Шипунов грустно смотрел на такой знакомый, но уже как будто чужой пейзаж. Сколько лет назад его семью выдавило отсюда войной на север? Так сразу и не вспомнить. Кто сейчас живет в их добротном каменном доме посреди небольшого сада, если он, конечно, не разрушен войной? Говорят, после войны правительство специально перемешало всех переселенцев, чтоб даже духу не осталось в предгорьях от дурных южных традиций. А потом еще и границы сместились…

- Родина, - пояснил он свое состояние вопросительно поглядывающей подруге.

Девушка вопросительно заломила бровь. Не поверила, понятно. И он спросил, не глядя на нее:

- Когда закончится задание, уедешь не попрощавшись?

Девушка вздрогнула. Ксюша, он знает ее под таким именем. А на самом деле? Вряд ли признается. Когда пришло понимание? А кто ж его знает… Потихоньку копилось, наверно. А щелкнуло озарение, когда увидел, как его застенчивая подружка профессионально держит на стволе компанию агрессивных парней. И ухо одному прострелила не задумываясь, хладнокровно, снайперски, да так, чтоб пуля на излете больше никого не задела. Видел он такое хладнокровие прежде, навсегда запомнил… Ну и по мелочам наблюдения копились. А он все не мог понять, чего такого особенного нашла в нем столичная фифа, ибо Копейка, как ни крути, действительно столица… Задание, просто задание для… для кого? Наверно, для выпускницы какого-то очень специального факультета в десантно-диверсионном. Преддипломная практика, сбор и анализ информации по настроениям в путейских бригадах Седьмого каторжного, что-нибудь вроде такого…

- Прокололась со стрельбой, да? – вздохнула девушка и положила голову ему на плечо. – Уеду, конечно. Мне в Копейке отчет защищать, курсы повышения квалификации проходить, учения, потом на очередное звание сдавать. Потом оформлю перевод в Седьмой каторжный и вернусь. Думаю до зимы управиться. Подождешь?

- Вот только не говори, что такая девушка, как ты, может полюбить такого старого психа и зануду, как я! – сердито сказал он.

- И еще он дурачок.

Он озадаченно замолчал. Ксения потерлась щекой о его плечо и тихо засмеялась.

- Я тоже раньше думала, что невозможно! – пояснила она. – А психологи сказали – идеальный вариант. А я не поверила, как юная дурочка… У меня раннее взросление, характер властный, жесткий, и не терплю помыканий из-за возраста. А ты нерешительный, компромиссный и наивный, как ребенок. И честный. Оптимальное сочетание характеров, где я еще такого найду? Тут возраст не главное. Вот еще уйдешь из бригадиров, и будет нам вообще семейное счастье. Ну не твое это, работать с людьми, выматываешься и злишься, тебе лучше с железяками. Уйдешь?

- Уже, - хмыкнул он. – Сегодня подошел Токарь и предложил подвинуться. И возражения там не подразумевались. Я сообразить ничего не успел, как уступил.

- Токарь – то, что надо! – убежденно сказала Ксения. – С ним в бригаде все будет хорошо!

Поезд вкатился в курортную зону вечером. Вильнул на стрелке возле приморского поселка, постучал размеренно на стыках и замер в тупичке. До моря – не более двухсот метров. До поселка – полкилометра, и там уже маняще подмигивала реклама, гремела на дансинге музыка и ревели в море глиссера. Шипунов прогулялся до командного вагона в компании с Токарем, и вышел оттуда уголовник-авторитет с небольшим пистолетом в подмышечной кобуре. И в бригаде действительно все пошло хорошо. Сидели путейцы под навесами, потягивали вино, благодушно разговаривали, блаженно щурились на море и никуда не спешили. Два месяца ничегонеделания! Эта мысль могла расслабить кого угодно. Потом через неделю приполз еще один поезд, в нем в числе прочих самодеятельный оркестр культур-поезда номерной горнообогатительной фабрики, и стало совсем хорошо. Наконец-то под темным южным небом зазвучали знакомые мелодии, под которые и даму не стыдно пригласить: вальс-акцент, вальс-глиссадо, одиночный вальс, сибирское танго и популярная на дистанциях несложная «трещотка»… Местные поглядывали на танцующих издалека с очень странными выражениями на лицах и задавали не менее странные вопросы типа «а вы что, все так умеете танцевать?» или «а вы там все такие?» Хе, конечно, все такие! Выбора-то особого не было! Подкатывается культур-поезд, и вот тебе третий выходной для занятий танцами, спортом, музыкой, для заочной учебы, наконец. Не желаешь? Неволить никто не будет, вперед на дистанцию, в дежурных группах всегда некомплект. Но среди путейцев дураков не водилось на работе надрываться, вот все и выучились. Не было дураков и признаваться. Так что под конец отпуска выработался правильный ответ на подобные вопросы: «А то! Мы же – пожизненные каторжане!» Парадоксально, но это говорилось всерьез и очень гордо. Шипунов поглядел, поглядел со стороны, махнул на заботы рукой и все два месяца отпуска провел с будущей женой. Летали над морем, рыбачили, купались, просто валялись в своем салоне под кондиционером, объедались фруктами… А в бригаде даже драк случилось на удивление немного, этих вечных спутниц зэковской жизни. Так, слегка, исключительно из-за женщин и исключительно с чужими. Но там Токарь с коллегой-бригадиром как-то быстро все порешали, то ли пристрелили кого невменяемого, то ли пообещали чего-то оторвать…

