— Я иногда удивляюсь, — сказала Регина, — где ты научилась так говорить.

— Из книг, — честно ответила Дороти. — У меня хорошая память, и я помню мои любимые книги целыми страницами.

— Какие же у тебя любимые книги? — спросила Регина, не скрывая презрения перед любимым занятием Дороти, которым ей заниматься не положено.

— Разумеется, «Приключения Тома Джонса — найденыша»! — воскликнула Дороти. — И еще я люблю «Приключения Гулливера».

— Ах да, — отмахнулась Регина. — Только голову зря забиваешь.

Но слова Дороти запали ей в голову.

— Вы говорили о его желании ехать в Англию?

— Он сказал мне, что господин Рахман не доверяет европейцам. Он говорит, что европейцы обещают заплатить за наше возвращение, а потом забудут о своих обещаниях, — ответила Дороти.

— А что ты сказала?

— Я сказала, что вы можете дать ему расписку.

— А он?

— Он считает, что этого недостаточно.

— Сегодня я снова буду разговаривать с Рахманом, — сказала Регина, — потому что больше терпеть нельзя. С каждым часом мы удаляемся. Я не могу ждать оказии в Омане, потому что должна попасть в Рангун, к Джулиану, первой и не допустить, чтобы сплетни о моем поведении, о том, как я купила себе билет домой, оказались в Рангуне раньше меня. Ты это понимаешь?

— Разумеется, — ответила Дороти.

— Сегодня я буду предлагать ему все, что возможно, абсолютно все! Я должна купить, выпросить, вымолить…

После обеда Регина одна пошла на переговоры с Рахманом. Дороти осталась в каюте. Там ей не сиделось, и она вышла на палубу. Она хотела, чтобы вышел Камар, пускай он расскажет, как там идут дела. Как бы Регина в своем неуемном желании попасть в Рангун не наобещала лишнего.

Но Камар не выходил. Уже темнело.

Дороти увидела Дейвиса. Оказывается, англичане жили на нижней палубе, вместе с матросами. Дейвис жаловался, что кормят плохо, но, правда, не обижают.

И не заставляют работать.

Уже было совсем темно, на теплом небе высыпали яркие тропические звезды, над палубой босые матросы зажгли фонари, засветились и окошки в каютах. Дороти стало зябко и неуютно. Она вернулась в каюту.

Вскоре пришла Регина. Она была взбешена. Она прижимала к животу коробку со своими драгоценностями, на которые делала основную ставку. Но Рахман отказался от драгоценностей, правда, предварительно ощупав и обнюхав их. Они показались ему недостаточной платой. Регина предлагала выписать вексель, и это не помогло.

— А как вел себя Камар?

Дороти хотелось, чтобы он вел себя как друг.

— Он молчал, но я поняла, что он на стороне отца. Он — подлец!

— Почему вы так думаете?

— Я знаю людей. И я сама не святая, мне легче разбираться в людях, чем тебе, потому что ты еще наивная дурочка!

Почему-то Регина сердилась на Дороти.

— А что будет дальше? — спросила служанка.

— Дальше? Он сказал… Я сказала, что согласна на любые его условия. Пускай он их мне предложит.

— А он?

— Он сказал, что они посоветуются с Камаром и сегодня же он скажет мне свои предложения.

В этот момент в каюту заглянул мальчик и сказал по-арабски, что было понято одинаково женщинами как приглашение Регине возвратиться к Рахману.

— Я буду молиться за вас, госпожа, — сказала Дороти.

— Ну что ж, твои молитвы мне могут пригодиться, — рассеянно ответила Регина, думая совсем о другом.

Дороти взглянула на камешек — просто так, почти нечаянно. Камешек был темен. Странный камень — он темнеет и рядом с деликатным Камаром, и рядом с испуганной Региной, которой и дела нет сейчас до своей служанки.

Пока хозяйки не было, Дороти пыталась шить, но руки плохо слушались — чувство тревоги не отпускало ее.

Окончательно миссис Уиттли возвратилась примерно через час.

Слабый свет двух фонарей все же позволил Дороти увидеть, что хозяйка возбуждена и скорее расстроена, чем рада, хотя от дверей она громко сказала:

— Все в порядке. Мы договорились.

— Но как? — Дороти вскочила и стояла у стола, прижав к груди рукоделие.

