На второй день кое что было замечено.

– Кантё, кантё… – в дверь каюты поскребся Бугэй.

– Чего тебе? – кантё Гампэй только проснулся и еще плохо соображал, к тому же как всегда болело левое колено.

– Таратиси кими, он… он спал с юношей… – кланяясь, сообщил Бугэй.

В этот момент качнуло, и Бугэй ударился лбом о косяк.

– Кто – он?… – сонно вздохнул кантё.

Ах, эти очередные сплетни, вяло подумал он. Что еще может быть новенького на моем корабле?

– Натабура!…

– Кхе… Он сам юноша, – перевернулся кантё Гампэй на другой бок.

– Таратиси кими, с тем юношей, который худой… – осторожно потрогал шишку Бугэй.

– Я сам люблю худых. Жаль, что ты толстый и жирный, – засмеялся кантё Гампэй, на мгновение забыв о колене.

Повар Бугэй льстиво улыбнулся. Он привык и не к таким шуткам.

– Я принес завтрак, они втроем за дверью…

– А третий кто?

– Собака…

– Собака? – обычно узкие глаза кантё стали круглыми, углы властного рта поползли к подбородку.

– В смысле, медвежий тэнгу…

– Тэнгу?

– Нет, вы не поняли, таратиси кими, он спал с юношей, который девушка.

– Девушка?! – еще больше удивился кантё Гампэй и окончательно проснулся – Быть такого не может!

– Я видел… я все видел… – возбужденно затараторил повар, – у нее длинные темно-рыжие волосы. Она их прячет под своей шапкой, – проникновенно добавил Бугэй не из-за угодливости, а из-за страха снова впасть в немилость.

– Ишь ты… хм… – вымолвил кантё Гампэй, садясь в постели и с трудом скрещивая ноги. -Это ж надо!

Новость была интригующей. С одной стороны, все правильно: женщины всегда привлекают внимание, поэтому и путешествуют в мужской одежде. С другой стороны – это могли быть какие-нибудь заговорщики или… или… Кантё Гампэй хлопнул себя по лбу, призывая в свидетели родцэ – духа догадки. А вдруг это жена Камаудзи Айдзу – правителя восьми провинций и главного заговорщика, бежавшая с возлюбленным? Тогда можно попасть в нехорошую историю за недонесение властям. Поди докажи, что ты ни при чем: не заговорщик и не бунтарь. Кто же они? – ломал он голову, не очень-то веря в то, что пассажиры заговорщики, но полагая, что на этом можно заработать. Надо разузнать до того, как мы прибудем в Хаката. Тогда… тогда… тогда их бесценный груз, в который они вцепились, как клещи, может достаться и мне. Вдруг там куча золота, раз они, не торгуясь, заплатили десять рё?!

– Вот что, – велел он повару, – ты пока с командой не болтай. Понял?!

– Понял… таратиси кими, понял… Как не понять… – повар Бугэй поклонился два раза. Третий раз не пожелал из-за презрения к хозяину, который был груб и часто бивал его.

– В Такао сходишь в одно место.

– Какое, таратиси кими? – удивился Бугэй, взглянув на капитана жуликоватыми глазами.

Обычно он избегал смотреть капитану в глаза, боясь вызвать его гнев.

– Потом узнаешь! И держи язык за зубами.

– Да, таратиси кими, да…

– Ну иди!

