На подходе к центру города Корнелий Иванович вновь ощутил, что сумка в его руках тяжелеет. Но процесс тяжеления был постепенным, и опомнился Корнелий Удалов только в тот момент, когда услышал за своей спиной женский голос:

— Гражданин, вы кирпич обронили.

Этот возглас заставил Удалова вздрогнуть и даже замереть. Как он мне впоследствии признался, он не сразу осмелился обернуться. Но когда обернулся, то увидел, что на тротуаре позади него лежит серый кирпич, а незнакомая ему миловидная девушка указывает на кирпич пальцем.

— Я не ронял кирпича, — сказал Удалов, подозревая, что девушка тоже состоит в заговоре против него. — Я не ронял кирпича, потому что не ношу с собой кирпичей и, кроме того, у меня сумка застегнутая.

— Простите, гражданин, — сказала девушка, — но я собственными глазами видела, как из вашей сумки упал кирпич.

Удалов на всякий случай осмотрел сумку, но никаких следов выпадения из нее кирпичей не обнаружил.

Встревоженный и несколько смущенный, Удалов проследовал дальше и при входе во двор нашего дома услышал, как что-то шлепнулось на землю сзади. Удалов кинул взгляд назад и увидел в воротах дома серый кирпич.

По приходе домой К. Удалова ожидали новые неприятности. Когда он вошел в свою квартиру и раскрыл сумку для того, чтобы извлечь из нее гостинцы, он обнаружил, что в сумке нет никаких гостинцев, а также гигиенических приспособлений в виде зубной щетки. В сумке находился ящик, схожий с трансформатором, только размером 50×30×22 см. Когда Удалов попытался вынуть трансформатор из сумки, тот оказался прикрепленным к ее дну и не извлекался наружу. На этом этапе Корнелию Ивановичу пришлось отказаться от дальнейшего исследования аппарата, так как супруга и дети потребовали подарков, которых у него в наличии не оказалось, и Удалову пришлось долго оправдываться, что сумку ему подменили в аэропорту.

На вопрос своей супруги, что же Корнелий получил взамен гостинцев и гигиенических принадлежностей, он неожиданно для самого себя ответил:

— Кирпичный завод.

Его супруга Ксения решила, что он издевается над ней, и огласила дом гневными возгласами, которые заставили Удалова удалиться из дома и искать защиты и убежища у соседей, что с ним происходило и раньше.

Так как ближайшего друга Корнелия, которого зовут А. Грубин, дома не оказалось по причине отъезда в отпуск, то К. Удалов обратился с просьбой об убежище ко мне, как к человеку в летах и уважаемому.

При совместном исследовании нами сумки, содержащей прибор «КИУЛ» (Кирпичный изготовитель Удалова-Ложкина — название условное), нами было обнаружено отверстие в дне сумки размером 20х12 см, прикрытое кожимитовым клапаном, плотно примыкающим к остальной плоскости дна, с таким, очевидно, расчетом, что он открывается лишь в момент готовности кирпича. В торцевых сторонах сумки нами обнаружены небольшие отверстия общим числом 47 (диаметр отверстия 4 мм), назначение которых нам не удалось установить.

По окончании исследования прибора «КИУЛ» мы с товарищем Удаловым сошлись на том, что нам следует отнести прибор в газету либо в милицию для нахождения его законного владельца. Для этой цели мы взяли сумку и вышли с ней на улицу. Наш путь лежал к редакции газеты, так как там работает известный своей любовью ко всему новому корреспондент М. Стендаль.

Примерно через сто шагов Корнелий Иванович, несший сумку, обратился ко мне со словами:

— Слушай, Ложкин, сумка опять тяжелее стала.

Я взял сумку на рук К. Удалова и вынужден был согласиться с его мнением. На этом мы с тов. Удаловым решили вернуться домой, движимые естественной любознательностью, для того чтобы взять с собой безмен и контролировать возрастающий вес сумки. До дому мы дойти не успели, так как неожиданно сумка стала легкой и мы услышали возглас:

— Товарищи, зачем кирпичами швыряетесь?

Мы немедленно обернулись и увидели, что в трех шагах позади нас на мостовой лежит серый кирпич, на который нам указывает прохожий, а именно, что важно для дальнейшего изложения, Никифоренко Семен, счетовод конторы «Заготлось» (по заготовлению рыбы лососевых пород), личность неприятная, с которым нам приходилось сталкиваться в товарищеском суде ввиду отторжения им части участка его соседки.

