— А зачем вам нужен мой Мустафа?

— Одного джинна мы нашли. Это пенсионер, чемпион мира по длине бороды. Добрейший старичок. Его теперь даже внуки Хоттабычем зовут. Но в фильме у нас должен быть еще один джинн, старший брат Хоттабыча по имени Омар Юсуф. Это отрицательный герой. Настолько отрицательный, что в конце концов от него отделались, запустив в космос. Как ты думаешь, твой джинн не согласится у нас сняться в такой роли?

— Мустафа никогда не согласится быть плохим джинном, — сказала Алиса. — Он думает, что все джинны хорошие.

— Вот именно! — рявкнул Мустафа, который незаметно вошел в комнату. — Кто решил, что я плохой джинн? Тогда он пускай готовится к смерти. От него останется порошок и мокрое место.

Герман Шатров смотрел на Мустафу, широко открыв глаза.

— Это чудо! — воскликнул он. — Второго такого джинна нам никогда не найти. Теперь я понимаю, почему джиннов так боялись дети!

— И не только дети, — поправил его Мустафа и почесал когтями волосатую голую грудь. — Меня боялись целые армии. Из-за меня убежал из Индии Александр Македонский. Ты его знаешь?

— Читал, — осторожно сказал Герман.

Алиса подмигнула Герману. Мустафа опять выдумывал — он только вчера посмотрел по телевизору исторический фильм об Александре Македонском и страшно завидовал славе древнего полководца.

— Чем ты мне заплатишь? — спросил Мустафа.

— Боюсь, что рубинов, алмазов и жемчуга у меня нет, — признался Герман.

— Этого добра у меня целые сундуки, — расхохотался джинн. — Ты меня соблазни чем-нибудь бесценным, чистым, как весенний цветок.

— Я обещаю тебе славу, — сказал Герман.

— Какую? Неужели ты дашь мне войско, чтобы победить твоего ничтожного соседа и стать славным полководцем?

— Нет. Я обещаю тебе аплодисменты зрителей, цветы поклонниц, наградные вазы и миллион писем от почитателей.

— Чепуха, — проворчал джинн, — я не умею читать и не намерен учиться. Пускай учатся слабые!

— Тебе даже не надо учиться, — сказал Герман. — Мы дадим тебе секретаря, который будет читать для тебя все вывески и объявления. Конечно, если тебе некогда играть в кино, то скажи — и мы найдем другого артиста.

— Только попробуй! — рассердился Мустафа. — Или я играю главную роль, или я разнесу на куски все твое кино.

— Просто уж и не знаю, что тебе сказать, — произнес Герман.

Но глаза у него были хитрые и смеялись. Он заманил к себе Мустафу, хоть Мустафа думает, что это он сам решил играть в кино.

Мустафа обернулся к Алисе и спросил:

— А что думает по этому поводу моя недостойная сестра?

— Я всю жизнь мечтала сняться в кино, — сказала Алиса, — чтобы потом все жители Земли и всей Галактики видели меня на экране или по телевизору и говорили: «Какая красивая девочка! Какая талантливая актриса!»

Мустафа знал, что такое кино и что такое телевизор. По вечерам его было не оттащить от экрана, особенно если показывали мультики. Поэтому слова Алисы ему были понятны. Но все же он продолжал сомневаться.

— А вдруг, — сказал он не очень уверенно, — они захотят посмеяться над несчастным доверчивым и добрым джинном!

— Если ты заподозришь что-то подобное, — удивилась Алиса, — неужели ты не сотрешь с лица Земли всю съемочную группу, а заодно и всю киностудию?

— Сотру, — согласился джинн и обернулся к экрану видеофона: — Я согласен сниматься в вашем ничтожном фильме. Но только попробуйте не заплатить мне аплодисментами и премиями!

Нужно ли говорить, что, когда Алиса привезла Мустафу на съемочную площадку, при виде настоящего дикого и злобного джинна все заверещали, а некоторые смертельно перепугались. Мустафе там понравилось.

Только старика Хоттабыча он не уважал. Он его щипал, дергал исподтишка за бороду и ругал по-арабски.

