Коля подошел к Баренцу с замиранием сердца — он боялся увидеть Ахмета, потому что тогда получилось бы, что он предал товарища по гимназии. Но оба бандита были ему незнакомы. И Коля пожалел, что Ахмета среди них не было.

— Куда вы запропастились, лейтенант? — с раздражением спросил Баренц.

— Я уж за вами людей посылал.

Коля не стал ему отвечать.

— Вы кого-нибудь из них знаете?

— Нет, — сказал Коля.

— Жаль. Впрочем, это не играет роли — остальные успели уйти.

— А в хижине? — спросил Коля.

— В хижине пусто. Только чайник, — сказал поручик.

— Ладно, — сказал Баренц. — Будем считать, что змеиное логово, которое устраивало засады на верных слуг его превосходительства, нами уничтожено в отчаянном бою.

Коля понял, что Баренц вновь издевается над ним, но так ловко, что не придерешься, не скажешь: зачем вы меня обижаете? «Я? Вас? — скажет Баренц.

— Да вы с ума сошли». И все вокруг будут смеяться.

Коля огляделся, ему было неуютно — они стояли на открытом месте, а вокруг был чужой лес. И если Ахмет наблюдает за ними из леса, он может выстрелить. И скорее всего в Колю.

— Поехали, — сказал Коля. — Главные события будут не здесь.

— Тонко подмечено, прапорщик, — сказал Баренц, а Коля не стал поправлять его, потому что оговорка Баренца была не случайной.

Утренняя Ялта была оживлена даже более, чем положено в будний день. К скудному еще базару тянулись телеги и повозки, груженные перезимовавшим или тепличным товаром, с моря поднимались рыбаки, несшие корзины с пойманной на заре серебряной добычей. Немногочисленные покупатели собрались к площади перед беленым каменным входом рынка. Движение в другом направлении происходило ближе к городскому Совету. Грузовик контрразведки проехал неподалеку от Совета, и Коля увидел, как перед домом строится отряд красногвардейцев, состоящих из солдат, гимназистов и цивильных бездельников, многие из них с винтовками, а в стороне от толпы в окружении группы солдат стояли два пулемета-«максима».

Когда грузовик проезжал мимо, его сначала приветствовали криками, полагая, что это подкрепление, но когда грузовик не изъявил желания остановиться — над его бортами торчали папахи с кокардами, а в кабине можно было различить офицеров в шинелях с погонами, каковые были непопулярны среди революционеров, — то советские поняли, что едут их противники, и стали ругаться им вслед. На ступеньки Совета выбежал одетый в длинную серую шинель и в немецкой каске с шишаком сам Елисей Мученик, поднял кулак, грозя грузовику, и Коле захотелось вернуться, чтобы расстрелять Мученика. Но он понимал, что это не в его власти и даже не во власти Баренца, — куда важнее было успеть к Дюльберу прежде, чем Романовы будут арестованы.

Кто-то из революционеров выстрелил — то ли в воздух, то ли вслед грузовику, и выстрел далеко разнесся над Ялтой. Коля подумал, что он может разбудить Лидочку, и почувствовал к ней острую нежность. Вчерашний день был глуп и нервен, а сегодня он понял, что, несмотря на все, юношеское чувство не прошло бесследно.

Не доезжая до Дюльбера, грузовик свернул с дороги и замер в кустах. Солдаты ждали, не вылезая из кузова. Баренц приказал Коле взять одного из солдат и дойти до караульного поста — узнать, что творится во дворце. В случае чего — два выстрела.

Коля не стал спорить и обижаться, что выбрали его, а не поручика: Колю знали караульные и Джорджилиани.

Колино воображение не переставало строить драматические и весьма реальные картины засады у входа в Дюльбер, которой приказано уничтожать любого офицера, приближавшегося к дому императрицы. И его подозрения усилились, как только он увидел, что у ворот, которым положено быть запертыми, не было обычного часового. Ворота были приоткрыты, а вокруг было пусто.

Солдату тоже стало жутко. Он чуть замедлил шаги, чтобы отстать от Беккера, и тому это показалось забавным. Он засмеялся и пошел вперед. Если тебе отводят место храбреца, его приходится занять.

