— Тем более, пошли пораньше!
— Что, даже чаю не попьёте? — ворчливо спросил Пахом.
— Пожалуй, нет, — решил я. — Пошли, Кузя. Проверим мою теорию.
Кузьма влетел в дом, выскочил человеком, мы бодрым шагом пронеслись до Академии, подпитались в музее и направились в госпиталь. По дороге я излагал свою концепцию:
— Смотри. Ты боевых ран всяких видел предостаточно.
— Так.
— Бывают сами по себе раны опасные, и зародыш смерти в них большой — но чистые. А бывают…
— А-а-а! — понял Кузя. — Это ты про те, на которые мелочь глазу неразличимая собирается, радостно человека жрёт, и всё становится ещё хуже?
— Вот именно! А эта мелочь, между прочим — тоже живая. И если её энергией смерти накрыть…
— Ничего себе, бать, ты задачи ставишь! Это ж какая ювелирная точность нужна!
— Ну, не всё же мне тренироваться, где-то и тебе. А то кое-кто у нас тут нос задирать начал.
— И кто же это? — картинно удивился Кузя.
— Артист! Готовься: придём — будешь какой-нибудь прибор изображать. Слушалку, я не знаю. А я — лекаря. А то опять вся польза мимо меня проскочит.
Кузя прицыкнул:
— Неудобно мне будет инструментом. Давай знаешь как попробуем: я также под вид доктора, только ты за мной ходи и вроде как контролируй — руку на плечо положи, к примеру.
— Думаешь, сработает?
— Проверить надо.
— Ну, давай проверим.
Ирина нашлась на прежнем месте. Обрадовалась.
— Ой, Дмитрий Михалыч, как ваш благотворительный визит хорошо обернулся! Заведующий отделением, правда, с подозрением отнёсся, но пациентки низкий поклон вам и вашему помощнику передают и благодарности! В состояниях у всех огромные улучшения.
Ну, ещё бы.
— Нам приятно, — за двоих ответил я. — Но сегодня у нас ещё одна просьба. Можно ли нам устроить визит к какому-нито больному, состояние которого особенно тяжёлое?
Несколько минут мне пришлось потратить на объяснение: что конкретно нам надо.
Ирина Матвеевна пребывала в сомнении:
— Вам, получается, в инфекционное надо. Но там… — она поморщилась. — Я даже не знаю, как вам…
— Может, мы с чего-нибудь попроще начнём? — предложил Кузя. — Для проверки наших возможностей? Может, у кого-то шов плохо заживает или нарыв какой-нибудь?
Она побарабанила пальцами по столу.
— А есть такая у меня. Пойдёмте, — она достала из шкафчика белые халаты, — вот, я сдать не успела, да и к лучшему. Мы сейчас с вами пойдём в бокс. Женщину ночью привезли, прооперировали экстренно. Она ещё от наркоза не отошла, спит. Но мне, знаете, не нравится… м-м-м…
— Подробности не нужны, — отстранённым голосом ответил Кузя.
— Понятно, — Ирина покосилась на Кузю.
Меня, честно говоря, тоже настораживало вот это состояние, в которое он тут в госпитале проваливался. Обычно сосредоточенность Кузьмы выглядела по-другому.
Мы снова прошли в «тяжёлый» край, толкнулись в крошечную палатку.
— Вот, посмотрите. Тот ли случай?
Кузя взял женщину за руку, глаза слегка прикрыл:
— Да, то что надо, — и про себя: «Бать, держи меня».
Он посидел, склонив голову и нахмурившись. Потом тряхнул головой:
— Ирина Матвеевна, вы могли бы подежурить в коридоре, чтоб никто дверь не дёргнул? Мне нужно максимально сосредоточиться.
— Да, конечно.
Докторша вышла в коридор, и я сразу спросил: «Что не так?»
«Плохо идёт, — покачал головой Кузя. — У меня-то всё нормально, а вот участия тебя в этом процессе почти не чувствую».
«И что ты хочешь? Всё-таки инструментом?»
«Попробуем? Ты ищешь то, что надо вычистить, я изнутри подправляю потоки, если нужно, — Кузя преобразился в странного вида медицинский инструмент (или не медицинский — никогда таких не видел), — Бери меня и для начала просто к зоне пульса прикладывай».
Я прижал железяку к женской руке и присмотрелся к ментальному полю: «Ядрёна-Матрёна! Тут свой зародыш смерти вон какой! И что мы сейчас — мелочь эту выкосим, а его оставим?»