Так как снимали исторический фильм, то со всей Москвы, из всех театров и даже музеев на площадку свезли множество вещей и инструментов, которыми пользовались древние люди в середине двадцатого века. Когда Алиса пришла в первый зал, где подготавливали декорации, она там увидела вот что: трамвай, примус, галоши, чайник, железный утюг, гладильную доску, этажерку, покрытую кружевной салфеточкой, патефон, модель самолета-биплана, кровать с никелированными шариками на спинке, красный галстук, много портретов всяких забытых людей с усами и лысинами, в париках и шляпах, корыто, подкову, колесо от телеги, амбарный замок, эмалированную кастрюлю, шесть сковородок, валенки с заплатами, лапти изношенные и лапти новые, прялку, сани, ящик гвоздей и шурупов, костыли, шелковый веер, керосиновую лампу, связку толстых свечей, сундук, ножную швейную машинку, карету и еще массу вещей, которые Алиса не успела разглядеть.

Среди всего этого богатства стояла костюмерша, а может, реквизиторша Оксана с толстой белой косой и розовыми щеками. От нее пахло земляникой, и она казалась случайно залетевшей на свалку бабочкой.

— Что делать? — спросила она у Алисы.

— Что делать? — раздались голоса.

И тут Алиса увидела, что в глубине зала, за грудами вещей, стоят пожилые и даже старые люди. Человек десять.

Девушка-реквизитор заметила удивление Алисы и объяснила:

— А это наши консультанты. Мы позвали сюда самых ученых стариков и старушек, чтобы они объяснили нам, какие из этих вещей были в ходу в тысяча девятьсот тридцатом году, а какие еще раньше. Вот они и думают.

— Это очень сложно, — сказала Алисе одна бабушка. — Мне вот сто двадцать лет, и я совершенно забыла, в каком году по Пушкинской площади ходил трамвай, а в каком — троллейбус.

— А я стараюсь решить, — вмешался в разговор старик с бородой почти такой же длинной, как у джинна, — что было сначала, свечки или керосиновые лампы? А вы как думаете?

— Сначала все грелись у костра, — сказала Алиса, — и ложились спать на закате.

— Чепуха! — возразил Мустафа, который тоже стоял в зале, где были разложены вещи. — Сначала были светильники. Причем некоторые из них волшебные. У нас в Аравии рассказывают о недостойном отроке Аладдине, который вызывал джинна с помощью светильника. Так вот, я уполномочен заявить, что это — сказка, и только сказка! Ни один уважающий себя джинн не будет связываться со светильниками.

Старики и старушки попрятались среди перин, сундуков, и некоторые даже залезли в трамвай. Девушка-реквизитор покраснела, но решительно заявила:

— Я попрошу вас не пугать консультантов. Мы обещали докторам и правнучатам консультантов не волновать их. Пожалуйста, уходите отсюда и не кричите.

— Смелая девушка! — вдруг улыбнулся Мустафа. — И очень красивая. Я ее беру.

— Куда же ты ее берешь? — спросила Алиса.

— Я ее беру к себе в гарем, — сказал джинн. — Она будет моей младшей любимой женой.

— А где же твои старшие и нелюбимые жены? — спросила Алиса. Она и не подозревала раньше, что у Мустафы есть семья.

— Мои старшие жены, к сожалению, умерли от старости, — ответил Мустафа. — Я же джинн, а они просто женщины. Я должен откровенно сказать, что, когда эта ваша русская красавица умрет от старости, я все еще буду таким же молодым и крепким мужчиной, как сегодня.

Джинн подкрутил усы, вытащил свой золотой гребень и принялся их расчесывать, как кот, который вылизывает свою шерсть.

— Нет, — сказала Оксана, — пожалуй, нам лучше обойтись без вас, господин Мустафа. У вас совершенно неподходящий характер.

— А у тебя, красавица? — спросил джинн. — Разве у тебя не отвратительный характер?

— Мой характер нравится моему жениху, к тому же я не люблю лысых ушастых брюнетов.

— Я постригу уши, — ответил джинн. — Затем я растерзаю твоего жениха, а потом украду тебя на ковре-самолете.

Тут в зал вошел Герман Шатров вместе с режиссером картины, невысоким человеком по фамилии Юзовский.

Они так и замерли, увидев Мустафу.

— Это то, что мне нужно! — воскликнул Юзовский. — Это самый настоящий Омар Юсуф, джинн-хулиган. Я искал его всю жизнь!

Он протянул джинну руку и сказал:

— Рад с вами познакомиться. Мы будем работать вместе. Мы получим самые высокие премии! Я вам гарантирую «Оскара».