«Ох, что же это со мной? Отравился чем-нибудь, что ли?» Бен пытался припомнить, что такого он ел вчера. Ужинал в столовой вместе со всеми… Потом, когда напросился к Ромке, чтоб еще немного почитать материалы на его ноуте, — они пили чай с печеньем. Чай был свежезаваренный, печеньем в принципе не отравишься… Что за чертовщина?!

В торце коридора он прижался лбом к холодному стеклу. От прикосновения холодного голове немного полегчало; из щелей тянуло сквозняком, Бен жадно хватал свежий воздух ртом — как изможденный жаждой путник в пустыне глотал бы воду. Небо заволокли тяжелые мутно-розовато-фиолетовые облака, ветер раскачивал голые прутья татарского клена под окном, и даже отсюда было видно, что сугробы набрякли сыростью. «Погода сменилась… Неужели мне от этого поплохело?» Бен много раз слышал, как жалуются на погоду немолодые тетки, перетирают перепады давления и магнитные бури, и с упоением, в красках расписывают свои связанные с этим недомогания. Но он-то не старая тетка! И чувствительностью к переменам погоды никогда не страдал! С чего бы вдруг?..

Он долго плескал на лицо холодную воду. Завернул кран, только когда ощутил озноб — не хватало еще простудиться. Постоял, тяжело опираясь руками о раковину. То поднимал голову, разглядывал в зеркале свое лицо цвета застиранной казенной наволочки, то снова наклонялся — подкатывала тошнота, сводила гортань судорогой, и откатывала снова. Бен оторвался от раковины, только когда окончательно понял, что его не вытошнит, просто нечем.

«Ведь не усну уже сегодня», — подумал он, размазывая по лицу невысохшие потеки воды. — «Может… Может, до подъема все еще пройдет?»

Не прошло. На зарядке он навернулся-таки на утоптанный снег. Голову снова повело, ноги подогнулись, и Бен неуклюже сел боком.

…- Восемьдесят на сорок, — сонный врач с треском оторвал «липучку» манжеты тонометра. — Однако… Что, клофелинчику с утренним чайком принял?! Чтоб от тренировки отлынить?!

— Не жрал я клофелин, — вяло огрызнулся Бен.

— Док, ты тут давай не расследованием причин занимайся, а сделай что-нибудь, чтоб его в норму привести, — посоветовал Роман, с мрачной миной ожидавший в уголке результатов осмотра.

— Я-то сделаю, что полагается в таких случаях, — процедил врач, с хрустом отламывая головку ампулы, — но толку-то делать, если он опять клофелина навернет, лишь бы похалтурить, поваляться денек-другой…

— Ром, я никаких «колес» не глотал, честно, — Бен с отчаянием оглянулся на инструктора.

— Да верю, верю, — отмахнулся Роман.

— Я не знаю, отчего это… Может, отравился? Но вроде ничего такого не ел, чем можно отравиться… И еще сердце давит…

— Как — давит? Болит?

— Ну, вроде, да… Как будто в кулаке его тискают.

— Хм… — а вот это Романа уже откровенно напугало. По крайней мере, насторожило.

После укола он поддел Бена под локоть, отвел в свою комнату, налил кружку крепкого сладкого чая и велел ждать. А сам взялся за телефон и принялся названивать то по одному номеру, то по другому; в ожидании ответа с того конца провода бурча себе под нос и характеризуя местного доктора весьма нелестно и нецензурно.

— Одевайся, — наконец скомандовал Роман. — Сейчас в госпиталь съездим, я договорился. Нормальному доку покажешься. Пусть сердце послушает.

— Ром, может, не надо?

— Надо, Федя, надо! Все, это не обсуждается. Собирайся.

Ровная лента машин ползла в город по грязно-рыжей от песка трассе. Бен отвернулся к окошку и уныло разглядывал присыпанные черным налетом сугробы. Мокро… Сыро… Рановато еще для весны — последняя неделя февраля… Это всего лишь оттепель, а потом опять хряпнет мороз… Весна еще нескоро. И в Зону ему еще нескоро.

