Тем более, что принципиальной разницы в образе жизни крестьянина и дворянина не существовало, если крестьянин был зажиточный. Питание одинаковое, развлечения практически одни и те же. Одежда, разве, отличалась, да телега от кареты далека была. В остальном, та же посконная или сермяжная жизнь, что у помещика, что у его крепостных. С единственным, правда, отличием, зато болезненным для крестьян, в силу своей исключительности, крепостным правом и вольностью дворянской. Потому, видимо, так и бунтовали крепостные, что их зависимость от помещика унижала фактически очень похожих по образу жизни и мышления людей. Даже мысли у большинства помещиков повторяли хозяйственные планы любого крестьянина, когда сеять, как погода, уродится ли зерно? Где чужой клин выкосить, да, как бы свои покосы соблюсти. Кому и где выгодно сбыть урожай, как выправить недоимки, да от налогов укрыться. Так, видимо, покойный 'Дубровский' и опустился до уровня недоумка, занявшись разбоем вместе с крестьянами.
Глава четвёртая.
Столица встретила нас типично ленинградской погодой, надоевшей ещё в прошлой жизни. Порывистый ветер разбрасывал капли плотного дождя во все стороны, меняя своё направление, каждые пять минут. У въезда в город дорога была перегорожена рогатками, солдаты с поистине столичной наглостью приступили к обыску наших фургонов. По простоте душевной, я полагал, что процедура стандартная и не займёт много времени. Только после того, как вещи стали выкидывать на землю, прямо в лужи, до меня дошло, в чём здесь суть. Пришлось направиться в караульную избу, к офицеру, даже не вышедшему к нашему каравану. Десять рублей серебром, уложенные на наши проездные документы, возымели действие. Солдаты молча удалились, поднимая шлагбаум. В темпе, покидав вещи в фургоны, мы поспешили проехать.
- Вот так, парни, - развёл я руками в ответ на ошарашенные взгляды моих ребят, - такая наша столица, и это ещё начало. Ещё раз напоминаю, по одному не ходить, ружья с собой не носить, в разговоры не встревать. Молчать и слушать, вина не пить, все кошели сложить за пазуху. Сейчас ищем постоялый двор.
Остановиться удалось лишь в третьем по счёту постоялом дворе, первые два были забиты клиентами под завязку. Третий оказался полупустым и неприлично чистым, что объяснилось такими же неприличными ценами. Спорить не приходилось, я не сомневался, что ближе к центру города цены не уменьшатся, скорее наоборот. Пока мы расселились, день перевалил за полдень, такой сырой и ветреный, что солнце не рискнуло показаться на небе, сплошь затянутом тучами. С двумя парнями мы отправились к Никите, адрес он оставил, вернее, нарисовал, когда приезжал в Прикамск. Особнячок, где устроился наш друг, мне понравился. Жаль, что Желкевского не оказалось дома, как сообщил нам привратник у дверей. Оставив ему записку о нашем приезде, мы развернулись обратно, может, Лушников окажется дома.
Дом нашего компаньона ещё не достроили, Акинфий Кузьмич жил во дворе трёхэтажного кирпичного строения, в деревянном флигеле. Тут всё оказалось по-простому, родной человек, никакого привратника, знакомые приказчики. Пока накрывали на стол, Лушников, не сдерживая радости от встречи, спешил вывалить нам все новости столичной жизни, одна приятнее другой. Стараниями Никиты правительство приняло решение вооружить два полка солдат нашими ружьями, военное ведомство заключило контракт на закупку десяти тысяч ружей системы 'Луша'. Часть суммы выплачена авансом, так, что завод работает на полную катушку, расширяя производство. Подарочные варианты ружей стали популярны среди знати, приближённой ко двору императрицы. Дворяне и военные, купцы и заводчики, уже записываются на август месяц в ожидании своих заказов. Кузьмич пообещал, что наши ружья раскупят за пару дней, даже нет смысла развозить их по лавкам, достаточно сообщить, что они появились, нужным людям. Он тут же взял на себя хлопоты по реализации оружия и припасов.