Коля пошел быстрее, в то же время мышцы ног его были напряжены, чтобы можно было отпрыгнуть в сторону при любом необычном звуке — щелканье затвора, окрике, даже выстреле…

Но ничего такого не произошло.

Только когда до ворот оставалось не более двадцати шагов, послышался женский смех. Его перебивал мужской голос.

На дорожке, ведущей к воротам, показались хмельные от любви княжна Татьяна и поручик Джорджилиани. Держась за руки, встрепанные, будто только что из стога, они прошли мимо Коли и обалдевшего солдата. Джорджилиани попытался отдать Коле честь, но рука не добралась до виска, потому что вновь упала на плечо Татьяны.

— Андрей! Андрюша! — сказала Таня. — Не пытайтесь меня остановить.

— Послушай, Джорджилиани, — строгим голосом произнес Коля. — Что у вас происходит?

— Мы там не нужны, — сказал Джорджилиани. — У нас своя жизнь.

Они поспешили дальше, и только тут Коля увидел спрятанную за кустами пролетку, на запятках которой были привязаны три чемодана. Джорджилиани подхватил Татьяну на руки, она захохотала, он взвалил ее в пролетку, сам вскочил рядом, подхватил вожжи, и лошадь почти сразу двинулась вперед.

— Кто такие? — спросил солдат.

— Княжна, — сказал Коля.

— Добрая баба, — сказал солдат.

Он уже куда смелее пошел к воротам и, заглянув в подкрашенную желтым сторожку, увидел, что там идет большой карточный бой между солдатами охраны и несколькими матросами в бушлатах и бескозырках — Коля сразу понял

— из охраны адмирала. Значит, Колчак уже здесь.

В дверях рыльцем наружу стоял пулемет.

— Кто старший? — строго спросил Коля, останавливаясь в дверях.

Только сейчас его заметили.

— А, гости! — поднялся навстречу унтер-офицер из охраны. — Добро пожаловать.

Унтер был сильно пьян.

Один из матросов, что наблюдал за игрой, легко поднялся, переступив через пулемет, и сбежал по ступенькам к Коле. Коля узнал в нем переодетого мичмана Вольского.

— Все в порядке, — сказал он. — Мне велено передать, чтобы вы, лейтенант, сразу шли во дворец, а контрразведка пускай занимает позиции — чтобы по дороге не прорвались.

— Вы покажете им, где занимать позиции? — спросил Коля.

— Все будет в порядке. Сейчас пошлю человека. А вы идите к адмиралу.

Коля быстро прошел ко дворцу. Лакей Жан, который встречал его, был в солдатской рубахе и брюках навыпуск.

— Они в малой гостиной, — прошептал он конфиденциально.

Когда Коля вошел в малую гостиную, там как раз была пауза — Наташа разносила гостям чай. Коля формально доложил о прибытии.

— Хорошо, хорошо, — сказал Колчак. — Я и не ждал, что бандиты будут сидеть и ждать, пока мы приедем. Тело вашего шоффера нашли?

— Нет.

— Странно. Зачем им его увозить?

— Я должна вам сказать, адмирал, — произнесла старая императрица, — что ваш молодой посланец, Андрей Сергеевич, был нам крайне полезен. Не забудьте его наградить.

— Он достаточно награжден, — сказал Колчак и чуть улыбнулся.

— Сейчас не время для наград, — сказал Великий князь Николай Николаевич.

Кроме них в комнате сидел скучный Алексей Михайлович. Поодаль чета Юсуповых: сам Феликс и его жена, прекрасная Ирина Александровна.

— Вы правы, — сказал Колчак. — Кончится революция — займемся наградами.

— И главная будет вам, господин адмирал, — сказала императрица. — В эти трагические для престола и нашего семейства дни вы оказались единственным, кто не покинул нас и не предал идею самодержавия.

— Вы не правы, ваше величество, — сказал Колчак. — Верных трону и Отечеству немало. Но иные не имеют моих возможностей.

— Когда вы сегодня подъехали, я стояла у окна, — сказала императрица.

— Я решила, что это из Совета и нас арестуют — мысль о казематах или каторге была для меня ужасна, и я подумала: «Господи, почему еще в Петербурге я не запаслась ядом?»

— Надеюсь, такая мысль вам больше никогда не придет в голову, — сказал Колчак.

Он допил чай, поставил чашечку на инкрустированный столик.