И Дороти поняла, что он скажет дальше, потому что была готова ответить молодому человеку подобными словами.

— Я признаюсь, что, если бы не смертельная опасность для вас, я бы не осмелился… и, может быть, долго бы не осмелился до вас дотронуться… Но завтра может случиться всякое…

— Спасибо, — сказала Дороти, потому что совершенно не представляла, что надо отвечать в таких случаях.

За их спиной остановился старший помощник. Он молчал, но они чувствовали его присутствие и обернулись, спрятав руки за спину.

— Простите, Алекс, — сказал старший офицер. — Капитан просит вас заступить сейчас на вахту вместо Смитсона. Он должен дать вам некоторые советы…

— Слушаюсь, — ответил Алекс.

Он обернулся к Дороти и протянул ей небольшой листок бумаги.

— Здесь написан, — сказал он, — адрес моей тети в Польше. На случай, если судьба разбросает нас. Я буду писать тете — она единственный родной мне человек.

— Моя мама живет на Вудгарден-роуд, шесть, — быстро сказала Дороти. — Миссис Форест. А я — мисс Дороти Форест.

Штурман протянул девушке руку.

Дороти встретилась пальцами с кончиками пальцев молодого человека.

Штурман наклонился, видно, желая поцеловать ей руку, как это делают поляки, но Дороти никто никогда не целовал руку, и она, почувствовав намерение Алекса, убрала руку за спину. Но смотрела на него в упор, открыто. Подвижны были лишь пальцы, сминавшие за спиной бумажку с адресом Алекса.

Штурман сказал:

— Спокойной ночи, Дороти, поспите немного.

— А когда это начнется?

— Как встанет солнце, — сказал штурман.

— Или еще раньше, — сказал старший помощник, — все зависит от того, насколько им удалось сблизиться с нами.

— Тогда нападайте первыми! — сказала Дороти.

Мужчины улыбнулись — из уст такой молоденькой девушки вызов звучал курьезно. Они вместе ушли на ют. Их фигуры растворились во тьме. Потом Дороти услышала, как стучат по трапу их башмаки. Моряки негромко говорили, и Дороти стало обидно: неужели штурман уже не думает о ней?

Еще некоторое время Дороти оставалась у борта, иногда оборачиваясь к штурвалу, у которого смутно виднелись люди и слышался негромкий разговор, потом она смотрела в море в надежде увидеть огни неприятеля, чтобы скорее выстрелили наши пушки и убили всех врагов.

Потом ей стало зябко и захотелось спать.

Дороти вернулась в каюту.

Регина не спала.

— Ты где была? — строго спросила она.

— На палубе.

— С кем?

— Ой, ни с кем! Там были разные люди. Доктор Стренгл, старший помощник капитана Фицпатрика.

— И Алекс?

— Он сейчас на вахте, — ушла от ответа Дороти.

— Ты бегала на свидание! — решительно заявила хозяйка. — В тот момент, когда решается вопрос жизни и смерти, ты думаешь только о свиданиях.

— Нет, — ответила Дороти, — я думаю о том, как немного поспать. Мистер старший помощник сказал, что они могут напасть на рассвете.

— Так и сказал?

— Да.

— А сейчас сколько?

— Не знаю. Сейчас еще ночь. Будут бить склянки, и мы узнаем.

Они лежали молча и ждали, когда ударят склянки. Но не дождались и заснули.

А проснулись от грохота, который предшествует близкому сражению в море.

По трапам стучали каблуки матросов, нижняя палуба стонала оттого, что по ней подкатывали орудия, отовсюду неслись крики, даже над головой, в капитанской каюте стоял топот.

Открыв глаза, Дороти увидела, что миссис Уиттли уже наклонилась и трясет ее за плечо.

— Скорее, лежебока! Помоги мне одеться!

Она умела так больно щипаться!

— Сейчас, сейчас… Уже началось?

— В жизни я еще не слышала более глупого вопроса!

Регина стащила сонную Дороти с постели, и та, пошатываясь, протирала глаза. И тут увидела, как мешки, закрывавшие окна на корме, медленно падают внутрь. Они шлепнулись на пол, и в каюте запахло паленым.

— Что это?

— Он еще далеко, — сказала Регина, проявлявшая незаурядное присутствие духа. — Достань из сундука мой костюм для верховой езды.