К поезду вышли практически все. Пропал Палево, но о нем не сожалели и даже не говорили. Мутный – он и есть мутный, не надо такого на дистанции. Шипунов подозревал – все, кроме него, знали конкретно, что случилось с парнем.

- Кончилась благодать! – с удовольствием произнес Токарь, наблюдая за посадкой. – Отдохнули, аж тошнит! Погляди, мастер, половина уже в скафандрах! Соскучились по снегу!

Шипунов невольно улыбнулся. Действительно половина путейцев сверкала оранжевыми «верхонками», как ни странно, в основном женщины. К концу отпуска все же оценили!

- Пока рядом твоей глазастой нет… - тихо сказал Токарь, - к тебе вопрос: я свои обязанности нормально вытянул? Нареканий нет?

Шипунов удивленно кивнул.

- Тогда – вахту сдал, вахту принял! – усмехнулся Токарь. – Думал я, думал… хорошо у нас на северах, без дураков хорошо, но воля тянет! Тянет, такие вот дела! Ну что, я пошел, сам бригаду довезешь? А то меня местные ждут, подговорился, чтоб за оцепление вывезли.

Шипунов смотрел на него с грустью и молчал.

- Можешь пойти прямо сейчас и сдать меня сопровождающим! – ожесточенно сказал Токарь. – Можешь сам застрелить - вправе, не обижусь! Только ты не сумеешь, слабоват против меня! Вот твоя глазастая, та да… ну, что молчишь? Я все равно не вернусь на зону, понял? Душа свободы просит!

- Не пойду я тебя сдавать, - хмуро сказал Шипунов. – Ты сам себя сдал. На скафандрах микрофончики стоят в постоянном режиме. У всей бригады. Тебя как бригадира должны были научить прослушке.

- Вот оно как…

Уголовник болезненно поморщился и посмотрел в сторону головного вагона. Оттуда неторопливо шли сопровождающие.

- Токарь, не дури! – тихо посоветовал Шипунов. – Все равно не уйдешь.

- Ты за кого меня держишь? – обиделся уголовник. – Я напрасную кровь не лью, не дебил!

Сопровождающие подошли и с легким любопытством уставились на несостоявшегося беглеца.

- Держи, - сказал один и протянул конверт. – Не потеряй, там все.

- Что – всё? – осторожно осведомился Токарь, не спеша притрагиваться к подозрительной бумажке.

- Помилование. Документы на имя Михаила Курца, тебя ведь так зовут, верно? Загранпаспорт. Неизрасходованные отпускные в местной валюте. Пропуск за пределы курортной зоны. Сертификат прививок. Водительские права… короче, всё. Топай.

- А чип?

- А он тебе чем мешает? – удивился офицер. – Ну, хочешь, топай к командному вагону, врач удалит. Но я бы не советовал. Точно такие ставятся горноспасателям, аварийщикам, морякам… случится что, быстрее найдут. И, кстати, в Европу без чипа не пускают, ты же туда собрался?

Токарь тяжело задумался.

- Почему?

- Пришла указивка на тебя с самого верху, - буркнул офицер. – В ней сказано – на наше усмотрение. Ну, ты нам понравился. Топай, вольная птица страус.