— Ну не везде!

— Страх придумывают себе люди, чтобы было оправдание подчиниться. — Соня догадалась, что Люся имеет в виду империю Киевского вокзала. — Но за пределами империй и банд также существуют люди. Есть отшельники, а есть небольшие группы людей: секты, коммуны, я даже была в колхозе. Ты, Люся, не представляешь, как порой бывает интересно путешествовать.

— Может быть. Но мне страшно представить.

— А Дениску я нашла в пустом дачном поселке на станции Трудовая. Это километрах в сорока от Москвы. Я пошла по поселку в поисках книжного магазина. Бывают у станции книжные магазины. И вдруг испугалась — вижу инвалидное кресло, и в нем дремлет это существо. Вот и все.

— Нет, не все, — возразила Люся, — тут самое главное и начинается.

Соня ответила не сразу. Она смотрела на костер на том берегу, потом долго разглядывала воду.

— Может, сделать лодку? — сказала она наконец. — Или плот. И отправиться к морю.

— И ты его привезла в Москву?

— Я представила себе, что он так и будет сидеть в этой коляске, пока не умрет в ней. Один в пустом дачном поселке, в котором три четверти деревьев исчезло, а остальные голые, в котором стоят развалившиеся дачи… Ты не представляешь, какая это тоска.

— А твой… Денис, он понимал это?

— Он многого не понимает, зато он очень тонко чувствует. Ты, наверное, слышала о телепатах?

— Слышала.

— Так вот он эмфат. То есть человек, у которого сильно развиты чувства, в том числе предчувствие. Он чувствует любовь, ненависть, жалость… Если вы стоите рядом с человеком, а он вас ненавидит, то, может быть, вы этой ненависти не ощутите, а будете говорить с ним как с другом. Или вас любят, а вы не догадываетесь.

— Ну уж!

— Все бывает. А с Денисом иначе. Он так обрадовался, что увидел меня, а я тогда не поняла — думала, от одиночества. Одиночество его не пугает, он его не чувствует. В нем есть свой собственный мир, до которого нам никогда не докопаться. Но вот мою жалость к нему, мой страх, что с таким беспомощным существом что-то может произойти, — вот это он почувствовал. И я почувствовала, как ему меня не хватало. Я так и не знаю, почему он оказался там, в Трудовой, что за горе проникло так глубоко в него, что он остался в этом мире? И как может это сделать умственно неполноценный человек?.. Ничего я не знаю. Но я тогда поняла — вот есть существо, которое нуждается во мне. И моя жизнь приобрела смысл.

— Сразу? — почему-то спросила Люся.

— Да. Сразу. Я подошла к нему… Он был такой грязный, несчастный, и я повезла его к станции, там я видела бочку с водой. Я его умыла, потом мы пошли в Москву.

— И вас не трогали?

— Никто нас не трогал. Нас вообще больше никто никогда не трогал. Это даже интересно. Как будто Дениска распространял вокруг себя какое-то поле… Нас никто не трогал. Хотя, конечно, мы с ним являем собой нелепое и жалкое зрелище.

— Ничего, что ты его там оставила? — Люся показала на бытовку.

— Что ты! Он так любит к ним в гости ездить! Чай пить. Он слов мало знает, но у него богатые интонации, вы не поверите! И если к нему нормально относятся, то он может в таком месте век просидеть. А они его не гонят. Они сами за этим чаем могут годы проводить. И еще он Жулика любит. И знаете — собачка отвечает ему взаимностью…

Наступила тишина, которую прервала Соня:

— А у меня в городе, прямо в университетской библиотеке, есть своя комната, свой уголок, на первом этаже, чтобы мне было легче Дениску туда завозить. Там мы живем, читаем…

— А мне все на вокзале говорили, что отыскать тебя нельзя.

— Врут они. — Соня улыбнулась. Глаза за очками были неправдоподобно громадными и не улыбались. — Оттуда и до двери недалеко.

— До какой двери?

— Ну, до двери в ваш мир, — сказала Соня.

— Вот это для меня главная тайна, — сказала Люся, — и, конечно же, самая важная.

— Почему?

— Потому что если я смогу уйти в ближайшие дни, то с моей кровью еще ничего не случится… То есть я смогу снова жить у нас.

— Ты хочешь вернуться?

