Примерно через половину стражи арабуру двинулись на восток. После них в долине остался походный мусор: циновки, зернотерки, гамаки, и пятнадцать наспех засыпанных могил. Когда войска скрылись в глубине долины, из леса, крадучись, вышли люди, унесли труп самурая, разрыли могилы и разбросали трупы врагов на съедение диким животным. В полдень над долиной уже кружили стервятники, а на запах крови и мертвечины из ближних и дальних уголков леса собирались медведи, волки, лисы и прочие хищники. Но всех их опередили хонки, и пока не взошло солнце, они попировали на славу.

Через три дня третья армия благополучно пришла в столицу Мира.

Язаки вдруг очнулся посреди дня и понял, что он предатель. Впервые за много дней он сообразил, что ему нет прощения. Вообще, нет! На всю оставшуюся жизнь!

— О, горе!.. — причитал он, ползая кругами вокруг входа в погреб.

Причиной всему было то обстоятельство, что он проснулся трезвым. Сакэ кончилось еще два дня назад, а вчера — и пиво. Закончилась и закуска: копченые ребрышки, соленые лягушки. Как только его необъятный желудок оказался пустым, Язаки охватили страшные мучения. Они исходили откуда-то из живота, скручивали и терзали душу. Во рту поселился неукротимый демон жажды. Спасения от него не было, разве что пойти и утопиться.

Он завопил на весь квартал так громко, что с деревьев взлетели галки.

— Тикусёмо!!! Я обыкновенный тикусёмо! Больше я никто!

Все кинулись его успокаивать:

— Да что ты! Мы все такие! Гады и сволочи! Пьем здесь!

— И я? — спросил он с тайной надеждой, что он лучше, что он не такой, как они, чьи перекошенные лица выглядели страшнее самых страшных звериных морд.

— И ты, — заверили его с похмелья и даже всплакнули.

— О, тикусёмо! — ужаснулся Язаки и в недоумении огляделся, не узнавая мест.

Оказывается, все еще голубело небо, а вокруг в траве валялись черепки битой посуды, тряпки, чашки и банки из-под закуски, ягодные кусты были помяты и ободраны. Похоже, кто-то ел ягоды вместе с листвой.

Горшечник Дзигоку сообразил:

— Сейчас, друг! Сейчас достану, — побежал куда-то, пошатываясь, и не сразу нашел калитку.

Вернулся, покрякивая, под весом двух кувшинов, полных сакэ. Язаки выпил, поглядел на опустевшие рощи и безлюдную долину реки Каная, и такая тоска охватила его, что он решил повеситься. Пошатываясь, нашел в саду дерево, оторвал от подола кимоно полоску ткани, сделал петлю и сунул голову. Он никогда не думал, что совесть может так сильно мучить человека. Вздохнул он напоследок, пустил слезу о своей молодой загубленной жизни и поджал ноги.

Его вынули его из петли, влили в горло сакэ и сказали:

— Раз ты самурай, то вешаться не имеешь права!

— Да кто вы такие?! — не узнал он никого. — Почему вы мне жить мешаете?!

— Мы твои друзья…

— Синдзимаэ! — ругался он и решил утопиться.

Побежал к реке и бросился с обрыва. Однако только отбил себе живот.

Выпили снова для храбрости, и Язаки, отойдя в сторонку, приставил к горлу нож и пал на него, но стальное лезвие только погнулось, не причинив Язаки никакого вреда.

— О-о-о!.. — полуденную тишину разорвал вопль отчаяния.

Только тогда его пьяные приятели поняли всю глубину его трагедии:

— Не берет тебя смерть. Заговоренный ты.

— Это потому что я пророк, — чуть-чуть протрезвев, объяснил им Язаки. — Пророк, а, значит, бессмертный.

Допили они один кувшин и задумались. Ваноути вошел в его положение:

— Может, тебе яду какого-нибудь отведать?..

На деда возмущено зашикали:

— Человек три раза пытался, а ты здесь со своими ядами. Где мы яд-то возьмем?

— Так, х-х-х… Человек же мучается! Пусть каких-нибудь синих грибов наглотается. Я видел на огороде.

Пошли искать грибы. Но то ли Ваноути спьяну привиделись, то ли кто-то их уже съел, но грибов они не нашли.

Один Киби Макиби, демон дыр и колодцев, никуда не пошел, а сказал Язаки:

— Я тебе помогу! Только ты больше не вешайся, не топить и не бросайся на кинжал. А грибочки у меня не синие, а черные, растут в траве за огородом.

