Вход был похож на дыру, ведущую в берлогу, и Марина даже спросила:

— А медведя там нет?

— Наивный вопрос, — сказал Аркадий. — Медведей в наших местах давно уже нет. — И он первым полез в пещеру.

Марина нагнулась, влезла в дыру, и ее подхватили сильные и нежные руки Аркадия.

— Иди сюда, садись — сказал он.

— А змей здесь нет? — спросила Марина.

— Уползли.

— Я все равно боюсь, — прошептала девушка.

— Я с тобой! — ответил Аркадий. — Дай мне руку.

Ее пальцы нащупали в темноте его ладонь и замерли, потому что Марину ударило током.

— Ой, — сказала девушка.

Аркадий потянул ее за руку и привлек к себе. Раз было темно, то Марина не могла должным образом сопротивляться: она же не видела, с кем борется.

— Только не целоваться, — прошептала она, как бы подсказывая Аркадию, что надо делать.

— Конечно, — сказал он.

Его губы совершенно нечаянно наткнулись на ее губы.

И они целовались, пока шел дождь. Но так как они не видели, кончился дождик или нет, то целовались почти до вечера.

Иногда, борясь больше с собой, чем с Аркадием, Марина шептала:

— Только не это! Ты же все испортишь!

Аркадий не совсем понимал, что он может испортить, но недостаток жизненного опыта и опасение обидеть девушку заставляли его остановиться. Однако ненадолго. Так что их отношения были похожи на морской берег. Ты видишь, как волна поднимается, несется к галечной полосе, но прибрежные камни останавливают, дробят ее и заставляют уползти обратно, поджав пенный хвост.

Наконец Марина устала от борьбы, в которой ее поражение было неминуемым. Поэтому она нащупала на полу пещеры камень и шутливо сказала Аркадию:

— Если мы сейчас не уйдем отсюда, я тебе нос разобью.

К этому времени их глаза настолько привыкли к темноте, что молодой человек отлично разглядел камень в тонкой руке продавщицы мороженого.

Он натужно засмеялся, но подчинился, потому что в извечной борьбе полов верх всегда берет мужчина, но женщина решает, когда ему предстоит победить.

Держась за руки, они вылезли из пещеры и зажмурились.

Заходящее солнце окрасило оранжевым светом стволы сосен, небо было почти белым, как десятикратно простиранная голубая рубашка, птицы уже угомонились.

Под ногами мягко пружинило одеяло сосновых иголок. Раздвинув иголки, кое-где торчали скользкие шапки маслят.

Молодые люди стали спускаться с холма. Чтобы отвлечь Аркадия от охвативших его печальных мыслей, Марина показала ему камень, который забыла выкинуть, и сказала:

— Обрати внимание, что это такое?

— Камень, — ответил Аркадий, все еще докипающий несбывшимися порывами.

— Не просто камень, — сказала Марина, в круг интересов которой входила и минералогия. — Некогда в этой местности бушевали вулканы.

— Где только они не бушевали…

Они вышли на дорожку, Аркадий хотел было еще раз поцеловать свою возлюбленную, но навстречу, разумеется, шла тетка с пустыми ведрами. Скажите, что делать тетке с пустыми ведрами на окраине Великого Гусляра на рубеже тысячелетий?

— Но я не знала, что Великий Гусляр входил в зону вулканической активности, — сказала Марина. — Я полагала, что весь этот регион покрыт толстым слоем осадочных пород.

— Вот именно, — согласился Аркадий, проклиная тетку.

Чуткая Марина заметила его душевное неудобство и правильно истолковала:

— Ты меня совсем не слушаешь, Аркаша. Я не подозревала, что в твоем сердце есть место суевериям.

— В моем сердце все есть, — ответил Аркаша.

— Надо будет посоветоваться со Львом Христофоровичем, — сказала девушка. — Он наверняка знает.

— Это еще кто такой? — спросил юноша.

— Профессор Минц, — сказала Марина. — Без пяти минут лауреат Нобелевки. Живет у нас уже много лет.

— Что делать в этой дыре без пяти минут лауреату?

— В этой дыре ты меня встретил, — сказала Марина, обидевшись за Великий Гусляр.

— Лучше бы я тебя в Москве встретил.

— Разве в Москве ты отыскал бы такую пещеру? — рассмеялась Марина.

