Когда она взлетела на площадку, там как раз заканчивался дележ продуктов на ужин.

— Что случилось? — спросил Сато, насторожившись.

— Простите, — ответила Не-свелю. — Но там кто-то есть. Я испугалась. Я убежала. Простите…

Сато вскочил. Он был готов к бою.

— А где миска? — спросил он.

— Я ее потеряла.

— Ты будешь наказана, — сказал Сато и медленно и бесшумно двинулся к краю площадки.

Но ему так и не удалось спуститься и узнать самому, куда делась каска.

Каска появилась на краю площадки — на вытянутых руках ее нес Ут-бе-бе. Он держал ее так, чтобы господин Сато видел, что Ут-бе-бе не питает никаких умыслов.

— Это я, — заявил он, и По-из поспешил перевести, чтобы Сато не зарезал молодого ученого. — Я был внизу, когда туда спустилась Не-свелю. Она испугалась и уронила каску. И я решил, что господин Сато, наверно, беспокоится, где же каска?

С этими словами Ут-бе-бе осторожно поставил каску у ног Сато.

Тот ловко поднял ногу и толкнул пальцами ноги Ут-бе-бе в лицо, так что тот свалился с площадки.

Затем Сато повернулся к Не-свелю и сказал:

— Ты все равно будешь наказана! Ты могла потерять миску. Ты поняла?

— Но я же не виновата! — громче, чем требовалось, воскликнула женщина. — Он меня испугал!

— Он уже наказан, и он поступил правильно, что принес миску с водой. Он может прийти сюда.

У всех наступило облегчение. Все переживали за судьбу Ут-бе-бе, которого могли сожрать дикие звери. Да и сам он боялся того же, иначе не принес бы наполненную водой английскую каску.

По-из прокричал Ут-бе-бе приглашение Сато.

Потом все сели за ужин. Наказанные Не-свелю и Ут-бе-бе должны были довольствоваться маленькими луковками. Хорошо еще, что во время сбора продуктов они успели поесть.

Быстро темнело. Появились комары. Все молча съели то, что им было положено. Затем Сато разрешил идти спать в пещеру. Сам он занял свою удобную постель из сена и накрылся одеялом.

Остальные разлеглись на травяных подстилках.

В пещере было темно. Но сквозь широкий вход можно было увидеть яркие звезды.

— Спокойной ночи, — сказал всем капитан. — Желаю вам здоровья и завтрашнего дня.

Это была обычная фраза, с которой капитан корабля обращается вечером к своему экипажу.

И все пришельцы были благодарны капитану Ут-диреку за эти слова, напомнившие им, что они принадлежат к цивилизованному обществу и, если они будут поддерживать друг друга, есть надежда на спасение.

Сато не спалось.

Он был взволнован.

Двадцать два года он прожил в этих горах. И эти годы пролетели быстро, потому что Сато всегда был занят — трудно было прокормить себя, избежать встреч с людьми и зверями, перенести болезни и холода. И в то же время с сорок пятого года пролетело столько лет, что война и другие люди стали как бы привидениями. Можно убеждать себя, что они существуют, но ведь, вернее всего, их нет в живых. Они утонули на пути в Японию, они погибли в последних боях или умерли от болезней. И Сато остался последним человеком на Земле. Последним настоящим человеком. Но если это так, значит, жизнь его потеряла смысл, потому что он был как облако, которое пройдет над горами, даже не излившись дождем… Может быть, не надо было убивать ту горянку? Она родила бы ему сына. Но зачем так грустить, старший унтер-офицер? Ведь вместо горянки у тебя есть несколько жен, боги прислали тебе рабов. А что если это тоже испытание? Испытание его мудрости? Может, сейчас за ним следят сверху, с небес, чтобы решить, достоин ли он княжеской власти. Ведь, конечно же, голые люди — не настоящие люди, а, вполне возможно, оборотни. Разве могут быть настоящие дикари с такими нежными руками и ногами, разве может быть в мире племя, которое не умеет само себя прокормить? Словно они свалились с неба. Вот именно — свалились с неба!

Быстро холодало — ночи в горах куда прохладнее, чем в долине. Сато натянул одеяло до самого подбородка. Он подумал, что голым людям, наверно, тяжко переносить такую погоду, но если они идут с севера, то для них такие холода привычны.

Сато слушал, как кашляют, ворочаются, вздыхают, но не смеют переговариваться его люди.

