— Что же ты предлагаешь? — спросил Павлыш. — У капитана должны на все быть рецепты.

Бауэр не хотел услышать иронии.

— Слушай, Слава, — сказал он куда мягче. — Ты же тысячу раз меня просил: пусти в поиск, надоело сидеть в железной банке. Просил?

— Мне стать Сребриной Талевой?

— Я спрашиваю, хочешь помочь разведчикам?

— Не хочу.

— Почему же?

— Не представляю, как буду работать в женской группе.

— В ней будет работать тридцать три процента мужчин.

— Клавдия Сун меня съест. Ты же знаешь, какая у нее репутация.

— Клавдия — милейшая женщина. Я тебе это гарантирую.

— Каждый остается при своем мнении. Я просил тебя отпустить меня, когда уходила группа Сато. Там была интересная планета, и людей я хорошо знал.

— Ты боишься одной женщины или боишься работы?

— Пожалуй, одной женщины. Да и она не согласится.

— Тогда с тобой все ясно. А Сун полетит хоть с самим чертом, только чтобы не сорвалась экспедиция.

Разумеется, Клавдия согласилась лететь с Павлышом. Иначе бы пришлось возвращаться на Землю — больше на борту биологов не было. Правда, настроена она была скептически. И, как часто бывает, Павлыш помимо своей воли начал оправдывать ее самые плохие предчувствия. При погрузке он умудрился разбить инфраскоп, который теоретически можно скинуть с десятого этажа без всякого вреда для прибора. А вот теперь, к примеру, он не может сделать простейшей вещи — собрать рабочий стол.

В любой стае, включая человеческую, обязательно существует табель о рангах. Трех человек для такой системы достаточно. Появление Павлыша нарушило сложившуюся за несколько лет субординацию. Все было бы проще, будь Клавдия Сун пожилой мужеподобной дамой с громовым голосом и резкими манерами. Но Клавдия Сун не производила впечатления космического волка и начальника разведэкипажа. Внешне она была сказочно хрупким и беззащитным созданием с большими, чуть раскосыми вишневыми глазами и упругими, склонными виться, чего им не дозволяли, черными волосами, разделенными на прямой пробор и затянутыми в тугой узел.

Клавдия Сун была из тех женщин, которые безусловно и сразу начинают главенствовать в женской среде, но пасуют перед большими мужчинами и оттого становятся агрессивны и дерзки. К тому же у Клавдии порой отказывало чувство юмора, у Павлыша же оно не отказывало никогда.

Оробев внутренне перед Павлышом, Клавдия усилила внешнее сопротивление, как только обнаружилось, что в ее организованное женское гнездо подложили кукушонка мужского пола.

По наследству Павлышу следовало бы занять экологическую нишу Сребрины Талевой, женщины романтичной, склонной к неожиданным сменам настроения, открытой, веселой, но невезучей — обыкновенному человеку никогда не сломать бедро на космическом корабле. Но Клавдия сразу начала противопоставлять, даже порой несправедливо, «неловкого и неумного» Павлыша «идеальной работнице и замечательному человеку» — Сребрине. То есть он как бы стал Антисребриной.

Но Павлыш умел находить выгоды в положении, оставлявшем желать лучшего. Ему предстоит провести четыре месяца на совершенно не изученной планете — тысячи ученых мечтают попасть в группы поиска. У него появились шансы оставить след в науке, открыть неизвестное семейство бактерий или новый тип симбиоза. А почему бы и нет? Да и что может быть лучше, чем вырваться из отработанной рутины корабельной жизни и броситься навстречу приключениям? Разве он сам не просил Бауэра отправить его с группой? Конечно, просил. Пускай в справочниках и инструкциях тебя убеждают, что настоящая станция поиска должна обходиться без приключений, что хорошо организованная работа не допускает срывов, а любое приключение не более как досадный срыв… В общем, корабельный врач Владислав Павлыш, сорока лет от роду, в меру способный и любознательный, не слишком тщеславный, не потерявший вкуса к жизни, покинул борт фрегата, бороздившего космические моря, и более или менее добровольно высадился на берегу необитаемого острова в обществе двух прекрасных дам. Одна из них, Салли Госк, была девицей, вторая в разводе. Теперь оставалось лишь выяснить, есть ли на необитаемом острове кокосовые пальмы, тигры и Пятницы.

