Как моей лягушке удалось перескочить в речь Калерии, относится к разряду чудес… или обычных совпадений в беседе коллег.

— Нам в любом случае придется еще встречаться с Егором. Так что давай проедемся по его показаниям и поглядим, нет ли тут нестыковок.

Тамара возвратилась с чайником, включила его в сеть и сообщила, что кофе кончается.

Тамара очаровательна нежной, изысканной красотой британской баронессы. По части нежности и изысканности облика она может дать сто очков вперед Калерии Петровне. Но очарование длится ровно до того мгновения, когда наша лаборантка, дитя харьковских окраин, открывает нежный ротик. Тамарочка стремится к знаниям и даже третий раз подряд пыталась поступить на вечерний биологический в университет. И мы все знаем, что года через два-три она обязательно туда поступит, если ее не утянет замуж какой-нибудь молодец в «Мерседесе». Ведь среди них тоже есть посланцы провинциальных окраин, так и не поступившие в университет. Впрочем, возможно, Тамарочка дождется своего доктора наук — как ни странно, она предана биологии, искренне любит наш институт и всех нас. У нее был неудачный, к счастью, краткий и почти забытый роман с циничным Добряком, зато она до сих пор немного влюблена в меня. Она — неотъемлемая часть лаборатории, и пускай молодец в «Мерседесе» не спешит приезжать за ней к воротам нашего особняка, без нее нам будет скучно.

— Начали, — сказала Калерия. На экране Егор уселся на стул, удобный, потертый, мягкий, с подлокотниками. Не такими ли были пресловутые гамбсовские полукресла? Этот стул предназначался для гостей. Как у знаменитого сыщика Ниро Вульфа. В нем пересидело несметное число жуликов, гениев, проходимцев, провидцев и идиотов.

После этого Егор покорно сообщил нам все формальные сведения о себе: Георгий Артурович Чехонин, 22 года от роду, студент пятого курса истфака университета, холост, родители живы-здоровы, проживает в Москве на проспекте Вернадского, абсолютно нормален, что подтверждается результатами медэкспертизы, которой Чехонин подвергся добровольно. Ничем катастрофическим не болел, шесть лет назад побывал в существующем параллельно с нами мире, где не действуют законы физики, а именно — не существует времени. Население этого мира, в той небольшой его части, которую удалось увидеть Егору, состоит из людей, которые пережили в момент Нового года душевную травму, настолько сильную, что всеми фибрами души не желали идти в новый год со всем человечеством, а предпочли отделиться от него и остаться в старом году.

— Ах, как это все ненаучно! — воскликнула тут Тамара. — На ученом совете решат, что мы все с ума посходили. Ведь Новый год — это условность.

— Скорее всего, и мир, в котором побывал Егор, тоже условность, — заметила Калерия.

— Но он так не думает!

— Тамарочка, помолчи, — попросила Калерия. Она продолжала наговаривать текст своего выступления на ученом совете: — «По воле случая Егор, переживший личную драму, оказался в прошлом вместе с девочкой Людмилой Тихоновой двенадцати лет. Подробный рассказ устами Егора Чехонина прилагается на дискете, и члены ученого совета могут с ним ознакомиться. Должна заметить, что по ходу сеансов искренность Егора Чехонина все время контролировалась и не вызывает сомнений».

Калерия на минуту выключила запись и заметила для внутреннего потребления:

— Интересно, он влюблен в эту девушку?

— Не похоже, — авторитетно ответила Тамара, главный эксперт в проблемах любви. — Так не любят.

Калерия кивнула, будто согласилась. И продолжала:

— «В стройной картине, представленной нам Егором Чехониным, меня настораживает способ, которым молодые люди возвратились обратно, к нам. Если ему верить, то существует переход, непостоянный, возникновение которого чувствует юноша в кресле. Не знаю почему, но мне такая версия не нравится».

Я согласился с Калерией. Мне тоже возвращение ребят из мира без времени казалось заимствованным из какой-то сказки. Будто автор ее не смог придумать ничего убедительнее. Тогда он махнул рукой и сказал: «Пусть будет театр!»