«М-да, не вариант, — согласился Кузьма. — А давай мы прямо этим зародышем всю погань мелкую и вычистим? Как, бишь, она их называла?»
« Инфекция, кажись. И бактериями ещё».
«Давай, зародыш потихоньку тяни и сразу на дрянь эту…»
Примерно в таком режиме мы валандались минут двадцать — очень долго с непривычки. Кузя вернулся в человеческий вид и устало вытер лоб:
— Капец. Только к цели сброса лишнего мы не приблизились ни на шаг. Наоборот, ещё подобрали.
— А вы кто? — вдруг спросила женщина и попыталась привстать.
— Лежите спокойно, больная! — мигом вошёл в докторскую роль Кузя. — После операций запрещены резкие движения! Сейчас ваш лечащий врач всё вам объяснит, — он сунулся в дверь: — Ирина Матвеевна! Зайдите!
Мы вышли в коридор и запустили внутрь докторшу.
— Мы халаты в кабинете оставим, — сказал я, прикрыл дверь и поторопил Кузьму: — Пошли пободрее! Чёт ты у меня после этих докторских сеансов как примороженный?
— Так это нормально! — Кузьма перекинул халат через руку и взъерошил волосы. — Это, пап, следствие нехарактерной деятельности. Я ж меч. С лёгкостью калечу. В привычном режиме поединка я всё вижу как… мишени, что ли? Уязвимые зоны. Точки поражения. Люди, заклинания, стихии, оружие — всё так воспринимается. А тут нужно в совсем другом пласте работать. Приходится… перестраиваться. Месяц-два так поупражняюсь — буду на щелчок переключаться из одного типа восприятия в другой, — Кузя для убедительности звонко прищёлкнул пальцами. — Чего только с мёртвой энергией делать? Я сейчас вполне в состоянии пару отрядов мёртвых големов смастерить.
Я аж остановился. Марварид! Она делала големов на мёртвой тяге. Да, они были жуткими и наводящими ужас — но это потому что она их хотела сделать устрашающими! А в остальном…
— Что? — спросил Кузя, и я, чтоб не париться, просто поделился с ним представившейся картинкой.
— Ёшки-матрёшки! — восхитился меч. — Вопрос охраны решён сам собой! Кого наделаем?
— Да хоть собак! Вдоль забора штук тридцать посадить — хрен кто прорвётся.
— Да я тебе из глины хоть завтра налеплю! Интересно, если у нас рядом с парадным входом глиняная стая сидеть будет, городская охрана, наверное, возмущаться начнёт?
— Конечно! Там же парадная улица, если только мраморные статуи у входа поставить.
— А по фасаду — горгулий!
— Да ну, страшные они, горгульи эти. Симуранов* если на балкон. Слетят, случись что.
*Симураны — летающие псы
(вариант — волки),
персонажи славянской мифологии.
— Василисков в ниши посадить можно, — пошёл фонтанировать идеями Кузя. — А из летающих ещё — грифонов, прямо под крышей.
— Из камня-то, впрямь, получше будут. Мастерскую какую поискать надо бы.
— Фёдору поручить. Этот всё найдёт.
— Ох ты ж, с ним ещё про налоги переговорить надо, до октября всего ничего осталось.
Мы почти прошли проулок, отделяющий Академическую улицу от Госпитальной, когда Кузя вдруг притормозил, убедился, что лишних глаз нет и обернулся фибулой, бодро пристегнувшейся на лацкан моего пиджака.
— Чего ты?
— Видел, машина только что проехала?
— Ну.
— А на заднем сиденье — Настька Салтыкова.
— Не успел рассмотреть. Не хочешь, чтоб она тебя видела?
— Совсем не хочу. Нафиг! С глаз долой — из сердца вон, решили же.
— М-гм. А то мелькнула у меня вчера мыслишка за недостачу Настасью тебе в пользование попросить.
— Всё, пап, не подкалывай!
— Ладно-ладно, шучу! Кто это, интересно, её привёз? Не Салтыковская машина. Неужели Настя решила личную жизнь устроить, пока папане не до неё?
— Да и пофиг на них всех! — сердито буркнул Кузя.
Мы повернули на Академическую. Из большого глянцево-синего автомобиля вышел парень на вид лет двадцати и двое девчонок — одна, понятно, Настя Салтыкова, а вторая — очень похожая на парня девица с задранным к небу носом.