— Идите отдыхайте, — велел Аникушину Айно.
* * *
Вечером, когда стало темно, во многих домах зажглись костры, чтобы согреться и поесть, если у кого что было. Костры устраивали так, чтобы снаружи не было видно, но дым начал просачиваться из окон и подъездов. Почему-то никто не прибежал, не хватал, не кричал. Словно город уже не существовал.
Об этом сказал профессор Семирадский, который все же не выдержал одиночества и пришел в гости. Он принес еще картошки, и Айно отнес бурак и несколько картофелин соседям.
— Когда на город нападала чума, то вокруг ставили карантин, и никто не смел приблизиться к заразе, — сказал профессор.
Они сидели на ящиках и мешках с цементом, на первом этаже, за прилавком магазина. Там и был разожжен костер. Дым выходил через дверь на улицу, смешиваясь с опустившимся на Берлин туманом. Было тепло и уютно. Профессор принес с собой флягу спирта — ему ее выдали для дезинфекции в зоопарке.
Альбина пекла на костре картошку и свеклу. И еще у них был хлеб и кипяток с сахаром — получилась видимость хорошей, дружеской вечеринки. К ним, к Андрею с Альбиной, пришли гости, они их принимают. А потом пойдут спать.
Они говорили, конечно же, о судьбе города и их собственной судьбе и не могли придумать ничего хорошего, но сытость, спирт, огонь костра-камина заставляли пренебрегать реальностью завтрашней смерти, пока горела подаренная палачом сигарета.
На войлоке сидеть было мягко. Альбина устроилась рядом с Андреем — она как бы признавала его власть, профессор сидел напротив, а Айно стоял сзади профессора, чтобы лучше видеть Альбину. Андрей понимал, что Айно смотрит на Альбину, но не мог ничего с этим поделать, только думал, какое у Айно некрасивое, даже уродливое лицо.
Снаружи раздались шум и крики.
Айно поднялся и пошел к двери, сказав на ходу:
— Надо, чтобы без криков, а то придет вохра, и всем будет плохо.
— Не надо, — испугалась Альбина. — А вдруг у них ножи?
— Спасибо, я не боюсь, — сказал Айно.
— Я пойду с тобой? — спросил Андрей.
— Этого делать нельзя, — отрезал Айно и шагнул за дверь. И они остались втроем, слушая, как в крики вмешался низкий голос Айно, и постепенно крики стали тише и перешли в громкий разговор.
Андрей не вслушивался, но сказал, словно хотел похвалить Айно, а на самом деле ревнуя:
— У нас в бараке Айно звали Булыжником. Правда похож?
Ни профессор, ни Альбина ничего не ответили на слова Андрея, и ему стало стыдно, что он их произнес.
Вернулся Айно и сказал, что Аникушин украл у соседа кусок пайки.
— Уже сытый, а все равно еще хочет, — сказал Айно.
Он снова занял позицию напротив Альбины, и лицо, подсвеченное снизу неверным, слабым светом маленького костра, было не только грубым, но казалось Андрею зловещим.
— Зачем приезжал Алмазов? — спросил Андрей.
— Чтобы я его просила о жизни, — ответила Альбина.
— Значит, вы думаете, что они твердо решили нас завтра убить? — спросил Семирадский.
— Он бы мне отказал в жизни, — сказала Альбина, глядя в костер и не слыша профессора. — Он хотел, чтобы я попросила, а он бы все равно оставил меня здесь… я так думаю.
— Ну, ничего страшного, — сказал неожиданно Айно. — Ты все равно попросила. За слона.
— Что за слона? — спросил Семирадский. — Вам обещали?
— Да. Завтра, — сказала Альбина. — Тогда я и поняла, что нас убьют завтра в первой половине дня.
— Почему?
— Потому что Ян всегда держит слово. Но особенным образом, с обманом. Если он дал слово, что поможет слону днем, значит, будут объективные обстоятельства, которые не дадут помочь. И он будет чист перед своей совестью. А мы все будем мертвые.
— Надеюсь, что вы преувеличиваете, — сказал Семирадский. — Я надеюсь.
Он не видел Алмазова, вернее всего, не знал о его существовании и недавнем приезде, и потому его слов никто не принял всерьез.
— И еще он хотел попрощаться, — сказала Альбина. — Мы же давно знакомы.
После этих слов наступило долгое молчание, и, видно, не выдержав паузы, профессор произнес:
— А вы слышали о художнике Семирадском?
