Не спуская глаз с верха лестницы, Лидочка сделала несколько шагов в сторону гостиной и со всего маха врезалась в рыжую горбунью с мучным в веснушках лицом. Горбунья была в длинном синем халате и держала в одной руке ведро, в другой — серый мешочек.

— Извините, — сказала Лидочка.

— Ты мне и нужна, — сказала женщина. — Я горничная у тебя, помнишь?

— Нет, извините.

Что нужно еще этой женщине? На вид рыжей горничной было лет тридцать, халат ее сверху был расстегнут, и видна была белая шея и верх груди — тоже в веснушках.

— А я тебе и говорю, — сказала горничная. — Из-за тебя я работы терять не намерена. Мне она говорит, давай, говорит, ты по номерам смотри, у нас уже тарелок не осталось, а про вилки и говорить нельзя, последнюю, говорит, сорока в клюве носила. — Женщина рассмеялась, открыв широкий лягушачий рот, полный зеленоватых зубов.

Лидочка инстинктивно сделала движение, чтобы обойти горничную, потому что в словах и действиях ее была угроза. Лидочке эта женщина была неприятна.

— Простите, — взмолилась Лидочка. — Я вас не понимаю.

— Еще как понимаешь, гражданочка, — сказала горничная, — как если тебе положить некуда, если варить не в чем, то пойди и купи что хочешь, а нет, так и не покупай, а зачем воровать, я доложу директору — ты втрое заплатишь.

— Да пустите вы меня! — Это был какой-то бред — горничная не пропускала Лидочку, покачивалась перед ней — широкое плоское тело перекрывало узкий проход. Лидочка уже решила, что горничная ненормальна, и хотела бежать назад, но та вдруг протянула ей серый мешочек:

— Ты мне три рубля дай, я никому не скажу — мне чужого не надо, мне даже стыдно понимать, как можно чужое брать.

Лидочка послушно взяла мешочек. Мешочек был тяжелым, в нем были какие-то небольшие размером, но увесистые вещицы, словно каменные шахматные фигурки.

— Это что? — спросила Лидочка.

— Не знаешь? — Горничная, будто издеваясь над Лидой, рванула на себя, перехватила мешочек. — Нет, ты три рубля дай, а не то я командиру гэпэушному скажу — он мне спасибо скажет, зачем вы кастрюли воруете.

— Кастрюли?

— Я и говорю — кастрюли. Мне Раиса велела — ты, говорит, по комнатам посмотри, как убираться будешь, отдыхающие наши тоже люди — хорошую кастрюлю не купишь ни за какие деньги, а если у кого найдешь, принеси, я уж сама с ними поговорю. А я у тебя нашла и думаю: ты ведь богатая, а мне каждая копейка на счету…

— Какая кастрюля? — прервала женщину Лидочка.

— Ясно какая, какая под кроватью у тебя стояла. Ты мне трешку дай, я скажу, что кастрюлю на улице нашла, мне чужого не надо, что было в кастрюле — вот оно, бери.

Женщина стояла, протянув руку с мешочком, и вдруг Лидочка ощутила неуверенное и боязливое состояние горничной, которая сейчас рисковала ради трешки.

— У меня нет с собой трех рублей, — сказала Лидочка. — А в комнате есть, если хотите, поднимемся наверх, я вам передам, вы не думайте, я не хотела воровать кастрюлю, мне нужно было куда-то вещи положить…

— Я понимаю, почему не понять, — с готовностью согласилась горничная. — Я подождать могу, мне много три рубля, ты мне рубль дай, и я довольна буду.

— Нет, почему же, я согласна, я понимаю. Но если можно, пойдемте наверх, я вам отдам.

— Мне сейчас не надо, я же верю! — почти кричала горничная. — Ты мешочек возьми, мне чужого не нужно… — Горничная отступала, мешочек тяжело оттягивал руку Лидочке.

Горничная убежала — только тяжело заскрипели половицы.

«Господи, — сказала себе Лидочка. — Наверное, Алмазов выслеживает меня, это провокация… Но отказаться было нельзя — в этом мешочке тайна Полины…»

Лидочка быстро взбежала по лестнице и нырнула к себе в комнату.

Марта все не возвращалась. Стало чуть светлее, можно было не зажигать света. Лидочка уселась к себе на кровать и высыпала содержимое мешочка на покрывало.

Она не думала заранее, что там будет — золотой ли клад, драгоценные камни либо патроны. Но все равно была удивлена, когда увидала на покрывале несколько страшно старых, словно выкопанных из земли предметов, грубых, покрытых либо копотью, либо черной краской. Лишь одна вещь была почище иных — грубая по рисунку, трехслойная агатовая камея. Фон ее был голубоватым, а белая женская голова анфас была сделана по канонам восточной красоты: пышные дугообразные брови, рыбками глаза, широкий овал лица, на голове средневековый, византийского типа венец, внизу надпись непонятными значками, вернее всего, грузинскими или армянскими. Камея размером с куриное яйцо была окружена замазанной черной масляной краской узкой рамкой, такой же краской была покрыта и цепочка. Несмотря на грубость, на неприятный цвет рамки и цепочки, камея являла собой нечто настоящее, не поддельное. «Хорошо бы показать ее Андрею, — подумала Лидочка, — он понимает в таких вещах… Откуда эти вещи у Полины?»

Что они значат? Лидочка подняла черный, покрытый подобием сажи, массивный перстень с печаткой-грифоном. Потом она надела на шею камею, шагнула к зеркалу. В тусклом зеркале камея отражалась плохо — темный овал в черной оправе на серой блузке не лучшая одежда для бала.

Тут в дверь ударили — не постучали, а ударили, словно не хотели дать возможности ответить «нельзя!». Лидочка правой рукой прикрыла медальон, а всем телом — к кровати, хотела спрятать остальные вещи.

Ворвался Матя.

— Вот вы где! — сказал он укоризненно. — Я вас обыскался. Где вы пропадали?

Он был взлохмачен, раздражен, будто обижен на Лидочку. Закрыл за собой дверь и, не глядя на разложенные на кровати вещи, прошел к окну, выглянул в парк, словно там таились преследователи. Лидочка стащила через голову медальон.

— Почему я вам понадобилась?

— Вся эта история мне безумно не нравится, но мне совершенно не с кем посоветоваться.

— Кроме меня?

— Не кривляйтесь, Лида. Мне на самом деле не с кем поговорить, кроме вас.

Он сел на стул, вытянул длинные ноги в измазанных желтой грязью капиталистических горных ботинках.

— У меня такое ощущение, будто меня обложили с собаками.

Лидочка присела на кровать и стала не спеша, чтобы не привлекать внимания Мати, убирать в мешочек вещи — перстень, маленький кубок, звено толстой цепи, печать, черепки…

— Первое и самое главное: где Полина?

Лидочка чуть не ответила ему: «А я была уверена, что вы ее убили!» Что было бы глупо и, наверное, очень опасно, если Матя и на самом деле убил подавальщицу.

— А что случилось?

— А то, что она меня сегодня ночью шантажировала — перепугала смертельно, я готов был убить ее или выполнить все ее требования.

И тут только до Лиды дошла простейшая истина — если Матя не убийца, то он и не подозревает, что Лида знакома с Полиной. И тогда он должен удивиться, если Лида признается в знакомстве. А если он уверен, что Лида знакома с Полиной, тогда придется признать, что милый интеллигентный доктор наук, любимый ученик Ферми — просто-напросто злодей. И она, Лида, как последняя дура, сидит с ним вдвоем в комнате вместо того, чтобы бежать к Алмазову и требовать помощи.

— Извините меня, Матя, — сказала Лидочка, понимая, что опоздала с этим вопросом, — но я не знаю, кто такая Полина.

— Вы?

Лидочка продолжала складывать тяжелые игрушки в мешочек, а ступнями постаралась покрепче встать на пол, чтобы рвануться к двери, если Матя сделает опасное движение.

— Да… — сказал наконец Матя грустно, как будто он был разочарован вопросом Лиды. Но не стал с ней спорить. — Полина, Полина — это подавальщица в нашей столовой, да?

Как будто он требовал подтверждения у Лиды.

Нет, так просто Мате не отделаться!

— Какая подавальщица?

— Высокая, худая такая, ну вы же ее знаете! — Матя не выдержал.

— Конечно, знаю, — согласилась Лидочка. — Высокая, худая, нос такой с горбинкой. Совсем не похожа на подавальщицу.

— Совсем не похожа.

«Неужели это он гнался за мной по коридору ночью и разбил ценную вазу эпохи Тан?»