов тоже подошел к окну.

— А я не заметил, — сказал он. — Этого быть не может.

— Но случилось, Александр Васильевич.

Пока Чаянова не избрали Верховным, Берия избегал обращаться к нему по имени-отчеству. А теперь подчеркивал такое обращение.

— Вы считаете, что это связано… с общей тенденцией?

— Есть другой вариант? — спросил Берия. — Люди живут здесь по сто лет, по двести лет — никто никогда ни капли с неба не видел.

— М-да, — согласился Чаянов. — В такой ситуации надо отложить в сторону обиды и заговоры. Вы знаете, что кто-то убивает людей? Они исчезают.

— Мне это известно лучше, чем кому бы то ни было. Я — единственный, кто старается с этим бороться.

— А есть мнение, что за убийствами стоит ваша служба, — сказал Чаянов. Не вовремя сказал. И не дождавшись ответа, переменил тему разговора. — Дождь был холодный? — спросил он.

Берия снял очки и без нужды протирал их. Он не ответил.

— Все ложится в логическую цепочку, — сказал Чаянов. — К сожалению, все это — явления одного порядка.

По набережной шел человек. В длинном пальто. Незнакомый.

Берия подумал, что он так еще и не выяснил, кто девушка, кто тот мужчина? Он опасался отправлять экспедицию наверх, если возле сидят шпионы. Агенты неизвестного врага. Враг должен быть известен. Неизвестного очень трудно уничтожить.

Человек поравнялся с велосипедистами, что стояли перед входом в музей. Что-то сказал им, велосипедисты отвечали.

— Глупо, — сказал Берия, — подозревать меня в желании убивать местных жителей. Потому что мне нужен мир, населенный людьми. Чем их больше, тем лучше. Неужели вы этого не понимаете?

— Понимаю, — сказал Чаянов. — Расскажите мне, как идет подготовка к экспедиции.

— Что бы вы хотели узнать?

— Когда, сколько людей, где расположена цель вашего похода? И наконец, главное, о чем вы так упрямо не хотите рассказать нам, Лаврентий Павлович. Как вы сделаете, чтобы эти люди остались живы и выполнили задание?

— Наоборот, — улыбнулся Берия, поворачиваясь спиной к окну. Его силуэт казался Чаянову страшной карикатурой на человека, бочкой с большой затычкой. — Они должны знать, что, оставшись там, наверху, предав меня, они обязательно погибнут. У них должно быть одно желание — вернуться как можно скорее.

— Сколько же они там пробудут?

— Не больше трех дней. И это правда. Я нашел врача, который имеет вакцину.

— Вы не врете?

— Я не буду делиться с вами секретом. Не хочу, чтобы все стали бегать наверх на экскурсии. Но когда там, наверху, не останется живых, я сам организую вам экскурсии.

— Они вам поверят?

Это означало, что Чаянов поверил не до конца.

Лариса Рейснер вбежала в комнату. Рыжие, ничуть не потускневшие, коротко остриженные кудри туго закрутились.

— Дверь была открыта, извините, — сказала она. — Вы знаете, что шел дождь?

— Я промок, — сказал Берия. — Дождь мог быть радиоактивным.

— Но дело не в этом, — сказала Лариса.

Она замолчала, переводя дыхание, — в этом мире нельзя долго бегать.

— Что еще случилось? — спросил Берия капризно. Любое чрезвычайное происшествие касалось его, а он не выносил неизвестности. Он не любил, если узнавал о чем-то не самым первым.

— Там человек, чужой.

— Ну и что? Даже я не всех знаю, — сказал Берия.

— Вы не поняли, Лаврентий Павлович, это совершенно новый здесь человек. Он одет по-новому, это военный.

— И что же? — спросил Чаянов. — Я не понимаю.

— Он только что пришел… его увидели. И он начал стрелять.

— Что ты говоришь! — Берия направился к двери. Именно не пошел, не побежал, а направился, как положено выдающимся людям.

Он спешил навести порядок.

— Он не понимает! Он не понимает, что этот человек вышел из отверстия где-то рядом, совсем рядом…

Берия понимал куда больше, чем эти интеллигенты. Он знал, что сегодня не Новый год. И нигде нет Нового года, даже в чертовом Китае, даже у мусульман. Август месяц. Конец августа, скоро дети в школу пойдут.

Это означает, что нарушилось самое главное правило двух миров: переход возможен только в Юрьев день. У Берии была неплохая память, он помнил еще с детства поговорку: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». Эта поговорка знаменует собой отмену известного издавна правила отпускать крепостных к другому барину. Хотя за день многим не перебежать.

«Но если пошел дождь и кто-то провалился к нам в конце августа, то дела наши плохи. И раздумывать и планировать дальше нет смысла.

Все. Сегодня же. Завтра. Я не могу больше ждать…»

Берия сбежал по лестнице вниз. Велосипедисты стояли тесной группой, прислушивались.

Сзади послышались быстрые шаги. Лариса и Верховный спешили за ним.

Берия слушал.

Были слышны выстрелы.

Их здесь странно слышать. Природа оставила этот мир без огнестрельного оружия.

— Изготовиться! — приказал сержант.

По команде велосипедисты открыли багажники велосипедов и вытащили из них короткие черные арбалеты — самое мощное и редкое оружие, их положено иметь только полиции.

— Зачем он стреляет? — спросил Чаянов.

— Он стреляет в людей, — сказала Лариса. — Он бежит там, за Биржей.

Впереди пошли три велосипедиста и сержант — один велосипедист остался сторожить машину консула безопасности.

Открылся простор площади перед Биржей, прямо — Ростральные колонны и направо — мост к центру города.

2287
{"b":"841804","o":1}