— А черт ее знает! — в сердцах ответил капитан. — Соседка бегала туда-сюда, натоптала, впрочем, это и не играет сейчас роли.

Капитан пошел на кухню, где заставил свидетелей записать свои адреса и телефоны, обещал вызвать. Потом выпроводил всех из дома, сам вышел последним, закрыл дверь на ключ. Подождал, пока Итуся поймает Пуфика, и проводил всех до калитки. Захлопнув калитку за собой, просунул крепкую волосатую руку сквозь штакетник, чтобы задвинуть засов.

— Все, — сказал он, словно закончил тяжелую работу, — теперь можно и пообедать.

— Задержались мы, Анатолий Васильевич, — поддержал его потный милиционер. — Я чуть с голоду не помер.

Лидочка подумала, что милиционеры могли бы и не обсуждать сейчас обеденные проблемы, а потом отогнала эту мысль — они же каждый день находят трупы, что ж теперь, голодать из этических соображений?

Милиционеры быстро пошли по улице к отделению, а Глущенки с Лидочкой остались у калитки. Ведь они так ничего и не узнали от Анатолия Васильевича. Было странное чувство — словно перед тобой поднялся занавес, за которым стояли в разных позах люди на фоне декораций, и тут же опустился, зажегся свет, и дамы в униформе торопят скорей идти в гардероб, а то гардеробщицам пора по домам.

Солнце пекло нещадно, воздух был влажным, тяжелым, еще и суток не прошло с той минуты, как Лидочка входила в эту калитку и Сергей встретил ее на террасе.

— Хоть бы дождик пошел, — попросила пощады у природы Итуся.

Пуфик стоял у ее ноги, покорный и терпеливый. Женя так и держал в руке несчастную корзину.

— Я сегодня видела отвратительный сон, — сказала Итуся, — но не придала ему значения.

Итуся явно намеревалась рассказать этот сон, но обычно терпимый Женя оборвал ее:

— Давай дома будем рассказывать. Сейчас я хочу увидеть Верескова.

Женя был прав. Нельзя уходить, не узнав по крайней мере того, что знают соседи.

Они побрели к дому, где снимал флигелек Вересков, стали звать его от калитки, но вышел не он, а Ольга, соседка Сергея, и сказала:

— А Валентин Дмитриевич срочно в Москву уехал.

— Оля, — обрадовалась Итуся, которая знала соседку ближе остальных. — Мы вообще-то к вам хотели. Мы вовсе ничего не знаем.

Крупная, массивная Оля, само добродушие, подошла к забору. Разговор продолжался через штакетник.

— Это я во всем виновата, — сказала Оля. Она начала говорить сразу после вопроса Итуси, видно, она специально стояла тут в ожидании расспросов. Грустно потерять статус главного свидетеля, когда свидетельскому полку пришло пополнение.

Ольга, по ее словам, проснулась часа в два от какого-то звука. Звук пришелся на сон — так что она даже не поняла, что же ее разбудило. Теперь, после того, как она побывала в соседнем доме, Ольга поняла, что ее разбудил звук выстрела. Было тихо. Только очень тревожно. Она встала, подошла к окну, посмотрела в сторону окон Сергея. Именно в ту сторону, а не в другую, — что-то, значит, чувствовала. Она стояла довольно долго, и ей показалось, что там горит настольная лампа. Сергей Романович часто допоздна работал — кухня-то с ее стороны, ей видно было, как он сидит у окна и печатает на машинке. В жаркие дни все открыто настежь, правда, участки разделены сараями, но сараи стоят не вплотную.

Потом Ольга легла и спала часов до девяти утра. Встала, были какие-то домашние дела, ей сегодня выходить после обеда. Ольга собиралась на почту и еще вчера договорилась с Сергеем, что заглянет к нему в первой половине дня и возьмет несколько писем, которые он написал, — специально идти за километр к почтовому ящику ему не с руки.

Она пошла к Сергею в одиннадцатом часу.

Дверь на террасу была открыта, но когда Ольга вошла, никто не отозвался. Может, заработался вчера и заснул поздно, решила она, а так как отношения в поселке были простыми, деревенскими и Сергей эти отношения принимал, Ольга негромко позвала его, чтобы не будить, если спит. Тут она и увидела его на полу. Сначала она решила, что сосед напился и свалился под стол — она такого натерпелась с прошлым мужем. Потом испугалась, что у Сергея случился припадок. И хоть было светло и она увидела кровь, сознание не соглашалось с насильственной смертью — иначе как объяснишь, что она даже присела на корточки и стала трясти его за плечо, чтобы очнулся.

