Лена почти не спала.
Утром пришел бодрый, пышущий здоровьем Николай.
Вместо того чтобы поздороваться, он с порога сообщил:
— Я нашел Мирошниченко, Сашеньку. Ты его не помнишь?
— Заходи.
Утро было туманным, серым, влага вползала в открытую дверь. Николай был без пиджака, в одной ковбойке. Он не признавал перемен в погоде.
— Боря спит? — спросил Николай.
Он прошел на кухню, сел за стол и стал водить ладонью по клеенке. Когда-то, тысячу лет назад, он сам купил эту клеенку дикой расцветки.
— Значит, так, — сказал Николай. — Они работают септорией каннабина. Я потому и вспомнил, что читал ссылки на его статью.
— Тебе чаю поставить?
— Нет, я пил. Но от кофе не откажусь.
— Кофе нет. Не купила.
— Нет проблем. Значит, Саша работает над септорией, а американцы узнали
— у них тоже проблемы, а у нас финансирования не хватает. Они ему долларов подкинули. Мне бы на сорняки подкинули, а?
— Не шуми, Борю разбудишь.
— В его возрасте я спал, невзирая на шумы. А помнишь, как моя мама отца колотила?
— И что же стал делать твой друг Саша?
— Они теперь перешли на другой грибок. Перспективы умопомрачительные!
— Николай!
— Перехожу к переводу на язык толпы. — Николай засмеялся собственной шутке. — Потерпи, мой Леночек, все поймешь, несмотря на твое физкультурное образование. Итак, септории могут угнетать отдельные виды растений. Мы заражаем грибком плантации, и растения определенного вида теряют способность к фотосинтезу. Они угнетены, они погибают.
— То есть если посыпать этим грибком наркотики, они погибнут?
— Ты не совсем поняла. Мы должны отыскать посевы опиумного мака, внедрить там культуру грибка…
Из своей комнатки вышел Боря, он не удивился, что блудный отец сидит с утра на кухне и мирно беседует с мамой, его мутило, он прошел в туалет.
— Он плохо выглядит, — сообщил Николай Елене.
— Ты прав, — сказала Елена, но Николай не уловил иронии.
— Ему надо больше заниматься спортом… или хотя бы быть на свежем воздухе. Ты совсем не потрясена моим рассказом.
— Не потрясена.
— Это же принципиальный прорыв. Мы покончим со всей этой заразой!
— Мы?
— Сашка сказал, что я могу перейти к нему в лабораторию фитопатологии. Понимаешь, мы с ним в одной системе. Мне дадут койку в общаге…
— Ты уедешь из Веревкина?
— Это настоящее дело! Мы не будем бегать за каждым наркоманом в отдельности…
Каждый наркоман в отдельности в лице его сына Бори стоял в дверях кухни, был он зеленоватого цвета и чуть шатался.
— Пустое дело, — сказал он. — Ты не представляешь, как они организованы. У них все схвачено, даже в правительстве свои люди.
Николай удивился:
— Ты откуда знаешь?
— Странно, что ты не знаешь, — вмешалась в разговор Лена, — открой любую газету.
— Ох уж эта пресса, — сказал Николай, хотя никакого вреда от прессы не испытывал. Как мама считала, так он и озвучивал.
— Лучше что-то делать, чем ждать. — Лена перешла на сторону мужа.
— Возьмитесь за руки, друзья, — сказал Борис и поплелся к себе.
Николай попрощался, радостный. Даже сказал:
— Пожалуй, нам с тобой лучше жить вместе, мы подходим друг другу.
— Тебе многие подходят, — возразила Лена.
Когда она вышла в магазин, на десять минут, Борис сбежал.
Лена знала, где его искать. Она схватила зонтик — на улице разошелся холодный мелкий дождик, — и побежала к кафе «Свежий воздух». Название звучало саркастически. На этот раз охранник ее узнал.
— Елена Анатольевна, — сказал он, завидя ее, — нечего вам у нас делать.
— Ты же знаешь, Буреев, — ответила Лена.
— Сейчас многие на это попадаются, — сказал Буреев.
— Так хорошо учился, — сказала Лена. — Даже жалко. — Не помнила она, как учился Буреев. Вернее всего, плохо.
— Это вы меня заразили, — сказал Буреев, который даже маленьким мальчиком был серьезен. — Привили любовь к спорту. Теперь так и живу: сила есть, ума не надо.
