– Нет, – заверил ее Натабура. – Не может быть. Скорее всего, монахи ушли на ту сторону. А монастырь сожгли, чтобы не достался карабидам.

Его предположение было тут же подтверждено: на их голоса откуда-то из темноты вышел продрогший карабид. Он едва успел спросить:

– Оцу, ты, что ли?

Натабура мгновенно сбил его, а Язаки ловко обшарил на предмет еды и разочарованно шмыгнул носом.

По другую сторону чадящих развалин раздался неясный шум борьбы. Но когда Натабура с Язаки подбежали, оказалось, что они безнадежно опоздали: четверо гвардейцев карабидов лежали мертвые вокруг костра, а Юка убирала в ножны серебристый и легкий, как свет луны, мидзукара.

– Это им за отца! – произнесла она абсолютно спокойным голосом.

Со всеми предосторожностями они двинули дальше, ориентируясь на шум реки слева и обходя посты карабидов, которые жались к горе, и уже думали, что все – вышли к мосту под названием Сора, что означает «небо», как раздался знакомый крик:

– Не спать!

А Натабура словно очнулся, уловив завывание стрелы. Язаки испуганно таращился в темноту – туда, за ущелье Курикара, за реку Черная Нита. Должно быть, их заметили.

– Промахнулись?!

– Нет. Они хотят с нами поговорить.

– Быстрей же! – Юка мелькнула в темноте, а где-то рядом с ней Афра, который мотался от нее к Натабуре и обратно.

Тотчас со стороны гор взлетела осветительная стрела. Раздались крики и брань. Лагерь карабидов с трудом просыпался.

Последние десять кэн Натабура с Язаки преодолели на одном дыхании. Ветер так свистел в ушах, что не было слышно ни шума погони, ни как в настил моста Сора вонзаются стрелы.

Натабура в какой-то момент потерял из вида и Язаки, и Юку, и Афра. Потом в неясном свете разгорающихся костров разглядел: Афра, радостно скалясь, возвращается к нему, а Юка и Язаки в окружении монахов удаляются в резиденцию Богини Аматэрасу на горе Асафуса, в один из дворцов-пагод Тамакия. Но самое главное: за спиной у Юки висел колчан с Картой Мира. Натабура вздохнул с облегчением. Ну и слава Будде, подумал он и ринулся на защиту моста Сора.

Кто-то из монахов пояснил:

– Мы давно сожгли бы, но ждали вас.

Теперь было поздно. Карабиды, осыпая мост Сора стрелами, не давали его хорошенько поджечь. А если монахи и поджигали, то всегда находился десяток добровольцев из числа опившихся карабидов, которые ценой жизни тушили пожар.

Карабиды атаковали. Вначале неумело, потому что пустили новобранцев. Их незатвердевшие доспехи – санэ не выдерживали удара стрелой с каленым наконечником в форме ивового листа. В полной темноте, подбадриваемые криками асигару-ко-касира – лейтенантов, которыми в свою очередь командовали асигару-касира – капитаны, новобранцы, опьяненные такубусума, рассчитывали на плечах погони прорваться на левый берег. Но все, как один, полегли, не добежав и до половины моста Сора. Монахи Гавадзияма оказались искусными стрелками. Некоторое время были слышны еще крики и стоны. Потом только ветер и река властвовали над ущельем, да свист одинокой стрелы раздавался в темноте – лучники по обе стороны ущелья охотились друг за другом.

Тогда в дело вступила гвардия. И несмотря на то что мост Сора уже горел, почти захватила его, потому что карабиды поверх санэ надели коробчатые доспехи ёрои, которым не были страшны обычные легкие стрелы. К тому же они несли перед собой вязанки хвороста. Порыв карабидов был настолько силен, что они не умещались на мосту и срывались в реку. Лишь преграда из заостренных кольев на время задержала атаку. Впрочем, как позднее увидел Натабура, сразу за мостом была сделана искусная ловушка в виде широкого продольного рва – она перекрывала единственный путь, по которому могли бежать нападающие. Но в этот раз она не пригодилась.