На что Язаки, размазывая пьяные слезы, ответил:

— Ты один мой верный друг, а они не друзья.

— Кто?! — спросили все хором, хотя были так пьяны, что ничего не соображали.

— Не знаю! Я вас не знаю! — вопил Язаки. — Где мои настоящие друзья? Где мой главный друг — Натабура? Где учитель Акинобу? И где этот несносный Баттусай, который презирает меня? Где они все???

— Да вон они! — товарищи стали показывать на Запретный остров и едва не попадали с обрыва. — Сплавай! Все знают, что они там сидят!

Язаки предался долгому сопению, а потом тихо сказал:

— Они меня запрезирают…

— Не запрезирают, если ты к ним с оружием арабуру придешь, — объяснил Киби Макиби.

— Как это?

— А вот так! И мы с тобой. Пора воевать! Хвати пить и бездельничать!

— Да, хватит… — вяло согласились все и тяжко вздохнули.

— Где же я оружие возьму?! — горько вскричал Язаки и потянулся к чашке с сакэ, однако с надеждой глядя на Киби Макиби.

— Недаром я демон дыр и колодцев, — похвастался Киби Макиби. — Выручу друга.

— Выручай, — Язаки успокоился и даже привычно шмыгнул носом.

— Знаю я одно место, где оружия арабуру просто так валяется.

— Просто так? — не поверил Язаки.

— Врешь! — не поверили и остальные и даже перестали пить сакэ.

— Как песок под ногами, — заверил Киби Макиби.

— Как это? — Язаки вспомнил о мшаго.

— Где?!

— Знаю, и все! Пойдем! — и полез в своей погреб.

Оказывается, никто не мог и предположить, что прямо из погреба горшечника Дзигоку можно попасть в лабиринт Драконов.

— Стойте! — крикнул Майяпан. — Стойте! Мы еще не все выпили!

— А мы вернемся и допьем, — заверили его.

— Армагеддон! — выругался Майяпан, прихватил кувшин сакэ и полез в погреб вслед за товарищами.

Долго они бродили в темноте. Хорошо хоть, что левая рука у Язаки светилась, как головешка на погосте. Выручила она крепко. Да еще кувшин сакэ — пару раз в темноте они натыкались на него, уже пустой, и с трудом соображали, что здесь-то они уже проходили.

Уселись они однажды вокруг кувшина в страшной усталости и решили больше никуда не ходить. Язаки спросил:

— Должно быть, ты, Киби Макиби, специально нас сюда заманил в отместку, что мы научили тебя пить и закусывать по-людски.

— Нет! — пал на колени Киби Макиби. — Наоборот, вы мне глаза открыли! Ведь я до этого кто был?!

— Кто?! — спросили в надежде, что он теперь проболтается о каком-нибудь своем грехе.

— Демон, сам не знаю какой. А вы!

— А что мы? — спросили собутыльники с намерением броситься на него всем скопом.

— Теперь благодаря вам я стал почти человеком.

— Как это? — остановились они в удивлении.

— Света дневного отныне я не боюсь… — пожаловался Киби Макиби. — Стало быть, превратился обратно в человека. Думаю, как человек.

— Если ты думаешь, как человек, то нам отсюда точно не выбраться, — тяжело вздохнул Ваноути. — Зря ты это затеял.

— А вот и не зря! — вскричал Киби Макиби и в отчаянии ударил кулаком в стену лабиринта.

Посыпались камни, и образовалась дыра. Киби Макиби сунул в эту дыру голову, с кокой что-то разглядывал внутри, а потом обернулся и сообщил торжествующе:

— Вот и пришли, куда надо!

Когда они все в лихорадочном нетерпении расширили отверстие, то увидели в неясном свете далеких факелов огромный зал с помостами, на которых лежали мшаго и ежики. А когда проникли внутрь и осмотрелись, то поняли, что попали в главный арсенал арабуру и что здесь хранятся и яри, и нагинаты, и катана. Кроме этого арабуру складировали пращи, камни для них, сосуды с зажигательной смесью, луки всех известных конструкций, колчаны, полные стрел, палицы, боевые ножи, топоры, разнообразные доспехи, кольчуги, сапоги, копья, дротики, копьеметалки и еще множество диковинных вещей, которые они рассмотреть просто не успели. Скрипнули двери, потянуло сквозняком, и в отдалении меж колонн замаячили факелы.