Стоя на корме кораблика, я прощался с берегами острова Белого. Вот, в дымке растаяли купола храмов нашей столицы. За три года церквей в Невмянске выстроили ровно полтора десятка, не считая восьми часовен, все деревянные. Почти каждая группа староверов, добравшихся до Беловодья, считала своим долгом отстроить церковь или часовенку, обязательно со звонницей. Год назад колокола заказывали в Корее и Китае, но, их звон не понравился русским людям, непривычно получалось, без "малинового" привкуса. Зимой пришлые умельцы отлили первый удачный колокол, теперь за их продукцией очередь на два года расписана. Покуда православные будут в Беловодье, литейщики без работы не останутся.
Плыли мы не на запад, как привыкли все торговцы, а на юг, вдоль японского побережья. Учитывая отношения с Китаем, я решил не рисковать. В прибрежных японских водах европейцев и китайцев мы не встретим, а японцев после заключения мира не боялись. Собственно, за последние годы соседи привыкли к виду пароходов, знали, кто на них ходит, и спешили убрать свои лодочки и более крупные судёнышки под берег, на всякий случай. За годы, проведённые на Дальнем Востоке, мы имели возможность убедиться, что азиаты гораздо предусмотрительнее и осторожнее любого немецкого бюргера. Потому два дня великолепной погоды, обдуваемый встречным ветерком, я с удовольствием любовался видами побережья, практически не тронутыми цивилизацией. Стада китов и дельфинов, не распуганные пока китобоями, встречались в день по два раза. Вспоминая свой опыт китобойного промысла, я лишь удивлялся такому невезению, тогда китов мы увидели на пятый день плаванья. Вовремя пришла идея добывать китов у чужого побережья и продавать целиком японцам, пора наводить связи с соседями, не век нам враждовать.
Утром третьего дня, когда до Нагасаки оставалось, по словам капитана, пол дня пути, у меня резко сработало чувство опасности, которому привык доверять, и не я один. Испугавшись возможного кораблекрушения, мы с командой полчаса тщательно обыскивали корабль, обстукивали корпус и переборки. Механики проверили оба двигателя, всё безрезультатно, никаких признаков катастрофы нет, а сердце уверенно диктует беду. Я решился на неожиданный и нелогичный для других поступок, скомандовав капитану поворачивать на запад, в открытое море. Если нас ждёт опасность в Нагасаки, не стоит туда стремиться, нужно сломать логику поступка, и мы спасены. Кто другой, а суеверные моряки поняли меня моментально и безропотно изменили направление плаванья. Стоя на мостике рядом с капитаном, я вглядывался вперёд, регулярно проверяя у механиков по переговорной трубе состояние двигателей.
Тревога не отпускала, потому появившийся слева по курсу столбик дыма, явно наш, пароходный, был принят с облегчением. Капитан приказал изменить курс в направлении встречного судна, возможно, там кроется причина моего волнения. Все пассажиры парохода высыпали на палубу, вглядываясь в серый столбик дыма, раздуваемый на высоте свежим ветерком. Уже через час нам открылась любопытная картина, напомнившая мне книги о пиратах. Наш торговый пароходик, с единственной пушкой на борту, удирал от трёх огромных, в сравнении с ним, парусников. Классических таких, трёхмачтовых, европейских кораблей, пушек по двадцать на каждом, не меньше. У капитана парохода был единственный шанс, уходить против ветра, чем он и воспользовался, двигаясь в нашем направлении. Его преследователи, вынужденные идти встречными галсами, не теряли надежды догнать пароход, регулярно покрываясь белыми клубами дыма от выстрелов носовых орудий.
Отвечать им огнём торговец не мог, пушка находилась на носу корабля, а терять время на развороты и остановки беловодский капитан боялся. Я его понимал, против трёх противников с одной, пусть и скорострельной пушкой, драться, дело гиблое. Через полчаса стало заметно, что скорость парохода возмутительно мала, видимо, проблемы с машинами. Наш капитан вопросительно взглянул на меня,
- Будем стрелять?
- Командуй, другого выхода нет, я пошёл за карабином, - мои ноги сами вели меня в каюту за оружием.