Он угадал, скорее чутьем, чем глазами — даже его остроты зрения не хватало, чтобы разглядеть, что происходит в пещере, — что к нему осторожно, на четвереньках, приближается женщина. Он понял, что Не-лю, которую он осчастливил сегодня днем у реки (а он уже нашел для себя самого нужное слово: осчастливил), замерзла на жалкой кучке травы и будет проситься под одеяло. Сато даже улыбнулся этой мысли и подумал, что зря он сам не приказал ей лечь с ним. Это и приятно, и тепло.

Сато не боялся этой женщины — он уже почти не боялся дикарей. Потому что они его боялись.

Женщина склонилась к нему и что-то прошептала на своем неразборчивом языке.

— Давай, — сказал Сато, и его голос пронесся по пещере, но Сато было безразлично, слышат его или нет.

Женщина шарила руками по одеялу, нащупывая старшего унтер-офицера, чтобы возлечь к нему. Когда женщина забралась под одеяло, обнаружилось, что у нее такие холодные ноги, что Сато чуть не убежал. Но средние части тела были куда теплее, чем ноги и пальцы рук, и Сато вскоре забыл о том, что ноги у нее холодные.

Женщина нежно прижималась к Сато, и у нее был гладкий шелковый живот и полные нежные губы, а волосы были пышными и упругими.

— О-ляляля, — горячо шептала женщина, и Сато подумал, что он не уверен в том, что обнимает свою Не-лю — кажется, у той волосы были короче и скуднее. Да и запах иной. Как зверь джунглей, Сато имел тонкое обоняние и память на запахи — все звери имеют память на запахи. Запах у женщины, которая так прижималась к унтер-офицеру, был иной, чем у Не-лю.

Руки женщины были ловкими и настойчивыми. Они щупали, гладили, пощипывали, царапали унтер-офицера, и в нем проснулось страстное желание обладать этой женщиной, и он не отказал ей в удовлетворении ее желания, потому что исполнял свой долг — быть мужем всех женщин своего племени.

Но все равно его смущало то, что он входит за один день во вторую женщину. Может быть, произошла ошибка? Может быть, эта женщина шла к другому мужчине и в темноте ошиблась?

Вряд ли это возможно. Ведь неизвестная женщина только что сняла с него штаны, а у других мужчин штанов не было. Зачем снимать штаны с того, на ком их нет? Значит, ее не удивило, что на нем были штаны?

На этом ход мыслей Сато был вынужденно прерван, потому что дыхание неведомой женщины стало учащаться, руки ее все сильнее прижимали к себе податливое, но непривычное к таким объятиям жилистое тело старшего унтер-офицера. От женщины уже исходил такой жар, что Сато начал погружаться в него, словно в горячую ванну — как в детстве в деревенской бане…

И тогда, не умея и не желая побороть в себе зверя, Сато подмял под себя трепещущее тело, отыскал дверь в него и ворвался внутрь, как снаряд трехдюймового орудия, и начал производить опустошительные действия внутри женского тела, которое, разумеется же, не принадлежало доброй и мудрой Не-лю, а принадлежало кому-то еще — скорее Не-свелю, красавице, полной сил и энергии, нежели субтильной и робкой Любе.

А пещера не спала.

Пещера завороженно вслушивалась в учащающиеся вздохи и стоны, но так как акт любви происходил в полной темноте, лишь переводчики (телепаты) были уверены, что знают истину, вслушиваясь в попытку замерзшей в ночной пещере и потому презревшей условности и преступившей гордыню красавицы Не-свелю попасть под теплое одеяло к пожилому японскому унтер-офицеру.

Остальные терялись в догадках.

Капитан почему-то решил, что любовная сцена разыгрывается между Ут-бе-бе и красавицей Не-свелю, а штурман Ут-пя полагал, что, пользуясь темнотой, сблизились телепаты. Ут-бе-бе надеялся, что стал свидетелем того, как развивается роман между Сато и Не-лю.

Не-лю, к сожалению, знала точно, что лежит на холоде, а Сато рядом нет. Она знала также, что стонущий мужской голос принадлежит ее недавнему насильнику, и ей было ясно, что унтер-офицер не удовлетворился ее стареющим телом, а поддался провокации одной из двух других женщин — вернее всего, этой кошки Не-свелю, которой мало было загубить талантливого изобретателя Ут-мгн и которая теперь ради лишнего куска хлеба пытается оттолкнуть локтями других, более достойных людей.