В этом месте его размышлений рейка от палатки скрипнула, въехала в трубку ножки стола — и стол, ловко избегнув попытки Павлыша его подхватить, улегся посреди комнаты, разбросав по полу все, что Павлыш успел на него поставить.

Клавдия с некоторым раздражением смотрела, как ее новый биолог ползает по полу, собирая свое добро. Салли, выглянув из камбуза, сказала, разрываясь между жалостью к Павлышу и внутренним трепетом перед Клавдией:

— Может, пока подложим под ножку ящик, а потом Слава отрежет от какого-нибудь дерева сучок и сделает ножку?

Разумеется, — сухо ответила Клавдия, не глядя на подчиненных, а обратя взор к иллюминатору, за которым темнел затянутый туманом лес. — Не хватало еще притащить на станцию местную микрофлору.

— Один мальчик, — произнес Павлыш, возражая не столько против слов Клавдии, сколько против тона, — притащил домой крокодила, и тот откусил пальчик дедушке.

— Мой муж… — проговорила Клавдия неожиданно, закусила губы и замолчала.

— Не надо, Клавдия, — остановила ее Салли.

— Почему не надо? Пускай он знает.

Клавдия смотрела Павлышу в глаза.

«Господи, — подумал Павлыш, — я и не знал, что ее муж погиб на какой-то ужасной планете».

— Мой муж, — повторила Клавдия, — с которым я рассталась шесть лет назад, чуть не погубил экспедицию в системе Коррак, так как легкомысленно притащил на станцию местное животное.

«И после этого я с ним, разумеется, рассталась, — мысленно закончил за нее фразу Павлыш, — потому что не могла перенести столь вопиющего нарушения инструкций».

Вслух же он сказал:

— Я обещаю вам, Клавдия, никогда не приносить на станцию местных животных.

Клавдия с некоторым облегчением вздохнула — видно, решила воспринять это заявление как серьезное обещание.

Павлыш взял ящик из тех, что уже опорожнила Салли, и подложил его под короткую ножку стола.

Павлыш уселся за стол. Кресло послушно обняло его. Вроде бы удобно. Он поглядел налево. Стекло иллюминатора запотело. Павлыш протер его. Но не успел разглядеть лес, потому что заряд дождя со снегом полоснул по стеклу и серые стволы деревьев задрожали, расплылись, повторяя контуры дождевых струй.

— На окна надо поставить дворники, — сообщил Павлыш Клавдии. — Без дворников плохо любоваться пейзажем.

— Я давно об этом думала, — ответила Клавдия, — еще на прошлом поиске. Но нам самим их не сделать.

Павлыш вздохнул. Ему повезло с серьезной начальницей.

Снег пошел гуще. Снежинки тоскливо скреблись в окно, и деревья окончательно застило мутью.

— Сводку погоды не передавали? — спросил Павлыш.

— Как так? — удивилась Клавдия. И спохватилась: — Не говорите глупостей.

— А то я совершенно не представляю себе, что надеть, когда пойду гулять.

— Наденете скафандр биозащиты, — не желала шутить Клавдия. — И никогда не будете снимать его за пределами станции.

— Значит, сводку не передавали. — Павлыш вдруг поймал себя на том, что ему трудно остановиться. Ему хотелось дразнить Клавдию.

Салли хихикнула. Тут же что-то зашипело.

— Я молоко упустила, — сообщила она.

— У нас с вами, Павлыш, разное мироощущение, — сказала Клавдия. — Потребность постоянно балагурить ведет к браваде. Бравада — к неоправданному риску. Риск здесь крайне опасен. От вашей неудачной шутки может зависеть судьба всей станции.

— Я буду серьезен, — сказал Павлыш.

Зуммер связи прервал эту беседу. Салли попросила Клавдию сменить ее у плиты, а сама поспешила к передатчику. Вызывал «Магеллан». Он уходил дальше по маршруту, и через несколько часов, когда он начнет большой прыжок к следующей планете, связь прервется. Прервется на четыре месяца. Космические станции связи устанавливаются лишь на больших кораблях и на больших станциях.