- Орудия к бою! Стрельба по правому кораблю, дальность две тысячи двести метров, скорость сближения двадцать пять километров в час. Огонь по готовности! - Зычный голос капитана был слышен даже в каюте, где я неторопливо снаряжался, проверяя оружие и оптический прицел.
Первые выстрелы застали меня уже на палубе, гаубицы били, как на учениях, не давая ушам отдохнуть от ударной звуковой волны. Чертыхнувшись про себя, что забыл надеть наушники, я натянул свой картуз на уши и пробрался обратно на мостик. Оттуда наша позиция представилась идеальной, все три орудия били по ближайшему паруснику, разрывы фугасов уже выстроили дорожку на волнах к его высоким бортам. Англичанин под флагом Ост-Индской кампании, по инерции приближался в нашу сторону, пытаясь развернуть корабль к нам правым бортом, для пушечного залпа. Беловодский торговец, при виде нас, прекратил бегство и разворачивался единственным орудием в сторону левого преследователя.
Те из нас, кто не был занят стрельбой из гаубиц, зачарованно смотрели в сторону правого парусника. Пароходные канониры после пятого или шестого выстрела добились своего, первое попадание разнесло в щепки борт англичанина. Ещё два снаряда, как в замедленной съёмке, пробивают середину правого борта, видны вылетающие изнутри обломки досок, огонь. И, неожиданно вспухает взрыв в центре палубы парусника, пожирающий столбом огня две мачты с парусами. Даже сквозь шум ветра и выстрелы орудий слышны крики матросов, заживо сгорающих в огне. Всё, этот корабль нам не соперник.
- Огонь по левому паруснику! - быстро реагирует капитан, перекладывая руль налево.
Пока наш пароход, подрабатывая винтами, выписывает дугу разворота к следующему противнику, развернувшийся беловодский торговец успевает сделать десяток выстрелов по тому, умудрившись дважды попасть. Да, натерпелись, видимо, парни, чувствуется их ненависть к своим преследователям. Стреляют они реже наших пушкарей, но, злее. Поняли это и их соперники, не успевшие развернуться в позицию для бортового залпа. Пример горящего товарища на англичан действует отнюдь не лучшим образом. Не успеваем мы выстрелить, как левый торговец выбрасывает белый флаг и спешит спустить паруса в знак полной капитуляции.
- Отставить левый! Орудия на дальний парусник! - останавливает разворот наш капитан, выправляя нос парохода в сторону дальнего преследователя. - Полный вперёд!
Последний из англичан пытается развернуться, но, сопоставив скорость, с какой мы сближаемся с ним, прекращает попытку скрыться. Три фонтана от гаубичных фугасов у его борта способствуют быстроте решений, паруса третьего противника безвольно обвисают и подтягиваются к реям. Всё сражение заняло не больше десяти минут, никто из наших противников не успел дать бортовой залп. Не то, что многочасовые бои парусных флотов, описанные классиками, когда матросы успевали спустить шлюпки и развернуть корабли в полный штиль. А разбитый такелаж умудрялись отремонтировать в ожидании следующего залпа. Чувствуется, что врагов такая скоротечность боя шокировала сильнее, чем скорострельность орудий. Фугасы сто миллиметрового орудия сработали отлично, к моменту капитуляции третьего корабля, первый парусник уже наполовину скрылся под водой.
Однако, два английских парусника, с вооружением, как успели посчитать ребята, в двадцать четыре орудия каждый, остаются опасными противниками. Посему, инструктирую своих стрелков и направляю два отделения призовыми командами, захватить корабли, обезоружить их команды и доставить офицеров на пароход. Тем временем, к нам приблизился спасённый торговец, на борту которого вижу знакомые лица, капитан парохода - Аника Нифантьев, сын нашего первого корабела, завербованного в Санкт-Петербурге. С борта рискованно перепрыгивает к нам беловодский негоциант Порфирий Соколов, из староверов.
- Благодарствую, батюшка, - картинно кланяется он мне в пояс, - не чаяли, что ты услышишь наши молитвы.
