— Отставить разговорчики, — сказал генерал. — Я пришлю сотрудника для беседы с вами. Чтобы через сорок минут быть в полной форме. Ну, как надо отвечать?

— Не помню, — сказал Егор.

На этот раз он уже понял, что новый генерал — существо для нас нежелательное.

Генерал поморщился, но не успел высказать своего отношения к невоспитанности граждан из сомнительной реальности, потому что я перебил плавный ход его мыслей.

— Мне надо поговорить с Михаилом Ивановичем, — сказал я. — Где мне его найти?

— Мы все обсудим, все обсудим, молодой человек. Вы ведь тоже из неопределенной территории?

«Ага, — подумал я, — у вас уже терминология есть».

— Я с определенной территории, — ответил я.

— Тогда вам здесь нечего делать! — рявкнул генерал.

Он обернулся в коридор и крикнул:

— Лейтенант, пойдите сюда! Кому я сказал!

Мне пришлось принимать меры. Я понял, что иначе нам отсюда живыми не выбраться.

Когда генерал снова посмотрел на нас, вместо меня он увидел бывшего министра обороны Язова, который по-отечески сказал ему:

— Не беспокойся, я тут разберусь и к вам зайду. Минут через пятнадцать, вас устроит?

— Разумеется, товарищ министр.

— Иди, голубчик, иди.

Генерал ушел, сохраняя светлый лик кадета, допущенного к лицезрению царственной особы.

— Он кого увидел? — спросил Егор, который генерала Язова не заметил.

— Я попытался найти для него авторитетную фигуру, консервативного радикала.

— И нашел?

— Генерала Язова знаешь?

— Что-то читал, — рассеянно сказал Егор. — И что мы будем делать? Искать дядю Мишу?

— Наш с тобой союзник — человек опытный, — ответил я. — Если будет нужда и возможность, он нас сам отыщет.

— Я боюсь… — сказал Егор.

— Слушай, — сказал я. — Не думай, что я просто пришел тебя повидать. У меня есть план, который я тебе изложил.

— Я и не заметил, — ответил Егор.

— Надо срочно вернуться к вам домой. Срочно, пока еще действует вакцина. И пока не начал действовать яд.

— Это связано между собой?

— Боюсь, что да. Я уже говорил о Вене Малкине. Он ушел к вам, потому что надеялся пересидеть беду в мире без времени и потому без болезней.

— Если мы вернемся…

— То все остановится. И у нас будет время разобраться.

— И Майоранского возьмем?

— И Лядова тоже.

— Но они же убийцы! Если бы не случайность, они бы погубили Землю.

— Наивный план товарища Берии, — сказал я. — Даже такой страшной концентрации яд в масштабах Земли будет действовать локально. Конечно, погибнут тысячи людей… но, разумеется, судьбы мира это не изменит, и Берии не стать господином Вселенной. Перегородка между нашими мирами истончается, потому что усиливается биологическое и технологическое давление. Еще двадцать лет назад население Земли было вдвое меньше и технологическое давление — куда как слабее…

Я говорил вроде убедительно, но в то же время не мог изгнать видение: наполненный отравленной жидкостью подземный резервуар, которому положено быть непроницаемым, но по стенкам которого тянутся тонкие трещины.

Дядя Миша знает об этом. А дядя Миша уже не всесилен.

Я знал, что смогу вывести из госпиталя только Егора. Майоранского с Лядовым придется оставить.

Пускай умирают? Они же убивали? Значит, заслужили смерть.

— Вставай, — сказал я, — и пошли.

— Но нас остановят.

— Для всех встречных ты идешь в сопровождении офицера, который ведет тебя куда надо. Так что иди и не удивляйся.

— Я тебе иногда удивляюсь.

— Не стоит, — сказал я. — Ты мне льстишь.

— Как странно, — сказал Егор и первым пошел к двери. — Мне иногда кажется, что мы с тобой просто живем в разных городах. Можно сесть на поезд и приехать в гости.

— В общем, так оно и есть.

Мы вышли в коридор. Там было пусто. Стены были выкрашены в человеческий рост тоскливой голубой краской.

— Я очень надеюсь, что Леониду Моисеевичу удастся создать достойную вакцину, — сказал Егор.