— А то бы уже кандидатскую защищал, — съязвила Лена.
— Вы не заходите, я вам его выведу, — сказал Буреев.
Лена подчинилась. Да и страшно было заходить. Она боялась Скошенного подбородка и еще более боялась Тигриного глаза.
Боря вышел не один. За ним, в двух шагах, шагал мужчина с тигриными глазами, главный подлец.
— Здравствуйте, Елена Анатольевна, — сказал он, — мне жаль, что так получилось. Но я не могу быть нянькой вашему парню. Другие в его возрасте деньги зарабатывают, а он у вас паразит.
«Наверное, он хочет, чтобы я устроила здесь сцену, все будут смотреть и издеваться».
— Пойдем, мама. — Боря потянул ее за рукав.
— Я обещаю, что буду гнать его, — сказал Тигриный глаз.
Он смотрел на Лену странно, если бы не предмет беседы, она бы решила, что нежно. Что он хочет ей понравиться.
— Но такие лезут в окно, если их гонят в дверь.
— Ма, ну пошли. — Боря вел себя как капризный ребенок.
Они пошли прочь. Буреев вежливо попрощался, но Лена не услышала.
— Я тебя увезу, — сказала она.
— Что ты, мама. — Боря успокаивал ее. — Куда ты меня увезешь? Они же везде. И я их буду искать. Мне больше ничего не надо.
— Но так быть не может! Ты же разумный человек! Я тебя воспитывала.
— Не в твоем воспитании дело, — сказал Борис. — Если хочешь, можешь меня убить, но тебе не будет легче, я тебе обещаю.
Лена невольно улыбнулась.
Они пили чай, Лена понимала, что ей надо возвращаться в школу. Но если она вернется, то Борис останется без присмотра — для него это смерть. Но и не выходить на работу нельзя — дома нет никаких сбережений. Она нарочно не заглядывала в свою маленькую шкатулку, где были все ее драгоценности — обручальное кольцо, которое она не носила, расставшись с Николаем, мамины колечки, подарок Николая — брошка из янтаря, в ней-то и золота — кот наплакал. И наследства ей не досталось. Никакого наследства.
Пришел Николай. Оказывается, он и в самом деле уезжал в Москву.
Лена расстроилась. Сама вроде подтолкнула Николая к этому шагу. Но до этого у нее был хотя бы один, хотя бы бестолковый, но союзник. А теперь она осталась совсем одна.
Николай принес фотографии.
Фотографии были крупные, двадцать на пятнадцать, цветные.
На четных — посевы наркотиков до обработки грибком, на нечетных отпечатках — результаты деятельности грибка.
На первых фотографиях были зеленые поля, обрызганные алой кровью — мелкими капельками крови. Это были, как догадалась Лена, цветы мака.
Растительность на нечетных снимках была бурой, выгоревшей, но не вся. Трава, которая росла в междурядьях, осталась зеленой.
Николай все не верил, что Борис с Леной до конца прониклись важностью открытия.
— А он не боится? — спросил Борис.
— Чего ему бояться?
— Ты не представляешь, папа, какие у них связи. В наши дни человека заказать — как поле перейти — бирюльки… А что такое бирюльки, папа?
— Не знаю, — сказал Николай. — Но нас не запугаешь.
— Вас никто не пугает, — сказал Борис.
И ушел спать. Он был слабеньким, и начиналась ломка. Хоть бы заснул.
Николай ушел, оставил фотографии Лене, наверное, чтобы смотрела и радовалась. Она смотрела. На обороте фотографий было написано, когда и где сняты. Лена дочитала географический атлас, стала искать по списку населенных пунктов, но, видно, это были небольшие населенные пункты, и она ничего не нашла.
Она долго не спала, ей все казалось, что Боря тихонько поднялся и уходит из дома, но потом она поняла, что сейчас, ночью, он никого не найдет, и стала думать, как прожить без работы — так ведь с голоду помрешь. Жаль, что в Веревкине нет панели. Вышла бы на панель улицы Советской или площади Ленина — сразу не переименовали, теперь только попробуй! И мужики будут ходить мимо и говорить: «А это наша учительница физкультуры, у нее мой младшенький учится гимнастике. Может, скинемся на двоих?» Мысли показались самой такими грязными, что она заснула, только чтобы не думать.