— Давайте же примем на веру все, что нам рассказали, — продолжала Калерия. — И постараемся представить себе этот мир таким, каким его увидел Егор. Мы знаем, что населен он слабо…

Мне хотелось спросить, не трудно ли Калерии выражаться так скучно и бесцветно. Но не надо ее перебивать. Ведь и без меня ее сейчас перебьет Тамара. Она уже принялась нервно двигать по столу чашки с горячим кофе и притопывать. Высокая грудь Тамары нервно вздымалась.

— Разумеется! — воскликнула Тамара. — Если бы туда попадал любой, у кого плохое настроение, Земля бы давно пустой была. Вы, Калерия Петровна, даже не представляете, сколько раз мне хотелось решительно бросить все и кануть! Наверное, случайность, что я сейчас с вами в одной комнате нахожусь.

Калерия терпеливо выслушала Тамару, кивнула ей и продолжила:

— Допустим, что свойство человека переходить из мира в мир — рудимент, память о далеком прошлом.

— А может, наоборот? — спросила Тамара. — Может, это от плохой экологии?

— Тамара! — не выдержал я. — Экология — это наука! Она не бывает плохой. Плохой бывает окружающая среда, доведенная до безобразия людьми.

— Вот именно! Довели до отчаяния и теперь сами бежим!

Она запустила длинные когти в терновый куст крашеных и завитых волос и нервно стала их дергать. Тамара была уверена, что именно она делает науку.

— Не получается, — сказала Калерия. — Егор видел там людей, которым, возможно, двести, триста лет. В то время никто не подозревал об экологии и окружающей среде. Но позвольте повторить вопрос: если бегство исконно присуще человеку, почему тот мир не переполнен беглецами?

— Потому что они изнашиваются, — напомнила Тамара.

— Люди не только изнашиваются, у людей меняются свойства крови, человека там можно убить, сжечь на костре, утопить, задушить. И этим способом контролировать количество жителей там отлично пользуются… Там…

Калерия оборвала монолог и обернулась ко мне:

— Я в отчаянии, Гарик. Я не знаю, как его назвать. Я язык сломала, придумывая эвфемизмы. Другой мир, параллельный мир, тот мир…

У Тамары уже был готов ответ.

— Планета самоубийц! — заявила она. — Так и назовем. Там же живут одни самоубийцы. Только те, у которых духа не хватило по-настоящему с собой покончить.

— Вряд ли, — вздохнула Калерия. — Слишком красиво.

— Тогда пейте кофе. Я вам не кухарка, — сказала Тамара. — Остынет, мне опять в туалет за водой бежать, кипятильник включать, а в любой момент может прийти пожарник. И конфискует чайник. Вы же знаете, что случилось в секторе ТИ.

Мы с Калерией скорбно склонили головы, потому что знали: в секторе Тайн Истории (ТИ) пожарник застал коллектив в момент преступления — кипятильник был в чайнике, а чайник кипел. Пожарник конфисковал чайник и накатал такую телегу директору, что тот был вынужден издать грозный приказ. А что прикажете делать, если в старом особняке нет места для буфета, а бегать в кафе к метро и дорого и некогда?

Мы стали пить кофе. К счастью, Тамара не жалела растворимки.

Калерия Петровна сидела, закинув ногу на ногу. У нее были узкие сухие колени и щиколотки, как у породистой лошади. Но ведь не скажешь доктору наук, что у нее ноги, как у породистой лошади?

— Тогда пускай будет «тот мир», — сказал я.

— Тот мир… в том мире, о том мире… попробуем.

— А я буду их называть «самоубийцами», — сказала упрямо Тамара.

— Я продолжу? — спросила Калерия, будто перед ней сидели не мы с Тамарой, а весь завтрашний ученый совет. — Живут они как придется, но по привычке предпочитают спать в комнатах. Животных там почти нет.

— А Жулик? — спросила Тамара. И сама ответила: — Наверное, он так тосковал по своему хозяину.

— По какому хозяину?

— Который трагически погиб. И тогда под Новый год Жулик решил остаться в прошлом.

— Тамарочка, помолчи, — взмолилась Калерия.

— Как скажете.