— Разумеется, — сказал Андрей. — Он писал библейские сюжеты.
— Он был очень чувственный, — добавила Альбина.
— Это мой дядя, — сказал обрадованно профессор, словно встретил потерянных родственников.
Потом Альбина поднялась и сказала, что хочет посмотреть на звезды.
— Это можно сделать не выходя из дома, — сказал Андрей.
— Я провожу вас, — сказал Айно.
— Только умоляю, не отходите от дома, — сказал профессор.
— Мы постоим у дверей и вернемся, — сказала Альбина.
И Андрею было нечего больше сказать. Он должен был сообразить и предложить себя в спутники Альбине, а не запрещать. Что ты можешь запретить женщине, которая знает, что завтра умрет?
— Я полагаю, — сказал профессор, протягивая Андрею кружку с разведенным спиртом, — что на вышке они поставили прибор, который определяет воздушную цель. Они будут производить налет на город на аэропланах, а с вышки их будут засекать.
— И сбивать? — спросил Андрей с мрачным сарказмом.
— Наверняка у них где-то укрыты батареи зенитных пушек, — сказал Семирадский.
Было очень тихо, чуть потрескивали головешки в костре, с улицы доносились невнятные звуки разговора.
— Я читал в газете, совсем недавно, — сказал профессор, — что в Англии проводятся опыты по этой части. Это очень важно в будущей войне.
— Для этого незачем строить город, — сказал Андрей. Голос профессора его раздражал. Ему хотелось услышать, о чем говорят Айно и Альбина.
— Да, — согласился профессор, — города не строят для того, чтобы разрушать…
— На вышке лежит бомба, — сказал Андрей. — Особая бомба. Я не знаю другого объяснения.
Андрей замолчал, охваченный тяжелой тоской. Он угодил в тупик и потерял следы Теодора. А самому уже не выбраться, не успеть.
— Я пойду, — сказал профессор. — Уже поздно.
— Я провожу вас до угла, — сказал Андрей.
Айно и Альбина стояли недалеко от подъезда, приблизившись друг к другу. Альбина сделала шаг в сторону, а может быть, Андрею все это показалось в темноте. Айно и Альбина попрощались с профессором, и Андрей проводил его до угла.
Когда они вышли на площадь, издалека донесся гулкий звук, какой получается у плохого трубача, ему ответил короткий рев.
— Они меня зовут, — сказал профессор. — Прощайте. Вы не представляете, как мне их жалко.
Когда Андрей возвращался к дому, Альбина и Айно продолжали стоять у стены.
— Не замерзли? — спросил Андрей.
— Да, конечно, — спохватилась Альбина. — Пора домой.
Костер погас, остались красные угли, они чуть грели.
— Я пойду? — спросил Айно. Как будто даже не у него, а у Альбины. Альбина промолчала.
— Спокойной ночи, — сказал Андрей. — Счастливых сновидений. Дай Бог, нас до утра не взорвут.
Айно тяжело пошел по лестнице наверх.
Альбина стояла спиной к окну. Андрею слышно было, как Айно шагает по своей комнате. Перекрытия были тонкие, наверное, в одну доску — никто же не должен был в этом доме жить.
— Рано в кровать, рано вставать, завтра на парте не будешь зевать, — сказал Андрей и поперхнулся.
Бодрость его слов была лживой. Но в голове шумело от спирта, а рядом была принадлежавшая ему женщина.
— Разумеется, — тихо ответила Альбина. — Рано вставать.
Но не сделала попытки лечь.
— Так как вы формально моя супруга, — сказал Андрей, — то ложе у нас общее. Вы уж простите.
— Да, конечно, — согласилась Альбина.
Андрею было неловко. Очевидно, требовались решительные поступки уверенного в себе мужчины, а не эти пустые слова.
Он подошел к Альбине, она отступила к топчану, накрытому клочьями войлока.
— Может, хотите еще спирта? — спросил Андрей. — Там в кружке должно остаться.
— Нет, я не люблю спиртные напитки, — старомодно ответила Альбина.
Андрей протянул руку и взял ее пальцы. Пальцы были холодными, чуть влажными и покорными. Это прикосновение наэлектризовало тело Андрея, и он потянул к себе Альбину за пальцы, затем перехватил ее за плечи. Альбина была беспомощна и вынуждена была прижаться к нему всем телом.