– Можно ли мне теперь остаться с тобой? Папа настаивает на отбытии. Хочет, чтобы ты пришел за мной на корабле, что послужит подарком, но я полна желания остаться.

– Не хочу быть больше в разлуке. От взора на тебя, мои глаза охватывает услада, сердце обретает покой, а душа наполняется светом из эльфийского леса. На родные земли я ступлю только вернув себя имя. В тот момент вздрогнет каждый ярл, устрашившись праведного гнева наследника Крузенштернов. И не будет никому пощады, кто мог, но не сделал или же стал пособником подлого нападения на нас. Одно обещаю, моя ненаглядная, что твою семью не трону, даже, если выясниться, что их честь тоже испачкана.

Из хрустальных озёр глаз потекли слезы, а губы выпустили слова:

– Твоему благородству нет предела, мой герой. Я буду до самой смерти молиться о тебе Богам.

– Любовь моя…

Дворец Его Императорского величества Ивана Второго, был закончен строителями совсем недавно. Слухи утверждают, что все проекты, что предлагались русскими зодчими были отвергнуты. От досады Император пригласил известного в узких кругах немца, от рождения глухого и зрящего на мир лишь одним глазом. Но мрачное германское нутро в нём нашло, куда пустить корни и в чём проявиться. Любуясь на великолепный, потрясающий размерами и величественностью дворец, я готов поклониться и ему, и Императору, и умелым шабашникам. Монументальность строения впечатывается не только в архитектуру города, но, кажется, в сами летописи. Оно навсегда оставит память о величии русского государства, даже, если самому ему суждено погибнуть.

Множество лакеев встречают и готовы хоть под ноги лечь, лишь бы угодить прибывающим на роскошных экипажах господам. По длинной и широкой лестнице мы поднялись на панорамное крыльцо. Отсюда видно грандиозную картину всё ещё строящегося города, и весь Финский залив.

Самым прекрасным и дорогим нарядом блестает Снежана. В её любимой пастельной палитре, платье не даёт никому ни грамма сомнений, сколь велико положение сей госпожи в обществе. Следом за ней собирает взгляды Сигрюнн – её наряд скромнее и сдержанней, но вот неземная красота свейки просто лишает дара речи. Марине одеться в кожу было нельзя, поэтому она сегодня в элегантном наряде гувернантки, выступая в роли личной и более доверенной слуги. Две куртизанки одеты так же и сопровождают Сигрюнн.

Мой выбор одежды был хоть и не разнообразен, но всё же предлагал и менее броские варианты – я выбрал парадную военную форму без знаков отличия. Лицо цирюльник отполировал начисто, а отросшие волосы привёл в соответствие нынешней моде. Те немногие кавалеры, что встретились по пути, уже успели заметить, сколь близко я держусь рядом со Снежаной.

Бал не просто полон церемониальности – он является её апофеозом. Высшее общество создало балы, словно лишь для того, чтобы продемонстрировать, сколь широка и глубока наука о церемониальном поведении. Я без труда ощутил себя варваром. Мы на Севере таким высоким стилем не владеем, хотя и стараемся соответствовать. Девушки Мадам держатся много лучше, а Марина, – уж на что скорая на светские науки! – так вообще вся словно с рождения росла в семье Александровых и хоть сейчас может сменить на посту церемониймейстера.

Хорошо, что Сигрюнн от природы свойственна благородная холодность и сдержанность. Играть ей не приходиться. Попивая подменённое водой вино, я соколом слежу за обеими своими пассиями, сдерживая позывы разорвать каждого, кто приближается. Пусть, их действия и продиктованы лишь долгом перед церемониями, но ничто не мешает любому из них воспользоваться поводом.

Гридень, если говорить не в смысле чина, а как о роде службы, – человек-наблюдатель. Будь я кавалером Снежаны, то оказался бы внутри событий и суеты. Сейчас же могу наблюдать со стороны. Некоторые из участников вызывают подозрения, и потому внимание сосредотачивается на них дольше, от чего можно отследить логику передвижений по залу, понимая намерения. Чаще всего это желание получить расположение или дань этикету.

