— Хорошо, — сказал доктор. — Будем считать, что отправной пункт в пределах Ленинграда. То есть вы выйдете наверху у Николаевского вокзала.

— Московского вокзала, — поправил доктора Майоранский.

— Я давно здесь живу, — ответил доктор. — Не за всеми переименованиями могу уследить.

— Какую роль могут сыграть ваши расчеты? — спросил Майоранский. — Не все ли равно, куда мы поедем.

— Вы, как мне дал понять Лаврентий Павлович, мой коллега, биолог?

— Экспериментатор, — признался Майоранский.

— Постарайтесь представить себе, что я должен ввести вам вакцину, которая по-разному будет реагировать на окружающую среду. Если вы окажетесь на Северном полюсе, я должен делать одни расчеты, если в тропиках — иные.

— Какие у нас тропики! — засмеялся Лядов. Лицо его не было приспособлено для смеха, и поэтому получалась кривая гримаска. А так как Лядов любил смеяться и шутить, то его лицо часто становилось противным. Он сам этого не знал. А если бы не смеялся, оставался бы милым суворчиком.

— Я рискую только своей научной репутацией, — сказал Леонид Моисеевич. — Вы — своей жизнью. Так что я больше не задаю вопросов и делаю вакцину для среднерусских условий.

— Вы даже не знаете, какое время года там, наверху? — насторожился Майоранский.

— Леонид Моисеевич пошутил, — быстро сказал Гоглидзе. — Мы все время получаем сводки погоды и календари из Службы точного времени.

Гоглидзе показал на стену. Над его головой на гвоздь была наколота стопка вырванных из блокнотов и тетрадей листков.

— И какое же сегодня число? — спросил Лядов. — Интересно узнать.

— Осень уже вступила в свои права. Листья желтые кружатся, — сказал доктор.

— У нас на Валдайской возвышенности грибов много, — произнес Лядов. — Опята пошли…

— А точнее? — спросил доктор.

Он решил, что любой ценой — хитростью ли, шантажом — вытащит из своих коллег правду о цели их путешествия.

Ничего хорошего он от него не ждал.

Вернее всего, Берия намерен каким-то образом распространить свою власть на всю Землю. Но как?

В этой версии не все состыковывалось.

Во-первых, вакцина действует лишь два-три дня — дальше удерживать распад не было физической возможности. По крайней мере доктор этого добиться не мог.

Во-вторых, у Берии попросту не было сил, чтобы захватить Верхнюю Землю. Значит, все это пустой номер?

Но тем не менее Берия кинул все силы на то, чтобы отправить двух своих клевретов в живой мир. Хотя бы на три дня.

Значит, они должны совершить там, наверху, нечто ужасное.

С помощью вакцины Леонида Моисеевича…

— Доберемся, определимся, — сказал Майоранский.

— Значит, вы садитесь в поезд и едете туда? — спросил доктор.

— Примерно так, — ответил Лядов.

— Это может оказаться не так просто, — сказал доктор.

— Почему же?

— Сколько лет вы здесь? Не интересовались?

— Шесть или семь, — сказал Лядов. — Как кончили зарплату выдавать и народ разбежался. В первой половине девяностых годов.

— А вы еще давнее? — Леонид Моисеевич обернулся к старшему шахматисту.

— Это не играет роли, — ответил Майоранский.

— Еще как играет, — сказал доктор. — За это время все изменилось. У вас есть документы?

— Лаврентий Павлович обещал, что все будет сделано, — сказал Лядов.

— Я допускаю, что они будут, но я не уверен, что они такие же, как те, что используют наверху.

— Ах, перестаньте нас пугать, — сказал Майоранский. — У нас важное дело, и руководство примет нужные меры.

— Все нужно предусмотреть. Например, билет на поезд, деньги на расходы.

— Достанем, — уверенно ответил Майоранский.

— Тогда вам опасно ехать на поезде, где любой пассажир может вас раскусить. Вы же мастодонты, вы же — старики хоттабычи.

— Кто? — удивился Майоранский.

— Был такой, — сказал Лядов. — Не обращайте внимания.

— Потом вам нужно идти к вашему объекту. Там часовые?

— Ах оставьте, я там знаю каждую кочку! — сказал Лядов. — И вернее всего, там нет никаких часовых.