А потом уже окончательно поняла, что сосед мертв.

— А из чего он был застрелен? — спросил Глущенко.

— Не знаю, — сказала Ольга. — Может, из ружья, может, из пистолета. Не все ли равно?

— Оружия вы там не видели?

— Нет, оружия не было. Да я и не искала.

— А потом милиционеры не находили оружия?

— Женечка, ну что ты пристал к Оле со своими вопросами? Вы продолжайте, Оля, — попросила Итуся.

— А больше нечего продолжать. Я испугалась, — сказала Ольга. — Выбежала, а тут Валентин Дмитриевич идет. Я сначала не хотела его в это дело впутывать, он такой впечатлительный. Но он по моему виду угадал, буквально кинулся ко мне, спрашивает, что у вас произошло? Я и говорю, что не у меня, а с Сергеем Романовичем случилось несчастье. Я его попросила подежурить, чтобы никто не вошел в дом. Почему-то мне показалось важно, чтобы до милиции никто в дом не вошел. А сама побежала в милицию — тут пять минут…

— И приехал капитан Анатолий Васильевич, — подсказал Женя, который хотел установить всю картину полностью.

— Сначала Толика не было, — сказала Ольга. — Меня на патрульной машине подвезли, там сержант был, он ко мне в библиотеку ходит. Вересков у террасы стоял. Весь бледный, как полотенце. Он мне потом сказал, что ему казалось, Сергей выходит, весь в крови… вы представляете?

— Представляем, — сказал Глущенко.

— А потом Толик прибежал, — сказала Ольга.

— Какой Толик?

— Уполномоченный, Анатолий Васильевич: мы с ним в одном классе учились, он такой романтик раньше был, а отец заставил его в милицейское училище пойти. А то, говорит, всех грабят, но без образования не защитишь. У него отец — типичный ветеран.

Лидочке показалось, что Ольга шутит. Но Ольга не улыбалась.

— Вы с ним осторожней, — сказала она. — Он на вид все еще безопасный, а в самом деле у него развилась хватка. Он как бульдог, вопьется — не оторвешь. Он знаете на ком женился? На Люське Мамедовой, ее на конкурс красоты выбирали, из кино режиссер приезжал на «мерседесе», честное слово, он, Толик, он только в науке нолик.

Лидочке послышалась старая школьная шутка.

— Толик все ждет своего звездного часа. В десятом классе он книжку прочел — «Звездные часы человечества». Немецкого писателя…

— Стефана Цвейга, — подсказал Глущенко.

— Стефан Цвейг про великих людей написал, а Толик теперь ждет своего часа. Ему надо, чтобы его заметили.

— Из-за Люси Мамедовой? — спросила проницательная Итуся.

— А вот Люся Мамедова уже ни при чем, — вдруг рассмеялась Ольга. — Я вам ее покажу, если хотите.

— Ну что, все? — Итуся устала от переживаний, ей хотелось уйти, но Женя медлил, и Лидочка понимала его: еще было не сказано нечто важное, что все объяснит и расставит по местам.

— Все неправильно, — сказал Женя.

— Я тоже так думаю, — быстро согласилась Ольга. — Все неправильно, не должны были Сергея Романовича убивать. Да и что брать-то у него?

— Видик, — сказала Лидочка. — Ваш Толик спрашивал, что пропало. Он думает, что там еще были деньги.

— Вряд ли.

— Убийца не мог приехать на машине? — спросил Женя.

— Мы бы услышали. В два часа кто-нибудь да услышал бы — с той стороны Школьная перегорожена, она как тупик. Если бы кто заехал, мы бы обязательно услышали. Нет, убийца пешком шел. За видиком?

— Происходит нарушение шкалы ценностей, — заявил Глущенко. — Человека можно убить из-за пятидесяти рублей, причем из гранатомета, потому что именно гранатомет попался тебе в лапы. Масштаб добычи и масштаб нападения никак не соотносятся.

— Правда, — согласилась Ольга, хотя не было уверенности, что она вслушивалась в эту сентенцию.