– Да, таратиси кими, да…

Возможно, кантё Гампэй и не привлекло бы тонкое наблюдение повара, если бы не одно обстоятельство: рыжеволосые японские женщины – большая редкость. А жена главного заговорщика Камаудзи Айдзу как раз рыжая. Так было сказано в листовках, которые до сих пор развешивают по всей стране и на острове Бисайя тоже, хотя прошло больше года после тех событий. Оро?! Это ж надо вспомнить! Видать, она до сих пор нужна регенту. Пусть это и простое совпадение, а вдруг? Тогда я могу получить еще и триста рё, обещанных за беглянку, подумал кантё. А триста рё – это не десять рё. Это ровно в тридцать раз больше! Целое состояние! Придется кое с кем поделиться. Не без этого. Расплачусь с долгами. Два года неурожаев сделали торговлю убыточной, поэтому деньги мне очень и очень пригодятся. 'Эх, дела наши грешные…' – проворчал он, поднимаясь. Неожиданно возникшие перспективы захватили воображение. Теперь все его мысли были направлены исключительно в одно русло. Думай! Думай! Лишь бы все получилось, лишь бы все получилось, потер он руки в сильном возбуждении, налил себе сакэ в крохотную голубую чашечку, которую подарила жена, и голова у него окончательно прояснилась. Он вспомнил лицо жены и подумал, что будет рад купить ей золотую заколку с рубином, о которой она давно мечтала, и модное на Западе украшение – кольцо с драгоценным камнем. А через год перебраться в столицу, приобрести еще пару судов и заняться не только торговлей, но и шелком, который приносил хорошие барыши. Пока шелк делают только в Ая, на это можно жить. Он подумывал украсть технологию производства ценной ткани, да не знал, как подступиться к проблеме. В любом случае пора расстаться с морем, нога вот болит, а по утрам хочется женщину, но ее нет.

Кантё Гампэй принадлежал к большому и знатному клану Ода, который в свою очередь подчинялся клану регента Ходзё Дога, а тот держал в своих руках всю морскую торговлю. Если бы Акинобу знал об этом, он бы на всякий случай подождал другой корабль. Но выбирать не приходилось – порты Ая и Нихон давно опустели, редко кто сейчас осмеливался заниматься торговлей, да и спешка подвела. Не хотелось тратить время, добираясь через Чосон, Пусан или Йосу, до которых две недели скорого пути на лошадях, хотя оттуда до Нихон рукой подать. В обоих вариантах риск примерно одинаков. И хотя он работал на благо буддийского храма Каварабуки и непосредственно на его первое лицо, содзу Ато Такаяма, с которым был в хороших отношениях, душа у него не лежала ни к новой должности, ни к Совету Сого. В душе Акинобу оставался отшельником, действующим по своему разумению.

На этот раз Знак предвидения – Мус не подвел, хотя Акинобу после разделения Миров, пользовался им крайне редко – нужды не было. Оказалось, что он не зря подумал о пиратских корнях кантё Гампэй, который действительно работал на вако – морских пиратов, подсказывая им, какие грузы везут корабли и куда идут. От каждой операции он имел свой твердый процент. Но и эта статья дохода была непостоянной. Торговля с материком постепенно хирела по одной важной причине: власть регента Ходзё Дога давно шаталась, как гнилая хижина, чем пользовались вако и опустошали побережье Чосон и Ая.

Натабура, почесываясь, сидел на пороге каюты, из которой несло человеческим немытым духом и псиной, и наслаждался покоем. Впервые за много-много месяцев не надо было никуда спешить. Но к этому состоянию надо было привыкнуть, чтобы не ловить себя ежемоментно на побуждении тащить куда-то усталые ноги, тяжелые, словно на тебе висят непомерно огромные доспехи гакидо, и делать бесконечно нудную и утомительную работу. Ух… Ветер налетал порывами, и мелкие брызги тут же высыхали на палубе. Приятен морской воздух. Юка спала в дальнем закутке. Что-то у них последнее время не ладилось. То ли она действительно устала, то ли просто тосковала по дому. Была ласково-вялая, и чего-то от него хотела такого, чего он понять не мог. Порой дулась и ворчала: 'Когда приедем домой, я все объясню'. Вот он сидел и тихонько мучился раздумьями:

– Слышь… – Язаки, вылез, встряхнулся, будто Афра, бесцеремонно заставил подвинуться и сел рядом. – Я вот думаю, может, добавки попросить? Плохо кормят. Очень плохо.

– Мне хватает, – Натабура даже не отрыл глаз, подставлял лицо солнцу, ветру и мелким, как пудра, брызгам. Он не знал, что умеет сочинять стихи, они сами лезли в голову. От этого становилось немного легче.