— Значит, он все же поехал туда? — Соня была напугана. Она точно была напугана. — Вот почему он был в лыжном костюме. Ты мне сказала, а я не придала значения…

— Его там убили, — сказала Лидочка.

— Что?

— Его там убили. И не только убили. Его страшно мучили. Когда мы нашли его, он был весь изломан… — Лидочке не хватило дыхания, ее голос сорвался, но Соня не слышала этого — она выла. Когда Лидочка замолкла, смущенная странным звуком, доносившимся из трубки, она поняла, что это именно вой — на одной ноте, тупой, почти звериный, но более высокий по звуку — его можно было спутать с гулом, который издает рой пчел…

— Соня? Соня! Что с тобой?

Упала трубка. И короткие гудки.

Когда Лидочка пришла в себя после этого разговора, ей стало стыдно, что она так разговаривала с Соней. Та и без нее напугана. У нее свои беды — беды, неведомые Лидочке, но общие для всех тех людей — Алены, Осетрова, Сони… Двое из них уже погибли, а Сонечка, запутанная в те же дела, боится смерти. И, наверное, имеет все основания ее бояться. Так что никакого права упрекать Соню во лжи Лидочка, наблюдательница со стороны, не имела.

Лидочка набрала номер Сони, но там было занято.

Интересно, что узнал Шустов о смерти Осетрова? Лучше не думать об этом, потому что тогда сразу перед глазами встает картина мучительной пытки Осетрова. Ни один человек, думала Лидочка, не бывает виноват настолько, чтобы его так замучили. Даже если он убил Алену и это была месть за ее смерть.

Домашнего телефона Шустова Лидочка не знала. И, наверное, хорошо, что не знала, — зачем ей превращать отношения деловые, случайные, в более личные? Может, снова позвонить Соне?

У Сони занято.

Не возвратилась ли Татьяна в квартиру к Алене? Хоть она и собиралась вернуться в Переделкино, но могла передумать.

Телефон у Алены не отвечал.

Несколько раз Лидочка набирала каирский номер, но связь срывалась на пятой цифре — то ли здесь, то ли, как еще недавно принято было говорить, «за пределами Советского Союза».

И тут снова позвонила Соня.

— Расскажи мне, что было, — попросила она.

Говорила она тихо, как всласть наплакавшаяся женщина. Тихо, ровно и даже умиротворенно.

— Тут мало что можно рассказать, — сказала Лидочка. — Меня туда Татьяна повезла.

— А откуда она узнала адрес дачи?

— Соня, да скажи мне, почему это — тайна?

— Никакая это не тайна, но Татьяну они никогда туда не подпускали. Это было принципом. Поэтому мне интересно, кто ей рассказал.

— Она сама догадалась. Нашла какое-то письмо… Все равно рано или поздно она обо всем бы догадалась.

— А Осетров и в самом деле был совсем мертвый? Никакой надежды?

— Он погиб, наверное, за день до того, как мы его нашли.

— Его Татьяна нашла?

— Татьяна оставалась в машине.

— Зачем? В какой машине?

— Тебе все детали важны или только самое важное?

— Я не знаю, — Соня снова начала плакать. Но при этом она могла говорить.

— Я пошла на участок с одним человеком. Мы увидели много следов. В снегу. И возле хозблока, — рассказывала Лидочка.

— Он был в хозблоке?

— Да.

— Он долго там был?

— Откуда я знаю! Но человек, который был со мной, предполагает, что Осетров намеревался там пожить.

— Дальше, дальше!

— Я увидела его. Он лежал на полу. Они его жутко избили перед смертью.

— Кто они? Их поймали?

— Соня, не мели чепухи. Если кто и знает убийц Осетрова, то я думаю — это ты.

— Нет, нет! Клянусь тебе, нет! Для меня это такая же неожиданность. Как тебе не стыдно!

— Ты вчера еще проклинала Осетрова и говорила, что твой Петрик его за триста долларов достанет.

— Да ты с ума сошла, что ли? Неужели он будет за триста долларов?.. Притом, он вовсе не мой. Я его еще больше боюсь, чем Осетров боялся.

— Тогда ты должна немедленно позвонить Шустову и рассказать, что подозреваешь в убийстве Петрика.