— Господи, Соня, ты что, разве не понимаешь, как я сюда попала?

— Я видела…

— И не задумалась ни о чем?

— Мы с Дениской об этом не думаем, — ответила Соня. — Главное, чтобы нас оставили в покое.

— Тогда сделай усилие!

— Разве это что-нибудь изменит?

Конечно же, Люся попалась на разговоры о книжках и любви к Денису. И забыла, что все равно Соня — словно саламандра, холоднокровное существо…

— Слушай меня внимательно, — сказала Люся. — Шесть лет назад…

— Шесть лет?

— Погоди! Шесть лет назад я была девчонкой, мне было двенадцать лет. Я попала сюда. И мне, и еще одному мальчику, Егору, удалось отсюда уйти. С твоей помощью. Ты помнишь, как шесть лет назад вы отправили через дверь в наше время девочку и юношу?

Соня нахмурилась. Потом спросила:

— А зачем вас отправили обратно?

— Это длинная и глупая история. В общем, я попалась на глаза вашему императору, царю Киевского вокзала, герцогу общественных туалетов, князю автостоянки…

— Ты шутишь?

— Шучу, шучу… но он-то не шутил. Он, оказывается, отправил меня домой специально, чтобы я, как они говорят, созрела. И когда мне исполнилось восемнадцать лет, меня должны были утянуть сюда обратно и сделать женой императора. И это им удалось, потому что никто не принимал их всерьез. Меня усыпили и в таком состоянии привезли сюда. Ты же видела!

— Да, я все видела, — согласилась Соня. — И как вас отправляли туда, я помню, и как вы вернулись… но я не думала, что это один и тот же человек. И что было потом?

— Потом? Вчера, а может, позавчера… я сама путаюсь в вашем времени… меня как бы обвенчали с вашим Павлом Петровичем.

— Кто такой Павел Петрович?

— Это и есть император всея вокзала. Я теперь твоя императрица и могу отрубить тебе голову.

— Не шути так, Люся, потому что здесь все воспринимается так серьезно, что лучше не шутить.

— Мне надо домой.

— Ну вот, — вздохнула Соня. — Говорили, говорили, а теперь ты так странно ставишь вопрос. Мне с тобой интересно. Переезжай ко мне в библиотеку.

— Ты не понимаешь, Соня, что я еще могу жить, как все, я могу иметь детей, я могу видеть настоящее солнце… Сонечка, пожалуйста, пожалей меня, открой для меня дверь в мой мир!

Люся всхлипнула. Сейчас все надежды сконцентрировались в очкастой губастой тетке и в ее идиоте. Они знали секрет золотого ключика, и без них она погибнет в лапах Карабаса-Барабаса.

Соня не могла никак понять, чего же Люся хочет. Нет, она понимала, что Люся хочет возвратиться в свой мир, она была бы рада помочь Люсе, но то, чего Люся требовала, было немыслимо и уж никак не касалось Сони и Дениса.

— А у господина императора еще жены есть? — спросила Соня, обнаружив полное незнание ситуации в собственной столице.

— Соня, при чем тут другие жены? Ты мне скажи, почему ты не хочешь мне помочь? Я тебя пришибить готова!

И зачем только из Люси вырвалась злоба! Сразу заверещал в бытовке Дениска, и Партизан выскочил на крыльцо.

— Девочки! — закричал он. — Девочки, не ссорьтесь! Ребенок же все чувствует и переживает.

— Ой, ну как же ты могла! — Соня сразу забыла о Люсе и кинулась к бытовке.

Люся осталась на берегу. Так она ничего и не узнала. Хотя все-таки сделано немало — познакомилась с Соней. Теперь осталось самое важное — убедить Соню открыть для нее дверь в наш мир. По крайней мере, понятно, что Соня знает, как это происходит.

Какое-то движение на том берегу реки привлекло ее внимание.

Люся пригляделась — там стояли два человека. Один молодой, стройный, длинноволосый, в джинсовом костюме, второй пониже его, с бородкой клинышком. Точнее не разберешь из-за легкой мглы, что плывет над водой.

В полной тишине у реки было слышно, что эти люди разговаривают, хотя слов не разобрать. Молодой, высокий как будто узнал Люсю, помахал ей рукой.

Люся пожала плечами.

— Императрица! — закричал высокий.