Детеныш подпрыгивал, сжимал ручки в кулаки, и, несмотря на то что он был совсем маленьким, он был опасен, как бывает опасен скорпион или бешеная крыса, которая может кинуться на человека.

— Да погоди ты! — остановила его матка. — У меня к Верке дело есть. Ты не обращай внимания на малышку, малышка волнуется. Мы все волнуемся. Для нас потеря члена нашего племени всегда мучительна. В этом отличие нас от людей. Вы готовы истреблять друг друга. Мы готовы отдать жизнь за любого из нас. Ты меня понимаешь?

Верка смотрела в землю, на шляпку рыжего масленка, потому что на матку смотреть не хотелось. У нее не было лица, и потому тянуло дернуть за край маски, чтобы увидеть то, что скрывается под ней, и заранее становилось страшно.

— Скажи, ты хочешь жить богато? — спросила матка. — Ты хочешь, чтобы у твоей бабы был хороший дом, чтобы ты была тепло одета и имела все преимущества состоятельного существования?

Матка говорила правильно, как человек, но иногда употребляла выражения, которыми люди не пользуются.

— Я могу предложить тебе значительную сумму денег, — продолжала она, — а ты окажешь нам небольшую услугу. И у тебя все будет, хорошо?

— А что будет? — неожиданно Верка услышала собственный голос. Она и не думала отвечать, а уж тем более задавать вопросы этой матке. А сама задала.

— Все. Тысяча долларов Соединенных Штатов. Десять тысяч долларов.

— Сто тысяч! — закричал детеныш и пронзительно засмеялся.

— Ты сейчас поедешь в их больницу, к своей маме…

— Мы ей ничего плохого не сделали, — раздался незнакомый голос.

Верка увидела, что среди ветвей стоит мужчина в ватнике, стеганых штанах и валенках. Его лицо поблескивало под каплями дождя, но опять непонятно было, человеческое ли это лицо.

— Она будет жить, — подтвердила матка. — Я тебе это гарантирую. А ты в больнице возьмешь личинку, которую они увезли с собой, и принесешь нам. И получишь десять тысяч долларов.

— Сто тысяч! — пропел детеныш.

— Нет! — сказала Верка. Сказала и сразу подумала: «Ну почему я не согласилась? Они бы отпустили меня…»

— Тогда мы сделаем это сами, — сказала матка.

— И твоя мама вряд ли останется живой, — подтвердил мужчина в ватнике.

— Я сам ей глотку перегрызу! — простонал детеныш. Будто представил, как это сделает, и обрадовался.

— Малыш, ну разве так можно?! — набросилась на него матка. — Ведь мы с Верой говорим о деле и не хотим ей угрожать. — Матка обернулась к детенышу, и Верка поняла: или сейчас, или они ее уничтожат.

И она метнулась в промежуток между детенышем и маткой — она ведь худая, юркая.

— Стой! — кричали вслед.

Но кричали не вслух, а как будто комариным звоном.

Верка вылетела из-за угла дома. И оказалась на асфальте. Ударилась коленкой о пустую коляску, и коляска покатилась к охраннику, который схватился за автомат.

— Они там! — крикнула Верка и поглядела назад.

Никто ее не преследовал. Никто не догонял. Было тихо. Только комариный звон стоял в ушах, и был он зловещим и гадким.

Охранник сделал несколько шагов к углу дома. И тут как раз коляска докатилась до него. Свободной рукой охранник толкал коляску перед собой, в другой держал автомат.

— Осторожно! — крикнула ему Верка. — Они летать умеют.

— Ты чего?! — удивился охранник, но остановился.

Тут из дома выбежала Елена.

— Я услышала, — сказала она. — С тобой все в порядке?

Комариный звон переместился кверху. Верка задрала голову. Под самым низким облаком, неясные в каплях дождя, улетали большие насекомые. Или птицы. Или люди…

— Видели? — спросила Верка.

— Что видели? — не поняла Елена, которая ничего не разглядела.

Они пошли к машине, и Верка рассказала Елене Борисовне, как встретилась с маткой и детенышем и что там был еще один из тех, а может, их было и больше.

Когда машина выехала на шоссе, Елена спросила:

— Ты все хочешь понять?

— Еще бы!