— Ужасно! Просто ужасно. Я отдала ему драгоценности. Затем я выписала на его имя вексель на десять тысяч рупий. Я не представляю, сможет ли мой муж собрать такую сумму. Просто не представляю…

— И это все?

Регина ответила не сразу. Она прошла к своему дивану и села на него, подогнув под себя ноги.

— Я ужасно устала, голова разламывается!

— И больше ничего не было? — повторила Дороти вопрос, потому что хозяйка чего-то недоговаривала.

— Практически все. Да… Практически…

— Что это значит — практически? — спросила Дороти.

— Не считая пустяков! — сердито ответила Регина. — Ты что, спать не собираешься?

— Нет, мы же не ужинали.

— Ах да! Но меня покормили у Рахмана.

Как будто после этого вопрос об ужине отпадал. Дороти могла потерпеть.

— Госпожа!

— Не мешай мне спать! Я устала и плохо себя чувствую.

— Но вы не разделись… давайте я помогу вам…

— Отойди! Не смей ко мне прикасаться!

— Вы сердитесь?

— Разумеется, я сержусь! — Неожиданно миссис Уиттли вскочила с дивана и уткнула перст в грудь Дороти. — Я сержусь на тебя за предательство, за измену! Я тебе этого никогда не прощу!

— Я не понимаю вас, мэм.

— Еще бы! Тебе невыгодно меня понимать. А сама за моей спиной крутит амуры с горбатым наследником! Я все знаю, вы обо всем сговорились. И я не удивлюсь, если потеряю служанку, которая бросит меня в тяжелый момент и перебежит к грязным мусульманам.

— Что вы говорите?

Регина не ответила, потому что в дверь постучали, вошел мальчик и сказал что-то по-арабски, обращаясь к Дороти.

— Что он говорит? — спросила Дороти.

— Зовет тебя на свидание к твоему ублюдку! — прошипела Регина, но негромко, чтобы не было слышно вне каюты.

— Мне нужно идти? Так поздно? — удивилась Дороти. — Скажите им, что я приду завтра.

Мальчик потянул Дороти за рукав платья.

— Иди, иди, — куда мягче произнесла госпожа. — Только не задерживайся. Мне трудно без тебя раздеться.

Подчиняясь требованиям посланца, Дороти сделала шаг к двери.

Настроение у нее было отвратительное, она чувствовала, что происходит нечто страшное и угрожающее, но еще не понимала — что же именно.

Мальчик проводил Дороти в каюту, расположенную этажом выше, чем каюта женщин.

Он постучал три раза в дверь, изнутри донесся знакомый голос.

Мальчик открыл дверь, пропустил Дороти и ушел. За спиной туго хлопнула дверь.

— Добрый вечер, — сказал узкоплечий Камар. Вместо тюрбана на его голове была лишь зеленая повязка, струящийся шелковый халат доставал до пола и даже волочился сзади, шурша по коврам.

Он протянул к Дороти руки, и та только сейчас как следует рассмотрела, какие у него бледные и длинные пальцы.

— Добрый вечер, — настороженно произнесла Дороти. — Почему вы позвали меня? Ведь сейчас очень поздно.

— Потому что Аллах откликнулся на мои молитвы, — хрипло проговорил молодой человек. — Он даровал мне счастье.

— Какое? — решила уточнить Дороти.

— Тебя, — ответил Камар.

— Я вас не понимаю, — сказала Дороти.

— Ты отдана мне. Твоя хозяйка отдала тебя, и поэтому наша баггала уже изменила курс. Если ты выйдешь на палубу и посмотришь, ты увидишь, что звезды расположены на небе иначе, чем прошлой ночью. Мы держим теперь путь не на Южный крест, а на Полярную звезду в созвездии Малой Медведицы.

Сообщив эти навигационные сведения, Камар замолк, и так как Дороти все еще не могла найти слов и сил, чтобы ответить ему, он сам продолжил:

— Судя по выражению твоего лица, я могу предположить, что для тебя мои слова — новость.

— Да. — Дороти удивилась, услышав совершенно чужой низкий голос.

— Она тебе ничего не сказала? Ай-ай-ай! Я-то думал, что вы обо всем договорились. Я так надеялся, что ты добровольно решила соединить свою судьбу с моей.

— Судьбу… — Дороти ничего не могла понять.