Удивил его наш рассказ о княгине Морозовой, с просьбой снять для неё квартиру. Тут же дворовые мальчишки отправились проверить возможные адреса, Лушников остался прежним, ничего не откладывал в долгий ящик. Оказывается, за зиму, слякотную и сырую, как обычно в Петербурге, Володин тесть развернул производство сапог, галош и прорезиненных плащей. Да не просто развернул, а стал единственным производителем этой востребованной продукции. Опытный купец сначала заказал огромные партии каучука, через своих представителей в Голландии скупил все запасы этого сырья. Заключил несколько контрактов на поставку каучука прямо из Южной Америки в Петербург. Только после этого пустил в продажу непромокаемую продукцию. Никита не стал заниматься этим делом, хлопот у него хватало с оружием, но патент на резину зарегистрировал и спрятал в свой личный сейф, чтобы не украли. Обувь из резины выходила дорогая, но, здоровье дороже, тем более, для столичных жителей. В отличие от консервативной провинции, столица всегда была падка на модные новинки.
Акинфий Кузьмич делал всё, чтобы его продукция стала модной, и добился своего. Теперь резиновая обувь приносила ежемесячный доход до десяти тысяч рублей. Опытный торговец, Лушников понимал, что надо спешить, пока секрет производства резины не известен никому. Завод его резиновых изделий и мастеров, занимавшихся вулканизацией каучука, охраняли, как зеницу ока. С этой стороны несколько лет сохранения позиций монополиста были ему гарантированы. Чтобы не потерять клиентуру в случае перерыва поставок каучука, наш компаньон уже подумывал о снаряжении собственного корабля в Южную Америку, закупать там сырьё напрямую. Провёл несколько переговоров с капитанами голландских кораблей, пока безрезультатно. Но, зная его напористость, мы не сомневались, летом хотя бы один корабль обязательно отправится за каучуком для нашего компаньона. Я сразу взял быка за рога, договорившись с Лушниковым о производстве изолированного медного провода из привезённых нами запасов. Принцип изоляции резиновый монополист понял быстро, пообещав забрать наши запасы медной проволоки рано утром. Тогда же его люди отвезут меня и Марию Алексеевну к портным, порядочные костюмы были нам необходимы, хотя бы для визита к Екатерине Дашковой.
Так и потекла наша столичная жизнь, пока шили приличные костюмы, я повидался с Никитой, рассказал ему о наших планах, отдал в патентное бюро заявку на телефон, револьвер, патрон, и многие прочие мелочи. Друг меня порадовал ростом доходов ружейного завода, наши патенты успешно зарегистрировали в Англии и Голландии. Вместе мы подумали, как устроить экспедицию двух-трёх кораблей из Питера на Дальний Восток. К сожалению, никакие деньги не могли гарантировать успех плаванья, русские капитаны не добирались даже до мыса Доброй Надежды, что уж говорить о Дальнем Востоке. Проконсультировавшись со специалистами, мы узнали, что в России нет морских карт Индийского океана и его побережья, не говоря уже о Тихом океане. Северная часть Атлантики была относительно изучена, не более того. Грустно нам стало от такой запущенности, придётся все планы строить на покорении Сибирских просторов.
День за днём столичная жизнь начинала меня привлекать, открывая свои неожиданные черты. В отличие от консервативной Москвы, напоминающей большую Казань или Нижний Новгород, Санкт-Петербург жил быстрее. Скорее всего, из-за обилия иностранцев и статуса морского порта. Увеселительных заведений здесь было на порядок больше московских, все дома и дворцы подчёркнуто европейского типа никак не напоминали о старой Руси, в отличие от московских теремов. Офицеры и рядовые из дворян жили будущим, многие раньше воевали с турками или ждали отправки на места боевых действий. Ожидание опасности, как и воспоминания пережитых сражений, не способствовали размеренной патриархальности. Молодёжь жила на широкую ногу, устраивая пышные пирушки, нередко заканчивавшиеся драками. Быстро знакомились, дружили и так же легко расставались, желая удачи друг другу. Со своими ребятами я нередко обходил центральные кабачки, где нас быстро запомнили щедрыми клиентами. Мой опыт легко выделял из гуляк обыкновенных пьяниц и жуликов, помогая знакомить ребят с относительно нормальными офицерами.