Елена хорошо вела машину, лучше, чем Ванечка. В ее манере была легкость и даже небрежность. Она не трудилась за рулем, не руководила машиной, как Ванечка, а как бы помогала ей катиться вперед, легонько похлопывая по спине.

— Ты уже столько видела, — сказала Елена, — что самой пора догадаться.

— Вы-то небось не догадались, — возразила Верка. — Целый институт, наверное, думал.

— Думали многие, но догадаться было очень трудно. Потому что мы живем в мире привычных вещей. А если что-то случается необычное, то теряемся. Смотрим и думаем: так быть не может!

— Точно как моя баба Элла…

Елена смотрела на дорогу и говорила, словно размышляла вслух:

— А сейчас расскажу тебе об одном великом ученом. Его фамилия Фабр.

— Я видела его книгу у Олега Владиславовича…

— Фабр был великим энтомологом, то есть специалистом по насекомым. И жил он более ста лет назад. В его главной книге «Инстинкт и нравы насекомых» есть глава, которая называется «Осы-охотницы». Фабр долго наблюдал поведение ос церцерис, которые откладывают яички в жучков златок. В живых насекомых! Своим длинным острым жалом, словно саблей, оса церцерис разрезает нервный узел жука и парализует его. Есть и другие осы-наездники. Они впрыскивают в тело жертвы парализующий яд, превращая его в убежище и банку консервов для своих детишек. Жучок парализован, неподвижен, но кое-как жив. И так продолжается до тех пор, пока из яичка не выведется личинка осы. И тогда личинка начинает пожирать своего «хозяина» изнутри. И пока не подойдет ей время превратиться в осу, она безбедно и сытно живет внутри своей жертвы…

— Вы все о насекомых… — сказала Верка, хотя понимала, что ее слова покажутся глупыми. Ведь она уже все поняла, а спрашивает, словно не поняла ничего.

— Ничто на свете не бывает постоянным. Мы с тобой имеем дело не с обычной маленькой осой, опасной только для златок. Осы церцерис попали в центр атомного взрыва под Челябинском и сумели выжить. Они прожили немало лет при радиации, которая превышала все возможные нормы. Теперь понятно, что златки и другие привычные носители, потенциальные консервы для осиного детского сада, вымерли или улетели из зоны. Чтобы выжить, надо было найти новых жертв. Теплокровных. Уцелели те, кому это удалось. Представь себе лестницу, внизу которой был жук. Затем какая-то оса умудрилась отложить яйцо в мышь. И каким-то, еще неизвестным нам образом, новое поколение ос унаследовало кое-что от мышей. Они стали крупнее, страшнее, опаснее для окружающих. На следующий год или через пять лет эти мутанты отыскали себе другого носителя — лису, волка… Наконец настал день их торжества. Осе попался человек! И если им удастся, то осы-исполины могут стать господами всего нашего мира… Прости, я преувеличиваю. Конечно же, этого не будет.

— Не будет, — эхом повторила Верка.

— Изучая сигналы из того региона, мы поняли, что новое поколение мутантов унаследовало от людей столько, что их трудно отличить от жертв. Они и сюда добрались уже под видом людей… Сначала нас в институте подняли на смех. Антинаучно утверждать, что, поедая человека, оса впитывает в себя многое из того, что раньше было этим человеком. Пять лет яйцо мирно живет в человеке, постепенно превращаясь в личинку. И в один прекрасный день эта личинка просыпается и начинает пожирать внутренности хозяина, а затем выходит из человека, оставив после себя лишь оболочку своей жертвы…

— Значит, та женщина в подвале была жертвой наездников? — спросила Верка.

— Она была женой Олега Владиславовича, которую он так безуспешно искал. От нее остался только голос, и его унаследовал детеныш. Олег Владиславович чувствовал эту связь… Но разве такое вообразишь?

— Нет, — вздохнула Верка. — Не вообразишь. И мою маму они поймали?

— Пять лет назад, — сказала Елена, — твою маму ужалила оса-наездник. Оса, которая уже стала почти человеком. Твоя мама потеряла сознание, и ее утащили в подземелье около вашей дачи. Там она, парализованная, провела пять лет.

— Вы хотите сказать, что мама пять лет была под нашей дачей?!