— Я ему этого никогда не прощу! — к счастью, слышала ее одна Даша.

— Мама, что ты несешь! — сказала Даша. Даша была спокойна, подтянута, ничем не выказывала своего горя, и Лидочка даже усомнилась, правду ли рассказал ей Руслан, а может, это плод его необузданного творческого воображения? Даша успокаивала мать, разговаривала со знакомыми и вела себя как воспитанная наследница имения на званом вечере.

Лидочка почему-то решила, что где-то в густых кустах Донского крематория должен прятаться несчастный слонопотам, но его не увидела.

Произошло неизбежное разделение групп, в зависимости от отношений с Ниной или Лизой. Лидочка оказалась на нейтральной территории, они с Мариной выразили соболезнования Нине, затем, стараясь не выглядеть демонстративно, подошли к Лизе. Именно тогда у Лизы и вырвалось это неудачное восклицание.

Долго ждали очереди на кремацию, произошла какая-то накладка с оформлением документов. Лидочка с Мариной отошли на боковую аллею.

— Ты знаешь, что у Сергея был роман с Дашей, с дочкой Елизаветы? — вдруг спросила Марина.

— Почему ты так думаешь?

До этого момента Лидочка полагала, что она — единственный хранитель взрывчатой информации.

— От Сергея, — сказала Марина. Она обернулась — кто-то прошел по аллее, разглядывая памятники. — Я ему поверила, хоть и не одобрила.

— Странно, — сказала Лидочка, не зная, как реагировать на такую новость. Одно дело — услышать ее от полного эмоций участника событий, а тут к тебе приходит с такой же новостью отдаленный свидетель.

— Ты не веришь?

— У меня нет к этому отношения, — сказала Лидочка. — А как он тебе сказал об этом?

— Я прочла. — Марина чуть улыбнулась, и ее глаза вдруг блеснули, как будто она заглянула невзначай в шкатулку и увидела там сверкающее ожерелье. — Я прочла об этом в его романе.

— В романе Сергея?

— Я не могла об этом говорить, пока он был жив, хотя роман — это роман, и ты не сможешь долго хранить секрет. Но пока роман не напечатан, выдумка, лежащая в его основе, остается собственностью автора. Ты меня понимаешь?

Марина говорила как отличница из провинциальной школы. Она старалась строить фразы как можно правильнее, так, ей представлялось, говорят лучшие люди столицы, а порой получалось курьезно, потому что лучшие жители столицы не следуют нормам.

Марина вытянула тонкую шейку и поглядела поверх кустов.

— Ждут, — сказала она. — Еще не начали.

В очередной раз заладил дождь. Тяжелые капли застучали по листьям. Женщины отошли под укрытие старой липы. Солнце решило не прятаться за тучку ради столь короткого дождя и продолжало светить. Капли сверкали в его лучах.

— Мне так неловко говорить об этом, — сказала Марина.

Она была одета скромно, но не в траурное. Серый костюм, черная сумка через плечо, лаковые черные туфли. Марина потянулась, сплетя перед собой пальцы. Пальцы хрустнули. Она боролась между необходимостью деликатно молчать и почти физиологическим стремлением выговориться, крикнуть тростнику, что у царя Мидаса ослиные уши.

— Я тебе доверяю. Это не означает, что я нарушаю слово или обманываю кого-то. Тайны здесь нет. Если есть, то редакторская. А скоро об этом будут знать все. В книге он написал о своем романе с Дашей. Правда, не в реалистическом, а в эзотерическом разрезе.

— Почему ты решила, что это имеет отношение к действительности?

— Когда человек, разменяв полсотни, пишет эзотерический роман, можно ожидать, что он вложит в него свой жизненный опыт.

— Он мог написать роман о событиях тридцатилетней давности, — возразила Лидочка, стараясь припомнить, что означает слово «эзотерический».

— Нет, все слишком совпадает. Когда будет верстка, я тебе ее покажу, и ты мне поверишь. Это роман о том, как мужчина полюбил дочь своей любовницы. Конечно же, все имена изменены, обстоятельства тоже… это художественная проза. Очень необычная, не всем по зубам… — Марина заговорила быстрее, потому что они увидели сквозь листву, как люди, пришедшие проститься с Сергеем, стали подтягиваться к автобусу. Уже открыли заднюю дверцу и к ней подкатили тележку для гроба.