Переступая через осколки стекла, усыпавшие пол каюты, Дороти пошла к нужному сундуку и отыскала в нем пришедший с Востока, модный в Лондоне, но не одобряемый светом костюм, состоящий из широких шальвар и короткой куртки, расшитой серебром. Он позволял сидеть на лошади верхом. Как только Регина догадалась вспомнить о нем!

В дверь каюты заглянул доктор Стренгл. Он был бледен и встрепан более чем обычно.

— Что вы тянете? Спускайтесь в лазарет! Здесь опасно.

— Доктор, закройте дверь! — крикнула Регина, потому что ей пришлось перекрыть голосом грохот, донесшийся с палубы. — Даже в такую минуту неприлично наблюдать, как переодеваются дамы.

Отважная птичка, подумала Дороти, натягивая обыденное синее платье, отороченное по вырезу кружевами.

Регина надела шляпку с узкими полями. Дороти повязала на буйные волосы серый платок.

— Я должна все видеть! — повторяла Регина, готовясь к выходу в свет. — Я не могу сидеть, как крыса, нору которой заливают мышьяком! Ты пойдешь в трюм или на верхнюю палубу?

— Я с вами, — ответила Дороти.

— Тогда пошли.

Регина достала из шкатулки, стоявшей на столике у ее ложа, небольшой каретный пистолет. Пока Дороти заканчивала свой туалет, со сноровкой бывалого солдата Регина успела натрусить в ствол пороха, забить пулю, насыпать затравку на полку — она была готова к бою.

— Пусть только он ко мне подойдет, — сказала она спокойно.

Наверное, она имела в виду самого генерала Бонапарта.

Дороти оружия не полагалось, и она последовала за хозяйкой на палубу, надеясь, что там еще нет пиратов.

Пиратов там не было, но именно в тот момент, когда женщины появились на палубе, в десяти ярдах перед ними от удара ядра рухнула, обломившись, рея с грот-мачты, увлекая за собой нижний грот-марсель. Они отпрянули назад, в каюту, но в тот момент Смитсон, сбежавший сверху, кинулся к ним и повлек за собой Регину к открытому трапу, откуда поднимался дым и пахло серой, как из преддверия ада. Время от времени оттуда вырывался тугой звук — стреляли пушки «Глории». Смитсон помог госпоже Уиттли спуститься на орудийную палубу, на Дороти он не обращал внимания, полагая, что служанка последует за воинственно выглядевшей госпожой.

На орудийной палубе Дороти зажмурилась от обрушившихся на нее грохота, криков раненых, едкого дыма и выстрелов. Она остановилась, опершись на основание мачты, и старалась понять, что происходит вокруг. Спутники Дороти исчезли из виду.

В этот момент случилось нечто ужасное, пришедшее из кошмара, чего в жизни не бывает. Оглянувшись на треск, удар и крик, Дороти увидела, как сквозь мощные доски борта внутрь корабля врывается, как бык, ломающий рогами перегородку, красное, чернеющее на глазах ядро… Поражая канониров, во все стороны, словно стрелы, полетели щепы. Кто-то заорал, а Дороти глядела в неровный круг голубого неба, потом перевела взгляд туда, где, оставив за собой дорожку разрушения и гари, успокоилось ядро. Оно было на самом деле невелико — только в полете показалось Дороти громадным, но натворило немало бед на орудийной палубе…

Грязный, словно обугленный, офицер, который стоял слева от Дороти, закричал, как будто приказывая пушкам, откатившимся назад после выстрелов:

— Товсь!

Навалившись на лафет, канониры покатили пушки к раскрытому борту. Офицер словно не замечал, что не все соседние пушки одинаково двинулись к бортам, так как людей уже не хватало — один лежал, вытянувшись во весь рост, еще один скорчился от боли, третьего пронзило деревянное копье, оторвавшееся от борта.

Этот канонир смотрел на Дороти, будто просил помочь, даже губы его беззвучно шевелились — да разве разберешь в таком грохоте и треске?! Дороти шагнула к нему, но остановилась, оробев, потому что не знала, что ей делать, когда приблизится.

— Иди…

Еще два шага.

Рядом грохнула пушка, и краем глаза Дороти уловила ее стремление ударить и раздавить. Дороти отпрыгнула, но пушка ударила углом лафета раненого матроса и прекратила его страдания… Его оттащили и бросили рядом с мертвыми. Дым рассеялся, Регины не видно.