— Когда выйдем отсюда, все подробно мне расскажешь.

— Я сейчас начну. Может быть, у нас там не будет времени, — разумно ответил Егор. — Ты сейчас всем кажешься солдатом?

— Нет, полковником. Помнишь того, кто нас у подземелья встретил?

— А почему ты его выбрал?

— Его здесь наверняка все знают. Он — заместитель комбрига.

Первый пост был сестринский — барьерчик, за ним медсестра, как в любой больнице.

Медсестра была молоденькой, и — редкость в наши дни — золотые волосы заплетены в толстые косы и венком завернуты вокруг головы. Она радостно мне улыбнулась.

— Как вы себя чувствуете, Александр Тихонович? — спросила она. — Язва больше не беспокоит?

— Твоими молитвами, — ответил я. — Твоими молитвами.

Медсестра качнула золотым гнездом и серебряно засмеялась.

Егор убедился в моих способностях и начал рассказывать о том, как сюда попал. Мы как раз дошли до конца истории с совещанием консулов на берегу моря, как оказались в холле.

Тут был настоящий барьер, у него дежурный пост.

Я надеялся, что в бригаде царит дух домостроя. Иначе не выпустят.

Дух домостроя победил.

Сержант на выходе потянулся ко мне губами и прошептал:

— Здесь генерал-лейтенант приехал, распоряжается. Но не наш.

— Знаю, — сказал я тихо. — Делай вид, что уважаешь его как товарища министра.

— Понял, товарищ полковник! — сказал сержант.

И тут все погибло.

Потому что сверху раздался голос:

— Эй, погодите, что вы там делаете?

Настоящий полковник Александр Тихонович резво сбегал с лестницы.

А я успел заметить, что снаружи, возле здания, на осеннем солнышке стоит мой дорогой дядя Миша, не подозревающий, в какой переплет он нас затащил. А возле него, под охраной солдатиков, маются Майоранский и Лядов.

И как раз в тот момент все они обернулись и исчезли из поля моего зрения.

Я остался наедине с судьбой.

Такой трудной задачки мне еще не приходилось решать.

Я раздвоился.

Я остался для сержанта полковником и как таковой подтолкнул Егора к выходу, но обернулся к полковнику в виде того генерала, что захватил здесь власть и лишил таковой моего дядю Мишу.

Полковник смутился и приостановил бег. Какие бы сомнения тебя ни охватывали, вряд ли ты закричишь настоящему генералу, чтобы он остановился. Такой окрик надо обдумать, к нему положено внутренне подготовиться и подумать при этом, насколько тебе дорога карьера и что вообще для тебя важнее: карьера или справедливость?

Пока эти мысли бороздили чело полковника, я вытолкал Егора на улицу.

На свету, на зеленой траве, на поляне, обрамленной елями, стоял наш вертолет. Вертящийся винт прижимал траву.

На полпути к нему шагал генерал дядя Миша.

Перед ним семенили к вертолету бериевские биологи.

Дядя Миша остановился, обернулся к нам и сердито спросил:

— Вы что, ночевать там собрались?

Словно мы с ним заранее договорились обмануть охрану и привести всех биологов и их преследователей именно на эту поляну и к генеральскому вертолету, прежде чем его захватит наш соперник.

— Ну, скорее, — велел он мне, одним глазом наблюдая за тем, как Майоранский и Лядов забираются в кабину.

Тут из госпиталя выскочил полковник, и дядя Миша поднял руку, останавливая его.

— Не беспокойтесь! — крикнул он. — Все под контролем!

Усаживаясь рядом со мной в перенаселенном вертолете, дядя Миша сказал:

— Не будет он ничего предпринимать, пока нет указаний. А новый руководитель проекта от ФСБ пока принимает свои фронтовые сто грамм с комбригом. Славные ребята. Видишь, до чего страну довели!

Я стал спорить с дядей Мишей. У нас принято обвинять в гибели страны и распаде экономики своих личных недругов. Для одного — это коммунисты, для другого — демократы, а для дяди Миши — соперники из ФСБ.

Вертолет пошел вверх.

— Все на борту? — спросил дядя Миша.

— Верки нет, — сказал Егор. — Она ведь тоже схватила дозу, только сама этого не знает.