— Яичница скоро будет, — сказала Александра.
— А вы?
Качок уже был в кафе, он направился к нашему столу. Бармен увлеченно уткнулся в книгу.
Нет, это был не Порейко — его я знал по фильму и фотографиям. Это действующее лицо мне было незнакомо.
— Санька, — сказал качок, и мне показалось, что он пьян, — ты чего перед ним рассыпаешься? Я разве не вижу?
— Кирилл, — Александра инстинктивно закрылась подносом, прижав его к переднику как щит, — Кирилл, ты бы отстал от меня.
Кирилл хотел боя, Кирилл был недоволен, и я показался ему замечательной добычей.
Он наступал на Александру и оказался рядом со мной. Но пока он ограничивался упреками, я не вмешивался и стоял, опустив руки.
Такие вещи в незнакомых вертепах недопустимы.
Он мгновенно развернулся и врезал мне в плечо — целил в челюсть, и тогда я бы наверняка попал в нокаут, но он не рассчитал, забыв, что я выше его, хоть он, конечно, шире меня в плечах.
Я должен честно признаться, что в отличие от героев боевиков никогда не обучался у-шу, у-ку-шу или переку-шу, каратистов видел только на экране, а боксерской секции в детдоме не было. Но мне свойственно некоторое тщеславие. Люблю быть первым. Вернее, любил, пока не поумнел. А для этого в детдоме надо драться куда отчаяннее, чем на любой улице. Там сама жизнь ценилась ниже, чем у домашних людей. К шестнадцати, когда я на год раньше срока покидал детдом, я был независим. И не потому, что стремился к особому положению среди прочих, а потому, что люблю одиночество и не выношу, если меня трогают руками.
— Кирилл! — закричала Александра и замахнулась на него подносом.
Этот крик прошел сквозь меня, как сквозь кисель, потому что в тот момент я еще совершал странное волчковое движение. Я чудом удержался на ногах, правда, при том опрокинул соседний столик и разбил вазочку с полевыми цветами, поставленную на него Александрой.
Я не рассердился. В конце концов, я на чужой территории. Но если я разрешу себя бить, мне лучше сегодня же сматываться из Меховска.
Поэтому я позволил себе (говорю о том с сожалением) кинуться на глупого тяжелого амбала и нанести ему несколько болезненных и неожиданных ударов по ухмыляющейся физиономии. Конечно же, этот дурак был неповоротлив, и, даже если бы он оказался втрое сильнее меня, все равно в драке со мной он был обречен.
Когда он поднялся с пола, то принялся грязно ругаться и, естественно, полез за ножиком.
Тут очнулся бармен и стал кричать на Александру:
— Уходи, не видишь, что ли!
Непонятно было, что такого она могла увидеть. Ведь с грязными выражениями она, несмотря на свою хрупкую красоту, была отлично знакома.
Кирилл изображал, и довольно удачно, гориллу, идущую на случку, но его ножик опасности не представлял. Для того чтобы Кирилл обрел опасность для настоящих соперников, ему надо дать в лапы «калашникова», но, к счастью, «калашникова» ему не дали. В Меховске он, видно, пугал соперников видом мускулатуры.
Я отобрал у него ножик, и мне, чтобы получить передышку, пришлось, завернув ему за спину лапу и делая больно, вывести Кирилла из кафе и наподдать ему в зад так, чтобы он побежал, согнувшись вперед, стараясь удержать равновесие, но не удержал и кончил свой бег нырком по асфальту.
Тогда я возвратился в кафе.
Бармена не было.
Александра вела себя безукоризненно. Она перенесла мой завтрак на соседний, чистый столик. Была она при том печальна, лет сто назад я сказал бы, что она охвачена скорбью.
— Это ваш друг? — спросил я, стараясь вести себя солидно и естественно, хотя сердце колотилось и дыхание срывалось — давно мне не приходилось драться.
— Это мой враг, — ответила в тон Александра. — Но он очень опасный парень.
— Почему? Ведь он ушел?
— Он бандит, — сказала Александра.
— Настоящий?
— Они все ларьки держат, и здесь, и на базаре.
Говоря, она поглядывала в окно. Но я сидел к окну боком и изо всех сил боролся с искушением посмотреть, что делается на площади.
— Он и ваше кафе… охраняет?
— Нет. Только он на мне жениться хочет. Смешно, правда?
