На Вапру я летел впервые. Планету открыли меньше двух веков назад, а заселили совсем недавно, причем заселили с тридцати разных звездных систем. Там до сих пор нет общего языка, все ходят с транслейтерами. Населения на планете негусто, да и суши на Вапре немного — раз в десять меньше, чем на Земле. Климат жарковатый, но без особых перепадов, жить можно.

Космограмма о моем прилете затерялась в пути, никто меня не встречал, я выбрался из здания космодрома и остановился на минутку, чтобы оглядеться и подивиться разнообразию жителей Вапры, которые ходили, бегали, ползали, прыгали, летали и передвигались непонятным образом по площади.

Вечерело. В зеленом небе быстро крутились многочисленные луны, зажглись первые огни. Громадная стрекоза, крылья в полметра, сделала круг над моей головой. Я на всякий случай снял шлем и помахал им над головой, чтобы стрекоза не приставала к прохожим. Она поднялась чуть выше. Поглядывая на стрекозу краем глаза, я высматривал свободное такси. Наконец высмотрел. Путь к машине лежал через группу непринужденно расположившихся скорпионов размером с собаку. Это меня несколько задержало.

Водитель флаера, многоногий пульсиканец, принялся махать конечностями, привлекая мое внимание.

— Иду, — сообщил ему я на космолингве и сделал шаг по направлению к скорпионам. Нерешительный шаг, вернее, шажок.

И в этот момент проклятая стрекоза спикировала на меня.

Чтобы спастись, я сбил ее шлемом на землю и в страхе, что она цапнет меня, наподдал ей ногой, отчего она рассыпалась на кусочки.

Гордый своим подвигом, я уже смелее направился к скопищу скорпионов, но тут вижу, что шофер схватился за голову и нырнул в машину.

— Погодите! — крикнул я.

Такси взяло с места и свечой ушло в зеленое небо.

Я бросился было за ним. Скорпионы в панике ринулись в стороны.

Вдруг меня крепко схватили под локти две юные девушки спортивного типа.

— Что случилось? — спросил я.

Они смотрели на меня с ужасом и отвращением. К ним присоединился шар с глазами наверху, который выпустил ложноножки и вцепился мне в грудь. Стремительно собралась разномастная толпа.

— Давайте его растерзаем, — сказал кто-то из толпы.

— Придется растерзать, — согласилась одна из девчушек. — Иначе последствия будут ужасны.

— Погодите! — воскликнул я. — Я ничего плохого не хотел! Я приезжий!

— Он приезжий! — сказал шар с ложноножками. — А нам что, расхлебывать? Нет, я предлагаю его растерзать!

Меня тут же начали терзать. Шлем улетел в сторону, чемодан валялся на мостовой, костюм трещал по швам. Скорпионы подошли поближе и, видно, тоже хотели принять участие в действе.

— За что? — кричал я, стараясь перекричать толпу. — Разве стрекозы охраняются законом?

— При чем тут закон, при чем тут охрана? — кричали мне в ответ.

— Неужели она была разумной? — испугался я.

— Разумной? — по толпе прокатился смешок. Я решил, что смех несовместим с насилием и меня сейчас отпустят. Не тут-то было. Я полез в карман, чтобы достать удостоверение, дающее право на дипломатическую неприкосновенность. Несмотря на удары и толчки, это мне удалось сделать.

— Я пользуюсь дипломатической неприкосновенностью! — прохрипел я. — Я член Олимпийского комитета!

— Не поможет! — кричали в толпе, но хватка шара с ложноножками, почти задушившего меня, вдруг ослабла.

— Повторите, — сказал он, — вы — член чего?

— Олимпийского комитета.

Ложноножки шара рванули меня в сторону.

— Помогайте мне и не шумите, — быстро шепнул он девушкам. — Мы ошибочно терзаем уважаемого Кима Петрова, которого отчаялись дождаться.

И, обращаясь к толпе, шар объявил:

— Мы его утопим в пруду Последнего Разочарования. Возвращайтесь к своим делам.

Две девчушки и шар с ложноножками поволокли меня к олимпийскому автобусу.

Я постепенно пришел в себя настолько, что смог задать обязательный вопрос:

— Скажите, что же я натворил? Стрекозы не охраняются законом, не являются разумными существами… Может быть, у вас существует система религиозных табу?