— Я его не подозреваю! Он совсем в другом месте был… — Соня замолчала, и Лидочке показалось, что она слышит тихий неразборчивый голос, словно кто-то шепчет на ухо Соне. — А еще что ты узнала? — спросила Соня. — Какие-нибудь подозрения есть?

— Я уехала, я не стала дожидаться. Там Шустов.

— А ему там что делать? Там же внуковская милиция должна быть.

— Не знаю, меня это не касается.

— Нет, Лидочка, ты только не вешай трубку. Мне так страшно! А что там еще было?

— Тот человек, который со мной был, ты его не знаешь, считает, что убийцы что-то искали — весь домик вверх дном перевернули.

— И нашли?

— Откуда мне знать, если я даже не знаю, что они искали.

— Ну хорошо, — сказала Соня. — Тогда до свидания, я тебе еще позвоню, хорошо?

— До свидания, — ответила Лидочка. Потом она услышала щелчок — кто-то положил параллельную трубку. — Ты здесь? — спросила Лидочка.

— Спокойной ночи, — сказала Соня. И всхлипнула.

— А у тебя два аппарата? — спросила Лидочка.

— Нет, один, — быстро ответила Соня, — спокойной ночи.

Короткие гудки.

Лидочка не поверила Соне.

Разумеется, у нее не было основания строить догадки, но Лидочке показалось, что Соня говорила неестественно, словно задавала вопросы по подсказке. И разговор подслушивали. Может, это тот самый Петрик, охотник за долларами? А может быть, усатый тип в джинсовой куртке. А может, и третий, совершенно неизвестный Лидочке. И что им всем нужно? От мертвой Алены, от мертвого Осетрова, от перепуганной Сони, от Лидочки, наконец.

Никто не ответил на эти немые вопросы.

Как бывает в детективных романах? Загадочная карта, на которой указано место закопанного пиратами или разбойниками клада. Проклятие близнецов — один из них идеальный и жертва — например, Осетров, другой — злодей и убийца, рассчитывающий на наследство… Но все наследство пока что переходит к толстой и немощной Татьяне. А она менее всего похожа на убийцу. Даже если она и захотела кого-то убить, то в ночь Аленкиной смерти она точно была в Переделкине, а к тому же ей трудно было бы пытать Осетрова.

Лида начала дозваниваться на междугороднюю, чтобы заказать Каир. На любое время ночи. Только обязательно. Срочно. Если для этого придется разбудить президента Мубарака, будите президента!

Президента Мубарака разбудить не удалось, в Каире вообще было трудно кого-нибудь разбудить. В три часа Лидочка свалилась без сил и задремала, а в четыре позвонил Андрей, который и не подозревал, что его разыскивает жена, но сам беспокоился, почему несколько дней от нее нет весточки.

— Господи, Андрюша, я уж не чаяла тебя услышать!

— Неужели так плохо? — этот мерзавец даже не встревожился. У него был сытый голос человека, только что слезшего с пирамиды, где он пил портвейн и закусывал омарами.

— Андрей, перестань быть таким довольным жизнью! — взмолилась Лидочка.

— Ты здорова?

— Я совершенно здорова, но уже два человека убиты, и нашлась шкатулка, но пустая. У тебя сколько денег?

— Что ты несешь, мой ангел?

— Мне нужно пять минут, чтобы тебе все рассказать, я не могу тебе не рассказать, я не представляю, что делать дальше, хотя, вернее всего, я и не должна ничего делать.

— У меня хватит денег на твою исповедь. Но лучше начинай без предисловия.

Десяти минут вполне хватило на рассказ, несмотря на то, что Андрей несколько раз перебивал Лидочку, потому что ей казалось, что известное ей, виденное ею должно быть так же очевидно и для Андрея.

Вердикт Андрея был стандартным вердиктом обыкновенного мужа — немедленно собирай сумку и перебирайся к Гале или к Ахметовым.

— Нет, мне не очень страшно, меня охраняет лейтенант Шустов.

— Он может быть лучшим в мире лейтенантом, но сейчас он спит. И будет завтра на службе. А ты одна. Пожалуйста, Лидочка, скройся.

— Но почему ты так настаиваешь на этом?

— Я не верю в то, что это история о несчастной любви. Мне кажется, что за этим стоят деньги или преступление, которое надо сокрыть. А получается, что ты слишком приблизилась к эпицентру событий. Хоть бы тебя не понесло вчера на эту дачу!