Аркадий не ответил. Подобно всем влюбленным на раннем этапе этой болезни, он был подозрителен и склонен к пессимизму.

На углу Пушкинской Марина попрощалась с Аркадием, и ему показалось, что она сделала это очень холодно.

Расставшись с Аркадием, Марина отправилась к профессору Минцу и застала его во дворе. Новое поколение доминошников вбивало в землю крепкий старый стол, а профессор с Корнелием Удаловым смотрели на отчаянную схватку глазами знатоков и с трудом удерживались от советов.

— Что за манера, — сказал Минц, увидев Марину и поцеловав ее в лобик, — заплетать негритянские косички. Неужели тебя из-за этого больше любят мальчишки?

— Они меня не любят, — ответила Марина. — Они ко мне пристают.

Марина отошла с пенсионерами к лавочке под кустом сирени и показала Минцу камень, подобранный в пещере.

— Откуда это? — удивился Минц.

— Так Маринка с Аркашкой Синицким в пещере от дождя прятались, — ответил за нее Удалов. — Мне старуха Ложкина говорила.

— Вот это лишнее, Корнелий, — оборвал его профессор. — Не превращайся в старую сплетницу.

Он покрутил камень в руках, понюхал его, поцарапал ногтем и сказал:

— Примерно семьдесят миллионов лет назад этот камешек был лавой. Но так как я не знаю о выходах лавы в нашем районе… Где ты его нашла?

— Я думаю, — ответил за девушку Удалов, — что там в пещере и отколупнула.

— Если вы, дядя Корнелий, будете вмешиваться! — рассердилась Марина и взмахнула головой так резко, что косички взлетели нимбом вокруг нее, как лучи солнышка.

Марина давно уже раскаивалась в легкомысленном поступке — косички общим числом сорок три она заплела на спор с Эммой Кошкиной, своей злейшей подругой. Теперь Эмма носила прически от Кардена, а Марина, выиграв кассету Майкла Джексона, никак не могла решиться остричь косички, не имеющие ровным счетом никакого отношения к сюжету этой повести.

Жизнь в маленьком городке имеет свои преимущества, но и не лишена недостатков. Человеку кажется, что он незаметно встретился с одной гражданкой, а оказывается, несколько пенсионерок разнесли об этом весть раньше, чем человек возвратился домой.

— Когда-то, — задумчиво произнес профессор Минц, держа в руке камень, как принц Гамлет держал череп Йорика, — потоки расплавленной лавы неслись по улицам нашего городка, пожирая тела беспомощных динозавров.

— Ну ты перебрал, — откликнулся Удалов. — Только нашего городка не было, хотя я не отрицаю его исторических заслуг.

— Ты приземленный и скучный человек, — сказал Минц.

Марина промолчала, но в душе согласилась с профессором.

— Словно по улицам Помпеи, — продолжал Лев Христофорович. — Не оставляя на своем пути ни одной живой души. Даже комариной… ты что, Мариша, хочешь, чтобы я отправил образец на анализ?

— Зачем? Вы же с первого взгляда определили возраст образца и его происхождение.

— Все же оставь камешек у меня, — сказал Минц. — Я займусь им на досуге. Каждому Гусляру нужны свои Помпеи.

Марина двинулась домой, а Минц сказал ей вслед:

— Сегодня его умиляют твои косички. Завтра, когда ваше чувство будет подвергнуто испытаниям, лучше показаться ему коротко, но элегантно постриженной.

— Ничего вы не понимаете, дядя Лева, — сказала Марина.

На следующий день они не смогли встретиться, потому что Марина сначала поехала на базу за товаром, а там была налоговая инспекция, так что ей пришлось задержаться до обеда. Аркадий три раза приходил к ее месту, а оно оказывалось пустым. Беда влюбленных заключалась в том, что они не знали друг друговых адресов и телефонов. Им казалось, что в Гусляре потеряться невозможно.

Аркадий переживал больше, потому что бездельничал, а Марина переживала меньше, потому что сначала была занята на базе, а потом побежала в парикмахерскую и еще уговорила Алену постричь ее без записи. Марине хотелось сохранить хоть немножко волос, отделавшись от проклятых косичек. Ее беспокоило высказывание профессора об испытаниях, которым должно подвергнуться чувство.