К слову о расположении – наши завуалированные куртизанки уже успели собрать букет ухажёров. Формально, те оказывают знаки внимания Сигрюнн, но я сразу понимаю по взглядам и, опять же по комплиментам, адресованным вкусу госпожи, набравшим в уход столь прекрасных слуг, что они попали под очарование страстных натур. Ревность к свейке во мне почти не шевелилась – её красота холодная, русскому глазу непривычная, ибо это словно любоваться девой застывшей во льду: алебастровое лицо, бледные узкие губы, равнодушный взгляд стальных глаз.

Чего не скажешь о спелых формах её временных гувернантках. Устав от театра, Сигрюнн попросила проводить её на свежий воздух, а слугам приказала быть пока в услужении у господ. Это неверно с позиций этикета, но стало воплощением желаний кавалеров. Им остается лишь выяснять, кому же конкретно куртизанки будут прислуживать.

– Ох, – облегчённо выдохнула она, когда мы выбрались на просторный балкон, – неужели мне предстоит регулярно бывать на таких балах?

Я окинул взглядом каменный город, греющий монументальные кости под редким солнцем.

– У нас вместо балов проводят пиры. Разница большая. Но не переживай.

Она вопросительно посмотрела и я в очередной раз залюбовался удивительной красотой.

– Светские приёмы хороши тогда, когда ты ищешь возможности укрепить положение в обществе. Это поле для баталий, как непосредственно в самих дворцах, так и в его кулуарах. Ты ведь не заинтересована в подобном.

– А ты?

– Я…– выпустили губы, пока задумался. – Не так чтобы очень. Нынешнего положения мне достаточно. А для свершения мести балы не нужно точно.

– В королевстве наступило смутное время. Непонятно на что надеялись ярлы, устраивая заговор против твоего рода, но сейчас среди них разлад.

– Которого не было, когда мы были сильны, – выдохнул я, опираясь на перила. Потом встрепенулся, вспомнив о трубке и взялся забивать.

– Даны хотят выбрать своего конунга. Норги тоже поддались сомнениям в союзе с нами. На недавнем тинге едва не передрались и так ничего и не решили.

Я поиграл желваками, борясь со злорадством. Глубоко вздохнул, успокаиваясь и уже с мягкой улыбкой говорю:

– Поменяемся, а то ветер на тебя.

Закурил.

– Конечно, мне бы вернуться на Родину и навести порядок, вместо Англии. Но нет. Будет, как планирую. Если выживу, то потом и нашему королевстве верну силу.

– Я верю в тебя, Ингви, – тихо, но с чувством произнесла она. – Тебе благоволят Боги. И надеюсь, что смута скоро кончится.

Я благодарно покивал, позволив бровям сойтись и обозначить тяжёлую думу.

Самое сочное время для бала – это поздний вечер и ночь. Природой так заведено: если ты существо дневное, а тем более не хищное, то с заходом солнца засыпаешь, забиваясь в норку или гнёздышко. С распространением магического освещения, люди стали этому перечить. Не спать, идти против природы – это борьба с табу. Возникает особое чувство куража. При дневном свете не то, а вот ночью да возле костра – тут пробуждается тёмное и дремучее, чего в нас днём и не заметишь. Тоже Природа, но словно бы обратная сторона.

В главном зале дворца слишком светло для полноты картины. Если хотя бы приглушить фонари и люстры, а парам позволить слиться в страстном танце, то тогда да – бал варварской похоти заиграет багровой палитрой. Этим полнятся сердца и чресла гостей, но скрыты под фраками, платьями и масками.

В отношении Снежаны это проявляется в меньшей степени, хотя и было бы более честным, нежели расчётливое оказание знаков внимания. Ухажеры продолжают виться в надежде на благосклонность и шансы на помолвку. В большей степени, с её же слов, сыновья более слабых в плане одарённости родов. Шансов на успех мало, но случись такое, что александровская дочь таки выйдет замуж за их наследника – это будет огромным успехом.

Мы покинули действо одними из первых. И потому, что обязательное время пребывание уже прошло, и по второй, более приятной причине – большая водно-оздоровительная часть дома готова принять всю компанию. Мыльно-рыльная, как ту окрестила Марина, относится к резиденции Александровых и служит, по сути, помывочной. Только всё с грандиозным размахом, роскошно и очень интригующе.