Мы сразу вернулись к кирпичу, и когда я попытался поднять его с земли, оказалось, что кирпич очень тяжел. Он был тяжелее обычного кирпича по крайней мере втрое.

— Ясно, — сказал я, к сожалению, не обратив внимания на присутствие рядом Семена Никифоренко, — машина работает только на ходу. У меня сумка полчаса лежала, и ничего не произошло.

— Машина? — спросил Никифоренко.

— Ничего особенного, она чужая, — попытался отвязаться от него К. Удалов, но Никифоренко, как известно, весьма настырен. В результате мы вернулись домой, сопровождаемые этим человеком, и по дороге он выпытал у нас все обстоятельства появления машины у Корнелия Ивановича.

Наши попытки расколоть или разрубить кирпич, произведенный в сумке неизвестно из чего, не привели к желаемому эффекту. Именно тогда мы поняли, что в наших руках оказалась случайно ценная и передовая строительная машина, о пропаже которой может беспокоиться целый научно-исследовательский институт. Но нас продолжала мучить загадка: откуда сумка берет сырье для столь исключительных кирпичей?

Для выяснения этого обстоятельства мы возобновили путешествие к редакции газеты, пользуясь через каждые пять шагов безменом и наблюдая за сумкой визуально. В конце концов нам удалось составить график утяжеления аппарата, который дал наибольший привес во время прохода мимо строительной площадки у памятника Землепроходцам, однако привес по отношению к пройденному расстоянию упал во время перехода через недавно вымытую поливочной машиной площадь Дружбы.

Открытие пришло в тот момент, когда мимо нас проехала машина (а мы в этот миг проходили по незамощенной Пятиугольной улице) и подняла облако пыли.

— Смотрите! — воскликнул тогда Удалов. — Она втягивает пыль!

И в самом деле. Мы увидели, как пыль тонкими струйками втягивалась в отверстия на торцевых сторонах сумки.

— Это революция в строительном деле! — сказал тогда Удалов.

— Вот дела! — сказал на это Семен Никифоренко, который от нас не отставал. — А я для фундамента стоящего кирпича достать не могу.

К сожалению, в азарте открытия мы не обратили должного внимания на слова этого недостойного человека, и последовавшие вслед за тем драматические события выветрили эти слова из нашей памяти.

Моя супруга, гр. Ложкина, женщина тихая и скромная, догнала нас у самых подходов к редакции газеты и сказала, что пришли маляры ремонтировать наш этаж, — этого события мы ждали давно. Она также сказала, что переговоры с малярами должны вести мы, и если мы не вступим в переговоры немедленно, маляры уйдут красить соседний дом, чем они уже угрожали и моей жене, и супруге Удалова. Мы хотели было занести сначала сумку в редакцию газеты, но моя супруга была очень настойчива, и нам пришлось последовать за ней.

В этот момент коварный Никифоренко предложил нам свою помощь в передаче сумки тов. М. Стендалю, и мы последовали за моей супругой.

Вы можете, дорогая редакция, представить наше изумление и негодование, когда мы, придя через час в редакцию, узнали от Михаила Стендаля, что сумка в его распоряжение не поступала и Семена Никифоренко он в глаза не видел.

Когда мы все трое прибежали к Никифоренко, этот ничтожный собственник нагло заявил, что сумку оставил редакционному курьеру. На справедливое возражение М. Стендаля, что в редакции в настоящее время нет курьера, С. Никифоренко ответил, что за неимением курьера он передал сумку сторожу с бородой (а такого в редакции тоже нет). Все наши уговоры и даже угрозы результата не дали.

Так как это событие имело место позавчера, то весь вчерашний день мы провели в негласном наблюдении за С. Никифоренко. Наблюдение позволило нам выяснить следующее: в 10.20 утра С. Никифоренко был замечен гуляющим возле ювелирной мастерской с сумкой в руке, замаскированной под авоську с апельсинами. Подозреваем, что Никифоренко надеялся собрать золотую пыль, вылетающую через форточку мастерской, и создать себе золотой кирпичик. При виде нас С. Никифоренко обратился в бегство.