Положение спасли подошедшие с гор монахи, вооруженные большими луками – дайкю. И хотя Натабура хорошо управлялся со своим ханкю и убил или тяжело ранил не меньше десятка гвардейцев Субэоса, он понимал, что, выплеснись море карабидов на левый берег, его ничем не остановишь. Стрелы с тяжелым наконечником ватакуси, похожим на ухо свиньи, пробивали и ёрои, и санэ. Из дайкю можно было выстрелить на четыреста пятьдесят шагов, поэтому лучники накрыли все пространство и за мостом Сора. И очень быстро очистили все окрест. Лишь с десяток карабидов прорвались на левый берег и устремились в гору на позиции монахов. Но не пробежали и девяти кэн – их истыкали стрелами, и лишь один поднялся к укреплениям и устрашил монахов тем, что выкрикивал проклятия и был абсолютно равнодушен к боли. Напоследок его проткнули нагинатой. Он так и застыл – на бегу, но долго шевелился и пробовал идти, пока не истек кровью. Да он пьян, понял Натабура. Только тогда он сообразил, что все: и новобранцы, и гвардейцы – были под воздействием ядовитого напитка такубусума.

Перед рассветом он уснул, прижавшись к бревенчатым стенам башни. Кто-то укрыл его стеганым кимоно и сунул моти.

Еще в сумерках к ним явились дух императора Тайра Томомори и духи братьев Минамото, Ёсицунэ и Ёримото. Как обычно, за последними тянулся длинный фосфоресцирующий след. «Значит, они снова явились с края света», – подумал Натабура. Уселись вокруг, благо монахи, как и Натабура с Афра, спали глубоким сном, и принялись тяжело вздыхать.

– Ох!.. – Натабура открыл глаза и вскочил.

Афра потянулся к моти.

– Лежи… лежи… – взмолились духи. – Мы на мгновение. Ты не забыл о нас?

Натабура улыбнулся.

– Там, – он показал рукой туда, где были пики Асафуса, – там… Юка и Язаки… Я уверен, они все сделают.

– Слава Будде! Слава Будде! – стали кланяться призраки. – Но помни, что если хочешь попасть домой, то к моменту сотворения ты должен находиться рядом с ними. Только не забудь о нас! Попроси Богиню Аматэрасу.

– Хорошо, – ответил Натабура. – Попрошу.

– Не забудь! – И они пропали.

Кто-то из монахов пошевелился. Часовой заглянул в башню:

– Смена караула!

Натабура открыл глаза. Только-только наступил час тигра. Афра сидел напротив, нервно зевал и не сводил глаз с моти. Натабура потрепал его по голове, разломил лепешку пополам и отдал Афра его долю. Потом поплотнее завернулся в кимоно и снова уснул. Но прежде успел подумать: «Действительно, где Юка? Где?»

– Быстрей! Быстрей! – Монахи из сгоревшего монастыря Гавадзияма подгоняли Юку. Где-то позади сиротливо болтался Язаки – он не был им нужен. Они его даже как бы ненароком оттесняли, поглядывая косо и презрительно: толстый, упитанный подросток вызывал подозрение.

Юка оглянулась: перед мостом Сора разгоралось сражение. Она не хотела бросать Натабуру, но понимала – чем быстрее отдаст Богине Аматэрасу Карту Мира, тем быстрее увидит его.

Еще некоторое время на скалы падали неровные тени от пожара на мосту Сора, потом дорога сделала поворот, и постепенно крики и шум сражения смолкли вдали.

«Я знаю, что с ним ничего не случится», – думала Юка, глотая слезы и шепча молитву: «О, великий Будда Амида, сделай так, чтобы он остался жив, и я подарю тебе белый Цуки но усаги – Белого Лунного Кролика!» Эту молитву она знала с детства, и она всегда ее спасала.

В темноте, разрываемой неровным светом факелов, они преодолели скользкую каменную лестницу, которая, подобно змее, опоясывала гору. И попали в Первую Крепость. Язаки оттеснили окончательно и вообще не хотели брать, но Юка заявила, что без него никуда не пойдет. Здесь монахов, которые сопровождали их, сменили монахи рангом выше – высокие, хмурые, в черных рясах, вооруженные черными мечами и копьями, и повели дальше. И вдруг Юка поняла, что это не монахи, а черные кудзу – предвестники смерти. Она подумала, что все – их предали, что они не попадут ни к какой Аматэрасу, что надо бежать, и даже оглянулась: Язаки шел по пятам, боясь отстать, а еще больше боясь мрачных кудзу, которые двигались молча и только подпихивали его остриями копий. Она решила ждать удобного момента. Но он все не наступал и не наступал. Честно говоря, бежать было некуда. Лестница сделалась круче. По краям появился снег. Иногда скалы сжимали ее так, что идти удавалось только боком. Порой справа и слева угадывались обрывы, и тогда ветер, как ни странно, утихал, будто сами Боги открывали дорогу. Язаки из-за страха перед черными кудзу все больше жался к Юке, разве что не скулил, как волчонок, и тихонько твердил ей на ухо: