В те дни с Андреем случился курьезный эпизод, которому он не придал тогда значения. Он возвращался из комендатуры поздно, устал, потому что весь день провел, мотаясь между моргом и берегом: в тот день была непогода и выбросило много тел — их надо было найти, охранить от мародеров и перевезти в морг, где они никому не были нужны.
Андрей представил, как ему сейчас придется тащиться до гостиницы — полчаса, не меньше, по неосвещенным улицам, — и загрустил. И тут же, как бы в ответ на невысказанные мысли, сзади послышался стук копыт и скрип колес — Андрея догнал извозчик, который возвращался к себе домой, и ему оказалось с Андреем по дороге.
Лицо извозчика показалось Андрею знакомым, о чем Андрей ему сказал. Тот в ответ засмеялся и сказал:
— Как же! На той неделе вы мне рукой махали. Вы еще с усатым парнем были и девушкой-гимназисткой. А я Иван Ивановича вез.
— Точно! — обрадовался узнаванию Андрей. — Но вы же видели нас одну минуту, не более.
— Я бы, может, и не запомнил, — сознался извозчик, — но Иван Иванович очень вам не обрадовался. Гони, говорит, гони. Вот я и поглядел — думаю, что может в таких птенцах, вы уж простите меня, быть опасного для Ивана Ивановича?
— А вы его знаете?
— Он не то чтобы местный, но до войны наезжал сюда, его сестра здесь дом имеет.
— Имение? — сорвалось у Андрея.
— Какое там имение — слово одно… Так и зовется: дача Покровской. Она на лето комнаты сдавала, кто приезжал на купания.
Андрей хотел рассказать об этом Лидочке, но, когда он вернулся, она уже спала — свернулась калачиком в плетеном кресле возле лампы, — ждала-ждала Андрея и заснула.
Андрей старался ходить тихо, на цыпочках, но Лидочка проснулась, была виноватая, и Андрею стало смешно.
А на следующее утро в паршивом настроении от неизбежных дел наступающего дня он забыл об Иване крестьянском сыне.
* * *
Не имевшему своего дома Андрею пансионат «Белград» казался олицетворением домашнего очага — теплоты и уюта. Когда он подходил, еле волоча от усталости ноги, к этому дому, Лидочка ждала его на галерее — ее силуэт был подсвечен сзади желтым светом из открытой двери в комнату.
Лидочка угадала Андрея издали, когда он проходил под фонарем по дорожке, ведущей к пансионату.
Было слышно, как ботинки Андрея шуршат по мелкой гальке. Лидочка подняла руку, узнав Андрея.
— Завтра надо будет сходить в церковь, — сказал Андрей, войдя в комнату. — А то мы с тобой не обвенчаны и живем в грехе.
— Не шути этим. — Лидочка покраснела.
— Не хочешь, не надо, — сказал Андрей, — я согласен жить в грехе.
Он попытался обнять Лидочку, но она вырвалась.
— Что там? — спросила она. — На море?
— Плохо, — сказал Андрей. — Потом расскажу.
Лидочка не стала настаивать.
— У меня тоже новость, — сказала она, — смотри.
Она протянула ему конверт. Адресованный господину и госпоже Берестовым. Батум, почта, до востребования.
— Как ты догадалась? — спросил Андрей.
— Господин Отар принес — у него там кузен служит.
— Ты прочла?
— Разумеется. Я сразу догадалась, от кого.
— От кого?
Андрей ждал от письма дурного и потому не спешил его открыть.
— От пана Теодора, — сказала Лидочка.
— От пана Теодора?
— Ты забыл?
— Ты с ним была в том, другом времени… — вспомнил Андрей, — где меня, по твоему утверждению, уже убили.
— Это так, и в том нет ничего смешного.
Андрей разорвал конверт.
Письмо начиналось с добрых вестей. Господину Теодору удалось установить, что угроза безопасности Андрея, и без того незначительная после закрытия дела в ялтинском суде, вовсе исчезла, потому что в начале сентября гражданин следователь Вревский покинул службу и отбыл в Новороссийск к родственникам, которые пристроили его компаньоном в небольшом деле по поставкам сапог для армии. Так что теперь Андрей может спокойно возвратиться в Симферополь.
Мне также было бы полезно ваше пребывание в Симферополе, — продолжал пан Теодор. — В ближайшие недели я побываю в этом городе. Возможно, мне понадобится ваша помощь. Так что я прошу вас, Андрей и Лида, пожить в Симферополе до конца декабря.
Андрей перевернул страницу письма, и Лидочка воспользовалась заминкой, чтобы сказать:
— Если бы не он… и не твой отчим, нас бы здесь не было.
— И может быть, к лучшему, — буркнул Андрей.
— А я так не думаю. По крайней мере я с тобой.
Андрей продолжил чтение:
Надеюсь, вы не будете сердиться на меня за то, что я бесцеремонно вмешиваюсь в вашу жизнь. Но если вы возьмете за труд задуматься, то согласитесь, что связи между мной и вами, между всеми нами, пловцами в реке времени, по необходимости куда более тесные, нежели между нами и всеми обитателями Земли. Миллионы людей, окружающие вас сегодня, не более как фигурки за окном летящего вперед поезда. Не успели вы приглядеться к ним — и они уже исчезли в недосягаемом прошлом, словно растворились в мареве на горизонте. И лишь ваши попутчики в вагоне или в следующем поезде, куда вы перешли после пересадки, остаются с вами достаточный промежуток времени, чтобы вглядеться в их лица и понять их тревоги. И совсем ничтожное число людей в этой Вселенной оказываются вашими попутчиками надолго. Для вас пока я — единственный постоянный спутник. И не следует роптать на судьбу — вы вольны остановиться и остаться там, где вы сейчас находитесь. И подобные случаи уже бывали. Но скажу — и не потому, что я претендую на роль пифии, a только основываясь на собственном опыте, — что вы уже не сможете отказаться от движения впереди потока и вне потока. Это болезнь, и, как больной давний, хронический, могу сказать, что в этом наше с вами проклятие и наше с вами счастье. Счастье быть иными. Так что я надеюсь, через несколько недель вы будете в Симферополе и мы с вами неспешно поговорим.
Ваш Теодор.
— Я согласна с ним, — поспешила сказать Лидочка, прежде чем Андрей разразился гневной филиппикой. — Сейчас уже не время рассуждать — кто виноват. Так случилось. Мы оторвались с тобой от корней, и нас несет, как перекати-поле.
— И не подумаю соглашаться с тобой, — сказал Андрей после паузы, словно своим вмешательством Лидочка выбила у него оружие. — Я живу здесь, я самый обыкновенный человек.
— Только моложе Ахмета, своего ровесника, на три года.
— Не цепляйся к деталям, — сказал Андрей. — Разница несущественна. Да, нам с тобой пришлось убежать из того года, потому что мне грозила опасность. И я тебе благодарен за то, что ты разделила эту опасность со мной. Но теперь — ты же видишь, — Андрей показал на письмо, которое Лидочка положила на стол, — Вревского нет, дела об убийстве отчима нет. Мы с тобой живем вместе. И нет никакой нужды более убегать в будущее.
— Я мечтаю о том же. Ведь я по натуре домоседка. Скорей бы кончилась война!
— Теперь уже скоро. Надо читать газеты. Дни Германии сочтены.
— А если начнется новая война?
— С кем же?
— Не надо саркастического тона, Андрюша. Может, с Турцией, с Китаем.
— Лучше скажи — с марсианами!
— А если будет война внутри России?
— У нас была революция! Больше не будет.
— Все равно я с тобой не согласна. Я не зарекаюсь.
За ужином Андрей возобновил спор.
— Мы с тобой как птицы, — сказал он, — как домашний гусь Мартин, который летал в Африку.
— Я подозреваю, что, вернувшись в птичник, Мартин забыл про Африку, — возразила Лида. — Женился, развел детей. Нужна ли Африка домашним гусям?
— Нужна, — сразу ответил Андрей, — чтобы не попасть на сковородку. Домашние гуси не знают, что от сковородки можно улететь. А мы знаем.
Лидочка пожала плечами, поднялась из-за стола, начала убирать тарелки. Они теперь столовались в своей комнате — это было дешевле и чище, — в Батуме уже были случаи холеры, которую принесли из Турции солдаты.