— Смешно, — согласился я.
— А вы откуда? — спросила она, все поглядывая на окно.
— Я к тетке приехал, только ее сейчас нет.
— А зачем вы приехали?
— Хочу отдохнуть, может, устроюсь на фабрику. Я — шофер и механик. Я в армии шофером служил.
— Чего же вы — один живете?
— Нет, — сказал я. — Тут мой брат двоюродный живет. Я у него пока остановился.
— Брат?
— Аркадий, — сказал я, доверчиво улыбаясь. — Может, вы знаете? Аркадий Полухин.
— А вы меня не разыгрываете? — спросила она с неожиданной для постороннего подозрительностью.
— А зачем мне вас разыгрывать?
Она не успела ответить.
— Бегите! — приказала она.
Тут уж я услышал такую тревогу в ее голосе, что невольно посмотрел в сторону окна.
Они шли вчетвером. Как ходят пешие ковбои, чтобы навести порядок в салуне. Меня ждала веревка, если шериф не успеет прискакать на вороном коне.
Александра потянула меня к двери на кухню.
Я подчинился. Я приехал сюда знакомиться с людьми и дружить по мере сил с местным населением. Но не лишиться рук и ног…
Мы пробежали в заднюю дверь.
И тут же я услышал, как народные мстители вошли в зальчик кафе. Нет, не вошли — вломились, врезались, рухнули.
Как назло, в полутьме у заднего хода я свалил какую-то бочку, бандиты услышали шум и затопотали следом.
Мы оказались во дворе, с левой стороны был открытый сарай, справа — распахнутые в высоком деревянном заборе ворота, около них поленница, по краям и углам двора росла трава.
— Прячься в сарай! — приказала Александра.
— А вы?
— Прячься, говорю, меня они не тронут. Я позову Диму.
— Не хочу в сарае прятаться, как в норе.
Последнее рассуждение было лишним — пока я произносил эту фразу, преследователи вывалились во двор. Александра, добежавшая уже до ворот, остановилась, потому что я оказался в положении неприятном — до сарая добежать не успевал. Впрочем, если я бегаю быстрее… Но бежать мне не хотелось. Я готов был даже получить пару синяков, но завоевать краешек сердца Александры.
Они ворвались во двор разгоряченные, полные справедливого гнева и желания стаи волков расправиться с наглым кроликом.
Нервы мои не выдержали, и я кинулся следом за Александрой.
Они настигли меня у самых ворот, кто-то толкнул в спину, я полетел вперед, покатился по траве, стараясь сохранить власть над собственными членами и, даже падая, ускользнуть от ударов.
Это мне удалось, я почти успел подняться на ноги спиной к забору, но все же крайний из них врезался в меня, припечатав к доскам так, что у меня вылетел весь воздух из легких. Похоже, что я переоценил свои силы…
Я отмахивался достаточно быстро и, как мне казалось, эффективно, но мне все же попали в скулу и чуть не оторвали голову.
Совсем близко визжала женщина — это была Александра, — я потом уж понял, когда в голове прояснилось. Она колотила их кулачками по спинам, даже ногами дралась, но молодцы были заняты тем, как бы им получше свалить меня себе под ноги, а я из последних сил отбивался, чтобы не упасть — иначе они переломали бы мне все ребра.
Краем глаза я увидел, как один из бандитов, осерчав, развернулся и врезал по щеке Александре, так что она упала в пыль.
И именно в этот момент во двор следом за барменом, который, оказывается, совсем не зря покидал свой пост, вбежал Дима Порейко в камуфляже и с газовым пистолетом в руке.
Лучше бы у него был простой пистолет, ну пристрелил бы кого из бандитов — одним меньше, остальные бы остались живы. Но Порейко не придумал ничего лучше, как выпустить всю обойму в нашу сторону. Так что пострадали все — и нападающие, и жертва. И даже Александра, которая лежала на земле.
С другой стороны, враги были достаточно деморализованы и сразу отступили, обливаясь слезами, кашляя и задыхаясь, а Одноглазый Джо, верный адъютант Порейки, в поношенном мундире с погонами без звездочек, как он был атаманом Меховского казачьего войска, погнал их нагайкой и дикими воплями. Бармен помогал ему, а Порейко разрывался между желанием красиво спасти свою возлюбленную и отомстить негодяям.