— Лядов! — остановил его Майоранский.

— Слушаюсь и повинуюсь. Хотя зря вы дрожите.

— Мы хотим, чтобы наше дело благополучно завершилось и мы смогли бы вернуться сюда, выполнив важное задание.

— Черт его знает — захотим ли мы… — протянул Лядов.

— Это идиотизм, и с ним надо бороться. Сколько вы там проживете?

— Значит, поездом до Бологого, потом по шоссе? — спросил доктор, рассудив, что именно до той станции им ехать. — Сколько всего времени на дорогу?

— Мы пересядем в Бологом на местный рабочий поезд, — сказал Лядов. — Он нас довезет до совхоза.

— До какого совхоза?

— Лядов, помолчите! — взвизгнул Майоранский.

— Молчу, молчу.

— И от станции… — продолжил Леонид Моисеевич.

— Если вы не знаете, — вмешался Майоранский, — значит, вам не следует знать.

— Отличная идея, — согласился доктор. — Следовательно, до места меньше суток.

— Меньше суток, — сказал Лядов. — Я как-то за пять часов на машине добрался. Правда, шофер был классный. Ведь только последние километры нормальная дорога проложена. А от Бологого — сами понимаете…

— И сколько времени вам понадобится на месте?

— Сколько нужно.

Доктор развел руками.

— Тогда я отказываюсь работать. Вы еще не поняли, что ваше здоровье и, может быть, жизнь зависят от того, насколько точно мне будет известно ваше расписание. Но если вы боитесь врагов и американских шпионов, то посмею вас заверить, что американских шпионов здесь не водится, троцкистам я тоже ничего не сообщу.

— Не говорите глупостей, — возмутился Майоранский. — Какие американцы? Кто говорит об американцах?

— Но в чем же дело?

— Секрет — всегда секрет, — сказал Лядов и засмеялся. — Хорошо, слушайте. По прибытии на место мы займемся серьезной работой. Нам надо подготовить ликвидацию складов отравляющих веществ.

— Понятно, — сказал доктор, который ничего не понял.

Ведь он не знал о заговоре консулов — у Егора не было времени рассказать об этом.

— Следовательно, по моим расчетам, мы проведем там день.

— А если вас узнают?

— Кому нас узнать? — усмехнулся Лядов. — Уже при мне там никого не осталось.

— Не нравятся мне ваши разговоры, — сказал Майоранский. — Придется сообщить о них лично Лаврентию Павловичу.

— Прошу вас, — сказал Лядов. — Вы получите медаль.

— Вас накажут, — уверенно сообщил Майоранский.

— И не пустят на операцию, — усмехнулся Лядов.

— Ничего смешного!

Лядов пошел вдоль длинного лабораторного стола, разглядывая приборы.

— Очевидно, — сказал он, — у вас много желающих сгонять в Максимовку. Добро пожаловать!

— Лаврентий Павлович разберется, — сказал упрямо Майоранский. — И примет меры.

— Ему надо было отыскать такого послушного идиота, как я, — сказал Лядов. — Который даже не боится, что вы, Лев Яковлевич, по окончании операции разберетесь со мной как с нежеланным свидетелем.

— Что за чепуху вы несете! — воскликнул от двери вернувшийся Лаврентий Павлович. — Кто и кого будет уничтожать? Кто мог втемяшить в вашу головку такую мысль?

— Логика, Лаврентий Павлович, — сказал Лядов, — элементарная логика. Вы замыслили уничтожить все человечество или его лучшую часть. Погодите, не перебивайте специалиста. Но если об этом будут знать два человека, то один из них лишний. Я — человек случайный, никому не нужный, но необходимый, чтобы выйти на базу, показать вам, что хорошо, а что плохо, а потом взорвать все к чертовой бабушке. Но тут-то я становлюсь не только не нужен, но и опасен. Не так уж много народу здесь — даже здесь! — кто хочет уничтожить всех людей, чтобы они сюда не хлопались и не угрожали нашему растительному существованию. Значит, вы, Лев Яковлевич, достанете очередной зонтик с острием на конце и вонзите мне под лопатку. Разве не так?

— Ну что он говорит, что он говорит! — возмущался Майоранский.

— Кончай базар! — воскликнул Берия.