– Дмитрий Михалыч, – с трудом дождалась паузы Стеша, – а что это – Арена?

– О, Стеша, это великое место, где маги могут решать между собой споры и устраивать поединки. Иногда дружеские, а иногда – и до смерти. На Арене нельзя смухлевать. Если уж вызов, то поединщики заходят только со своим оружием, и никто не сможет сквозь щиты Арены ни просочиться, ни помощь кинуть.

Чтобы пробить щит Академической Арены нужна была мощь Бога. Случались, знаете ли, прецеденты. Когда один молодой архимаг чуть не растворился в молнии – вмешался Перун, в тело вернул. Ещё и поджопник такой выписал, что неделю потом седалище болело. А может, тем божественным пинком из аватаров* и выбил? Рано мне было ещё... Я к последней границе только у Разлома подошёл. Да и то не перешёл бы. Незачем...

*Ступени магического ростаи пределы значений,в рамках которыхмаг оперирует энергиями:Посвящённый (0 – 10)Ученик (10 –30)Подмастерье (30 – 100)Маг (100 – 300)Магистр (300 – 700)Архимаг (700 – 1200+)Аватар (неопределяемо).По большому счёту,аватар – уже не вполне человек.

– А вам не страшно? – испугалась Стеша. – А вдруг боярин вас вправду вызовет?

– Я ж не с пустыми руками пойду, – усмехнулся я. – С мечом. А в этот меч, Стеша, сила целого архимага упакована.

– Так то меч... Как же вы им будете, когда он архимагический, а вы...

– А я – ученик пока? Это не страшно. Тому мечу воин вовсе и не нужен, он и сам по себе может. И даже против целого войска! – если брать в расчёт нынешнее малосильное в магическом отношении войско, каким оно передо мной предстало. – Он того боярина... Слыхала, может, как Змей-Горыныч говорил, «на одну ладонь посажу да другой прихлопну»?

– Так он же хвастался!

– Змей-то? Тот и вправду мог.

– А это разве не сказка?

– Сейчас, может, и сказка. Но все сказки когда-то были правдой.

И Змей. Книгу сказок найти, что ли?

– И Горыныча всё равно Иван-Царевич победил, – поставила точку в разговоре Стеша и принялась за малиновый пирог.

Ну вот. Чуть что – сразу «Иван», как будто других имён нет. Хотя Царевич Горыныча побеждал неоднократно, потом Змей даже подначивать его перестал. Меня, в смысле. Да, сперва меня Царевичем на факультете прозвали – всё ж таки прямая мужская линия от Рюрика, хоть и не старшая. Да и магия мне легко давалась.

Это потом, когда я Кузьму сделал, стараниями язвительной Ярены ко мне крепко кличка «Дурак» прилипла...

Нас в кружке со студенчества было пятеро – я, Змей, Кош, Ярена и Малуша. И вот не надо ухмыляться, увлечены мы были в первую очередь магией, новыми открытиями и достижениями, ходя и к девам тоже подкатывали, но это было... второстепенное, что ли. Особенно с Малушей.

Очень её камни привлекали. Руды. Минералы. Структуры земельные. Ах, как её Ярена за успехи ревновала! Малуша одна меня поддержала, когда я в меч вложился. Для неё, казалось, любая жертва была приемлема – ради познания магии. В последний раз я её увидел, когда заново до архимага дорос. Нужен был мне камешек один специфический, и за этим камнем я к Малуше и пошёл – по наводке Змея, между прочим, иначе, не зная точного места, фиг бы я её отыскал.

Пришёл, сел на камень, мхом обросший, дождался урочного часа. И вот тут в первый раз я понял, что не хочу аватаром быть. Горыныча в змеевой шкуре никогда не боялся, а тут... Огромная малахитовая ящерица с человеческим лицом смотрела на меня подёрнутыми изумрудной дымкой глазами. И не было в них никаких человеческих желаний – только что-то далёкое, отстранённое... Она изучала меня, замершего, постепенно то ли вспоминая, то ли узнавая. Шевельнула чёрной полосой вдоль хребта, поднялась с земли почти прежней девицей в изумрудном сарафане. Только коса будто к спине приклеена, и среди смоляных прядей полнёшенько медных, точно проволочки вплетённые. И взгляд нечеловеческий, Перун – и тот живее смотрит.