— Системы нет, — ответил шар с ложноножками, который оказался впоследствии милейшим и добрейшим существом, отличным шашистом, эрудитом, умницей и стал моим близким другом. — Какая может быть система, если всему городу грозила гибель?

— Клянусь, я не хотел губить город.

— Верю, — серьезно ответил шар. — Но каждый знает, что если убить краколюру, начнется эпидемия древесной лихорадки.

— Почему? — не понял я. — Стрекозы, то есть краколюры, уничтожают возбудителей этой лихорадки?

— Каких еще возбудителей! — возмутилась прыгунья в высоту. — Нет никаких возбудителей. Но если убить краколюру, начнется ужасная эпидемия древесной лихорадки.

— Может быть, это суеверие, — сказал шар. — Вернее всего, суеверие.

— Но суеверие должно быть на чем-то основано, суеверия редко возникают на пустом месте, — глубокомысленно сказал я.

— Не знаю, не знаю, — вздохнул шар.

— Может быть, раньше возникали опустошительные эпидемии древесной лихорадки и в сознании…

— Не говорите глупостей, — без всякого уважения заявила надежда легкой атлетики. — Никто никогда не болел древесной лихорадкой. Такой болезни даже в справочнике нет.

— Но если она начнется, это будет ужасно, — сказала вторая девушка.

— А что надо сделать, чтобы не началась эпидемия болезни, которой нет? — спросил я.

— Растерзать виновника, — сказал шар. — Безжалостно.

— И уже кого-нибудь растерзали? — спросил я.

— Ну, какой идиот будет убивать краколюру? — удивилась надежда легкой атлетики.

— Только если приезжий, — добавила вторая девушка. — К счастью, краколюры очень редко залетают в город. Пока обходилось.

На следующее утро, проснувшись, я увидел, что ночью, без моего ведома, гостиничный номер «украсили» зеленым, в рыжую крапинку, фантастически пыльным ковром, повесив его на подоконник. Ковер вонял прелью, и над ним тучей носились мухи.

В иной ситуации я бы сдержался — все-таки на чужой планете. Но чувствовал я себя разбитым после вчерашней потасовки, не выспался, а тут еще эта прелесть… Я подошел к окну, которое выходило во двор, одним усилием перевалил тяжелый ковер через подоконник и сбросил с третьего этажа. Ковер шумно шмякнулся об асфальт, взвизгнул и быстро пополз на улицу. Во дворе стояло несколько шоферов и официантов. Падение ковра им ничем не угрожало, но они повернулись ко мне с угрожающими физиономиями. Я на всякий случай отошел от окна, удрученный тем, что никогда раньше не видел рыдающих ковров.

Через две минуты в комнату вошла делегация в составе директора гостиницы и десяти официантов. Выражение лиц этих посетителей меня встревожило.

— Вам придется покинуть нашу гостиницу, — сообщил мне директор.

— Почему?

— Потому что вы чуть не убили коврового прямоточника.

— Я решил, что это просто ковер, — сказал я. — Мне никогда не приходилось иметь дела с ковровым прямоточником. Примите мои извинения. Но ковровым прямоточникам нечего делать в моей комнате.

— Я на вас не сержусь, — сказал директор. — Это уже третий ковровый прямоточник, который лезет в мою гостиницу за последнюю неделю. Но оставить вас в гостинице я не могу. Общественность мне этого не простит.

Общественность, густо набившая комнату, криками и угрозами подтвердила слова директора.

— Что же меня ждет? — спросил я.

— Вернее всего, вас забьют камнями, — сказал директор, — иначе каждый нечетный дом в нашем городе послезавтра сгорит.

— Почему? — удивился я.

— Это всем известно, — грустно сказал директор.

— Уже горело? — спросил я.

— Разумеется, нет, — сказал директор. — Ведь никому не приходило в голову сбрасывать с третьего этажа коврового прямоточника.

Выручил меня любимый шар в сопровождении двух полицейских.

Но из гостиницы пришлось съехать.

Остаток командировки я жил у шара, что было не очень удобно, так как все в его доме было рассчитано на шарообразных существ, включая ванную и туалет.