И тут в дверь позвонили.

Самый обыкновенный звонок. Так звонит почтальон.

Сонька оборвала вой. И стало так тихо, что Лидочке показалось — а может, это так и было, — что она слышит шипение, с которым газ рвется из конфорок.

Звонок послышался снова.

— Ы-ы-ы-ы! — завыла вновь Соня. Но Лидочка понимала, что эти звуки слишком слабы, чтобы вырваться на лестничную площадку. Позвонили еще раз. Настойчиво.

И тогда в Лидочке возникла надежда, что люди, которые звонят в дверь, знают, что она там, внутри.

Она вдруг поняла, что рвется и бьется в тенетах, подобно Соне, сама не замечая того, — тело никак не хотело сдаваться, хотя дышать уже было нечем.

Потом звонки прекратились.

Ее охватил ужас, Лидочка поняла, что, не дозвонившись, спасители ушли…

И Соня замолчала — кажется, потеряла сознание.

Стало так тихо, что донеслись звуки с улицы. Нетерпеливый гудок автомобиля, которому кто-то помешал на повороте в Электрический переулок. Даже голоса на улице.

И вдруг Лидочка услышала голоса за дверью. Возможно, это было лишь наваждение, химеры умирающего мозга. А может быть, в таком критическом состоянии и органы чувств на несколько секунд могут приобретать дополнительные качества… И Лидочке показалось, что она слышит разговор за дверью. Голос коменданта Каликина:

— Петренко от них вышел, я видел, да соваться не стал…

Другой голос:

— Газом пахнет.

Комендант:

— И точно, газом пахнет.

И знакомый голос, который Лидочка почти узнала:

— Плохо дело. Надо принимать меры.

Комендант:

— Но вы же понимаете, что я никакой ответственности не несу…

Незнакомый голос:

— Лейтенант, ты что? Сейчас вызовем пожарных. Они с балкона заглянут.

— И увидят трупы?

— Ну не так уж все трагично…

Они продолжали говорить, но Лидочка уже не слышала — оказалось, что смерть от газа отвратительна, но безболезненна… Она вплыла в нее покорно и прекратила сражение…

Но грохот, который потряс квартиру, она услышала.

Еще удар. Еще.

Волна холодного чистого воздуха ворвалась в квартиру вместе с упавшей внутрь дверью — какое счастье, что они с Андрюшей так и не собрались поставить металлическую дверь — а ведь многие уже поставили…

Лидочка даже смогла поднять тяжелые веки… Мимо нее промчался Шустов. Оттолкнул ее стул с дороги, так что она ударилась о стену затылком, и перешагнул через Соньку, скорчившуюся на полу. Затем он сделал странную вещь — сорвал с себя ушанку и надел как перчатку на кулак — он скрылся в кухне, и оттуда раздался оглушительный звон.

— Вот дурак, вот дурак, — сказал комендант Каликин, остановившийся в дверях, — мне же снова стекла вставлять, вы же совсем выморозите Лидию Кирилловну… ну, что за люди пошли!

Никуда, ни в какую больницу Лидочка не поехала. Она лежала на диване.

Соню увезли в больницу — она была в шоке. И сильно отравилась газом — оказывается, его было больше у пола. Удивительно то, что остался жив и Гоша — он был без сознания, но лейтенант, который вернулся к Лидочке через два часа, чтобы навестить ее и проверить, вставил ли комендант стекло, сказал сразу, что этот кусок мяса будет жить. Вот точно будет жить — все человечество перемрет, а он и амебы будут жить.

Лейтенант забежал на минутку.

Он сказал:

— Доктор бюллетень выпишет. Я с ним говорил.

Лидочка улыбнулась лейтенанту. Он был слишком красивенький, но, пожалуй, это и недоразвитость чувства юмора были его единственными недостатками.

— Я бы себе никогда не простил, — сказал он.

Лейтенант стоял в ногах дивана, сжимая в сильных руках шапку, которой он разбил окно, чтобы не порезать пальцы.

— Конечно, лучше было открыть, — крикнул из кухни комендант, который возился там со стеклом. В комнате было холодно, но, к счастью, на улице снова началась оттепель. Лидочка была накрыта всеми одеялами, что нашлись в доме, и ей было хорошо, потому что главное — это когда много воздуха, когда нет окон, дверей — ничего. Только воздух.

— Мы поставим электрическую плиту, — сообщила она лейтенанту.

— Разумно, — согласился тот.