Летел потом домой да всё думал: хочу ли я такого? И понял – нет, не хочу. Да и не было у меня пристрастия к определённой магической стезе. Змей вон в зооморфы подался. Кош лекарскую школу развивает. Ярена – наоборот, энергию распада хотела использовать, оптимизировать, понимаете ли, естественные природные процессы.

И только мне было интересно сразу всё. Как есть Дурак.

УЧЁБА, ДЕНЬ ПЕРВЫЙ. И ЭТО Я ЕЩЁ ИЗ ДОМА НЕ ВЫШЕЛ!

Первый день осени чётко дал понять, что расслабляться не следует.

Мы пили утренний чай: я, Пахом и Стешка. На самом деле это только так называлось – «чай». Стол был уставлен всяческими вкусностями, соответствующими, по понятиям кухарки Осьмуши, утренней еде: плюшками, творожными и ягодными ватрушками, сладкой кашей с изюмом и цукатами, морсами трёх сортов и медовым сбитнем.

– Ну вот, двое учеников у нас, – довольно поглядывал на меня да на Стешку дядька. – Вы ужо смотрите там, в первый день-то ни с кем не раздеритесь. Особенно ты, Степанида!

– А чего я-то? – сделала Стеша честные глаза. – Я всего-то два раза только их и поколотила.

Мне стало смешно и при том любопытно – кого это «их» и за что? Но выяснение занятных подробностей пришлось отложить на более позднее время.

– Глянь, – Пахом ткнул пальцем в окно, – кого нелёгкая несёт?

Нелёгкой слегка помогал управляющий Фёдор, сопровождающий неизвестного нам типа, видом напоминавшего вчерашних банковских служителей.

– Не вчерашний ли Салтыковых человек? – дядька подозрительно рассматривал приближающихся.

– Нет, не он. Может, юриста Фёдор так быстро нашёл?

– А чего рожа такая кривая? – возразил Пахом. – Какой дурак с таким выражением наниматься пойдёт?

– Тоже верно. Слушай, может господам из Земельного банка показалось, что я им мало денег заплатил?

– Да щас! – рассердился Пахом. – Такие деньжищи! Втрое ведь против выданного взяли, кабы не больше! Пусть попробуют только, бумага об отказе от претензий у нас на руках, мы ежели что...

Что «ежели» я снова не успел послушать (честно говоря, как-то вот эта тенденция начала меня немножко напрягать). В дверь постучали, и из прихожей раздался голос Фёдора:

– Ваша светлость, вы позволите войти?

– Иди сюда уж, не кричи из сеней-то!

Он прошёл в горницу:

– Ваша светлость, прибыл нарочный из государева суда по иску от бояр Салтыковых, – в этом месте Кузя, сидящий малым мечиком на лацкане пиджака, слегка дрогнул, но я мысленно велел ему: «Не возникай!» – Настаивает на встрече с вашим юристом либо иным особым представителем. Выставить его мы не имеем права, а лично принять я не осмелился. Поиски юриста вчера запущены, но кандидата пока нет, поэтому...

Я окинул взглядом горницу. Нет, к Пахому приглашать этого писаку не стану.

– Веди его в беседку, пусть подождёт, немного спустя выйду.

Я наскоро допил чай, слегка щёлкнул Стешку по носу и положил перед ней затесавшийся в кармане полтинник:

– Проголодаешься в гимназии – пирожок купи или мороженое.

– Да я уж выдал, на обед-то! – строго сказал Пахом.

– Выдал – и выдал, молодец. А вдруг мой лекарь два раза проголодается? Нам в клане Пожарских люди крепкие нужны.

Пахом хмыкнул, а Стешка радостно спрятала монетку в кармашек форменного фартучка.

Разговор с нарочным вышел короткий. Всего-то принять извещение о поступившей жалобе и начале расследования. Расписаться в получении.

Я вернулся во флигель, сломал скрепляющую конверт печать (слабенько отсвечивающую магическим фоном).

– Ну что? – тревожно спросил Пахом.

– Да всё то же. Так я и думал, что Мишка Салтыков побоится меня на Арену вызывать.

– Прям уж побоится?

Я усмехнулся:

– А ну, что будет с тем, кто последнего Пожарского убьёт?

– А обязательно убивать? – испуганно пискнула Стешка.

– Нет. Но я бы обязательно условие поставил: биться до смерти. И тогда либо я его убью, либо он убьёт меня – и тем самым весь свой род на смерть обречёт. Салтыков такую вероятность видит и именно её боится. Поэтому побежал судиться.

– Отберут меч-то! – горько посетовал Пахом.