Среди друзей и близких мужчин было мало. Анатолий Васильевич Голицын помогал вытаскивать гроб из автобуса. Сначала Лидочка отметила в сознании этот факт и только через минуту сообразила, что этого быть не должно. Что делать сыщику на кладбище?

Гроб поставили на тележку. Толику кто-то вручил венок из института, где раньше работал Сергей. Толик нес его за гробом. Он был в черном костюме и, несмотря на жару, при галстуке. Видно, специально оделся к похоронам. Положительный человек.

Если он здесь, то у него, должно быть, возникли какие-то соображения. Знает ли он о романе Даши с Сергеем? Ведь эта информация проливает совсем другой свет на возможное поведение Руслана. Его рассказ, если отнестись к нему без эмоций, почти признание в собственной вине. Руслан — единственный человек, заинтересованный в том, чтобы Сергея не стало. Правда, остается еще Нина Абрамовна. Возможно, ей удастся унаследовать квартиру или хотя бы мебель — наверное, она уже об этом позаботилась. Но не станет же она из-за этого убивать Сергея? Тем более что муки ревности давно уже рассосались. Что же здесь делает Толик?

— Кто это? — спросила Марина, перехватив внимательный взгляд Лидочки.

— Наверное, и тебе еще предстоит с ним встретиться. Если дело не закроют раньше.

— Не поняла.

— Это уполномоченный, милицейский сыщик.

— Следователь?

— Следователь будет потом. Это просто Толик…

— Толик?

— Анатолий Васильевич Голицын собирает все сведения, а потом они решат, передавать ли дело следователю.

— Ты у него уже была? — спросила Марина.

— Была. Не только из-за Сергея, но еще из-за одного человека.

— Из-за кого?

— Я потом тебе расскажу, хорошо?

— Только не забудь.

Они прошли в здание крематория следом за Лизой и Дашей. Уже в дверях Марина не удержалась и прошептала на ухо Лидочке:

— А если меня вызовут, можно не говорить про роман?

— О чем не говорить?

— Про роман Даши и Сергея.

— Говори, если хочешь, только это же, наверное, выдумано. Но не хочешь — не говори!

— Я сохраню спокойствие Даши, правильно?

Они вошли в светлый, обжитой зал крематория. В нем было столько маленьких вещей, бюстов, табличек, надписей, цветов, что казалось, будто люди приходят сюда не ради похорон, а как бы в краеведческий музей странного, нереального края.

Когда похоронная процессия, большая или маленькая, вливается в этот зал, даже самые случайные и равнодушные люди спохватываются — это же конец! Вон там, впереди, раздвинутся плиты в полу, и гроб уйдет вниз, в геенну огненную. Лидочке вдруг кощунственно показалось, что она находится в процессии восточной древности, в Карфагене или Финикии, в храме Ваала, готового поглотить очередную жертву.

Нина Спольникова встала у гроба так, чтобы помешать подойти к нему тем, кого она допускать не хотела. Но Лиза обошла гроб с другой стороны, и они с Ниной оказались лицом к лицу над телом Сергея. Их руки, протянутые к его лицу, чуть было не встретились.

И тут, оттолкнув мать, к гробу кинулась Даша, она стала истерически целовать Сергея, рыжие волосы рассыпались по белой простыне… Лиза принялась оттаскивать Дашу, ей на помощь пришел Толик, подбежала неизвестная бабушка с таблетками и стаканом воды, Дашу отвели в сторону, она рыдала, захлебываясь слезами.

Речей не было — представитель института хотел было сказать нечто официальное. Расправляя и складывая бумажку, он вышел к изголовью гроба.

Нина обернулась, заметила его и сухо велела отойти.

У Сережи было умиротворенное, «как положено», лицо, словно он прислушивался к тому, что происходит вокруг, но не мог открыть глаза.

Когда гроб опускался в пропасть, Даша попыталась снова рвануться к нему, но теперь Толик, уже как бы на правах родственника, крепко удержал ее за локоть. Даша была на голову выше приземистого милиционера. Но, конечно же, Толик был сильнее, к тому же он знал, как надо держать людей.