— Как Сонечка? — спросила Лидочка.

— Какая она к черту Сонечка! Сонька — золотая ручка, — мрачно сказал лейтенант.

— Я знаю, что она подложила Алене таблетку цианистого калия.

— Да, Петренко достал ей яд в облатке, которая была точно такой же, как у снотворного. А какая подлость — сначала уговорить подругу совершить видимость самоубийства и даже вместе с ней подсчитать, сколько нужно таблеток, а потом спокойно подложить ей смертельную таблетку и уехать к ее родной матери — к матери, понимаешь, — чтобы добыть себе алиби! Ну ведь сволочь!

— Сволочь, — откликнулся из кухни комендант.

— А вы помолчите, гражданин Каликин. Мне вами тоже хочется заняться.

— Это еще почему?

— А за наводку.

— Такое оскорбление смывается кровью, — Каликин появился в дверях. Он вытирал пальцы от замазки. — И его еще надо доказать.

— Мы докажем, — сказал лейтенант.

— Это конечно, вы что хотите — докажете, — согласился комендант и вернулся на кухню, откуда он продолжал подслушивать разговор.

— И все из-за денег, — произнес Шустов.

— Андрей Львович, — попросила Лидочка, — я так и не поняла, зачем Петренко давал Алене деньги на хранение, а потом ее же и убил.

— Да врали они вам! Лапшу на уши, извините, вешали.

— Это были другие деньги?

— Тридцать пять тысяч баксов?

Лидочка улыбнулась — даже лейтенант употреблял современное словечко.

— Да, тридцать пять.

— А я еще вчера вычислил, откуда эта сумма взялась. Только не догадался, что вы ее у нас перехватили. Тридцать пять тысяч. Столько Алена Флотская получила за свой участок, за так называемое пепелище с сараем.

— Так много?

— Престижный район, хороший старый участок, все коммуникации. Конечно, это незаконно — торговать кооперативной землей, но все так делают. Года два участок пустовал — они с Осетровым, а иногда с Соней туда ездили, и тут недавно получили хорошее предложение — один миллионер, их сосед, решил там строиться. Ну и заплатил… Я с ним вчера говорил — он ничего не отрицал. Его зовут…

— Константин? — спросила Лидочка.

— Вы и это знаете?

— Нет, просто я идиотка! Этот человек был на поминках Алены и даже сказал мне, что он — наследник Маргариты Потаповой, но я не догадалась, в каком смысле. Вот идиотка!

— Ну вот, я вчера же, когда труп Осетрова нашли, пришел к выводу, что Осетров приезжал туда не прятаться от нас, а что-то искал. Что-то настолько важное, что рисковал свободой и всем — только найти!

— А почему вы решили, что он искал?

— Потому что в этом сарае и вокруг него тщательные поиски были произведены два раза — сначала везде свежие отпечатки Осетрова. Везде — и на пустых кастрюлях, и на банках, и в подполе, и под обоями, — везде, понимается? А поверх них — отпечатки тех, кто его мучил и убил. Значит, Осетров едет во Внуково и что-то ищет. Потом приезжают наемные бандиты, которые ищут то же самое, что и он, и думают, что он нашел. А он не нашел. Иначе бы дал — уж очень они сильно его мучили. Вот тогда я и задумался: что им так было нужно? Если догадаюсь, то пойму, почему убили Алену. Правильно?

— Правильно, — похвалила лейтенанта Лидочка. — Вы бы разделись, сделали себе кофе.

— Нет, мне надо бежать, я же на минутку, только отчитаться.

— Ну ладно…

— Я решил — за этим лежат деньги. Большие деньги. У нас в девяноста процентах за убийствами лежат деньги, а остальные проценты — пьянка. Я стал думать — а откуда могут оказаться большие деньги у Елены Флотской? Только от недвижимости. Теперь все недвижимость покупают. Тут же меня посетила идея. И она оказалась правильной — я связался с председателем кооператива «Наставник» во Внукове. Потому что по документам там был участок у бабушки. И он мне сказал, что всего месяц или два назад участок Флотской перешел к гражданину К. М. Абзианидзе. Формально там сумма была невелика — миллионов пять — за сарай и яблони. Но я понял — я на верном пути! Тут же позвонил этому Константину Михайловичу. И он даже скрывать не стал — тридцать пять тысяч! Значит, я на верном пути, потому что трупы есть, а денег нет. Ты меня слушаешь?