Незнакомец в старомодной штормовке не шел из головы. Тот сон был реален до невозможности…

Все непонятным образом изменилось. Бен чувствовал себя очень странно, вроде бы и не плохо — но не так, как обычно. Сознание плыло в тумане, а чувства внезапно обострились. Бену казалось, что наоборот — все окружающее его сейчас было тяжелым, мутным сновидением. Этот укачивающий рокот мотора и тряская езда, остатки леса вдоль шоссе, дорожные знаки и рекламные щиты, покрытые серым слоем пыли и выхлопной гари… И он никак не мог понять — проснулся он сегодня утром, или так и не просыпался, и сон продолжается?

— Ром… Слушай, я до сих пор никак не мог спросить… Все забывал…

— О чем? — Роман бросил на него взгляд через зеркало заднего вида.

— Про твою семью, родных… Ты ведь ничего про них ни разу не говорил. И я знаю только то, что ты живешь один…

— Ну, и?

— Я просто подумал — как-то это… Неравномерно. Ты про меня все знаешь, а я про тебя — ничего.

— Хе, «неравномерно»… Хорошо сказал. Неплохое определение. «Несправедливо» — слишком уж глупое слово. Ладно… За хорошее определение, пожалуй, заслужил… Хотя для нашей работы это не имеет совершенно никакого значения.

Бен молча ждал. Роман сбросил скорость перед поворотом на боковую трассу, куда уходила добрая половина автомобильного потока.

— Мои родители погибли. Давно, еще в девяносто седьмом. С отцом разобрались конкуренты по бизнесу — тогда это было обычное дело. Заминировали машину. Мать случайно оказалась там же… Она не должна была в тот день ехать с отцом, то есть — ее эти разборки не касались, это вышло незапланированно… Но факт — они оказались в машине вместе… Я тогда учился в выпускном классе. После случившегося, естественно, школу закончил кое-как, ни о каком вузе и речи не шло — и на оценках не выехал, и денег уже не стало, папашин бизнес сразу же прибрали к рукам конкуренты. А потом военкомат про меня вспомнил… Попал в Забайкалье, в пограничные войска — а они же по ведомству ФСБ. Офицеры у нас периодически подбирали перспективные кандидатуры, агитировали после армии в академию поступать. Рекомендации давали, некоторым даже помогали пройти вступительные экзамены… Ну, и я рассудил, что для меня это единственный способ получить высшее образование. А со временем, может быть, возродить семейный бизнес — отец же руководил сетью охранных предприятий. Он сам был из ментов, уволился в начале перестройки и свою фирму открыл…

— Ты хотел мстить, — тихо сказал Бен. Не спрашивал — просто отметил, как само собой разумеющийся факт.

— Я прошел все психологические тесты, — так же безразлично ответил Роман.

— Ну и что…

— Странный ты какой-то сегодня. В самом деле заболел, что ли?

— Не знаю, — вздохнул Бен. — Всё как будто не наяву. Как будто я еще не проснулся.

— Оно на то похоже… Такую пургу гонишь…

— Потому, что во сне можно все, что угодно и говорить, и делать, — Бен отвернулся к стеклу.

Роман свернул к обочине и заглушил двигатель. Развернулся на сиденье боком, насколько позволяли бортики кресла:

— Ну-ка, давай рассказывай, что было во сне, — коротко потребовал он.

«Ишь ты, просек фишку», — не то чтоб удивился, скорее уж — снова просто отметил про себя Бен. И рассказал все подробно, в деталях.

— Ты веришь в вещие сны? — наконец спросил Роман. После того, как Бен закончил рассказ, он несколько минут сидел молча.

— То есть, ты не считаешь все это бессмысленной чепухой, — вопросом на вопрос ответил Бен.

— Через сны обычно наше подсознание хочет нам что-то сообщить…

— И о чем же мое хотело сообщить мне?

Роман пожал плечами:

— Может, ты действительно заболеваешь? Переутомление, все такое…

— Ром, я стал по-другому чувствовать. Не могу объяснить, как… Просто по-другому. Ощущения какие-то непривычные.

— Ладно, — Роман повернул ключ зажигания, — поехали все-таки к врачу. Пусть он с твоими необычными ощущениями разбирается.

Терапевт в окружном госпитале долго тыкал Бену в грудь и спину холодным кругляшом фонендоскопа, отправил снять электрокардиограмму, потом разглядывал зигзаги на распечатке. В итоге объявил, что никаких признаков заболевания он не видит, возможно — небольшое переутомление, и посоветовал на недельку снизить нагрузки.