Потом он принялся затыкать все дырки и щели, чтобы не проникли водопроводные змеи.
Тут он устал, и его сморил сон.
* * *
Леонид Борисович проснулся на следующее утро.
Светило зимнее скупое солнце и рассыпалось искорками по снежному покрову, который за ночь очистил городские пейзажи.
По улице бегали лыжники и мальчики с санками.
Мощин потряс головой, как бы отгоняя дурной сон.
Заглянула жена и спросила, будет ли он завтракать.
Мощин был зверски голоден.
Кушая яичницу с салом, он спросил жену:
— Римма, как наш Герасик?
— Я его уже в садик отвела, — сказала жена.
— А его копыта?
— Окстись, старый богохульник! — испугалась жена. — Откуда у Герасика копыта?
— Как и у меня. — Мощин вспомнил о состоянии своих ног и поглядел под скатерть. Его ноги, упрятанные в шлепанцы, были обыкновенными человечьими ногами, правда, с мозолями.
И тогда Мощин понял, что все ему приснилось.
Хотя в прихожей стояла лейка с пульверизатором, а на площади он увидел, как экскаватор и подъемный кран вытаскивали наружу гигантский бронзовый памятник землепроходцам, Мощин решил, что это — галлюцинация и безобразие.
В плохом настроении Мощин пришел к себе на службу и поднялся в кабинет. Поздоровался с Валюшей, потрепал ее по щечке, велел согреть чайку.
Начал было перебирать бумаги, но тут Валюша сунула мордочку в дверь и сказала, что пришел господин Неунывных, Глеб Степанович.
Мощин нахмурился, вспоминая, кто это такой.
Вошел ничтожный человек в обрамлении современного дельца.
— Вижу, у вас весь порошочек вышел, — сказал он радостно. — Так у меня с собой новый самосвал. Победим снежный покров к юбилею родного города, а?
— Нет, нет и еще раз нет! — закричал Мощин.
Он все вспомнил. Значит, это не сон. Значит, пришла смерть Великого Гусляра в человеческом образе.
— Уходи, — сказал Мощин.
— Ты что, старик, как бы охренел? — спросил Неунывных. — Ты же контракт с моей фирмой подписал.
— Нельзя. Город гибнет, — сказал Мощин.
— А блин с ним, с городом.
Неунывных вынул из кармана длинный конверт.
— Здесь пятьсот, на крышу твоего особняка.
— Возьмите их обратно! — сказал Мощин.
— У меня в машине, — сказал на это гость, — два крутых лба. Достойные люди. В городе Котласе демократы чертовы попытались помешать цивилизации. Знаешь они где? В больнице!
И Неунывных принялся пронзительно хохотать.
— Вы не представляете, к чему это приводит! — сказал Мощин.
— Представляю, как не представить, — ухмыльнулся гость. — На месте Москвы уже грязевое озеро. Аромат, скажу тебе, класс. Будем создавать грязевой курорт, блин. Японцы приедут.
— Жалко столицу…
— Ты мне лучше скажи, у тебя продукт кончился или какая-то сволочь формулу разгадала?
— Не скажу! — мужественно ответил Мощин.
Неунывных покачал головой и вынул из внутреннего кармана еще один конверт. Положил его на расстоянии вытянутой руки от главы города и произнес:
— Я пока пряником тебя обрабатываю. Смотри, возьмусь за кнут, будешь бедный и больной.
— Но у меня копыта отросли!
— А что, плохо? Я сам на копытах, понимаешь, хожу, рога только утром спилил. И что? Говори имена моих врагов, блин!
— Нет, я не могу взять на себя ответственность за гибель города и государства в целом.
— Понимаем, — сказал Неунывных и потянул к себе конверт. Другой рукой подхватил второй конверт, который лежал совсем уж близко от Мощина.
— И сколько тут… всего? — спросил глава города хриплым от страха и волнения голосом.
— Всего кусок — тысяча баксов. Считай, закончишь крышу и останется на ботинки внучку.
— У него тоже копытца… — Слезы показались в глазах Мощина.
— Цивилизация требует эволюции, — туманно заметил делец. — У тебя выбора нет. Или ты остаешься без денег, весь в синяках и переломах, или ты сотрудничаешь с цивилизацией. Проведешь отпуск на Канарских островах, отдышишься. Наши все там отдыхают.
Страшно было Мощину. Но он понимал, что не сможет противостоять организованной цивилизованности, у которой телохранители возле «Мерседеса». Бессмысленная борьба с прогрессом.
— Кружок юных химиков, — признался он, — в школе № 2. Петряновцы-соколовцы. Во главе их профессор Минц. Старый, но подлый. Стоит на пути цивилизации. А вы мне переизбрание обеспечите?
— Мы за своих горой стоим, — сказал Неунывных. — Не дрейфь, кореш.
Разумеется, Мощин никому бы не позволил так к себе обращаться, но в тот момент его охватило сладкое чувство принадлежности к могучему миру организованной цивилизованности.
— Если что, то всегда отмоем, — нежно закончил Неунывных. — Мы таких вытаскивали… По пять трупов на шее и миллиарды долларов. А в результате — все их уважают.
— Но я не хотел бы, чтобы наши отношения…
— Ну ты и тюфяк, — с добрым юмором ответил гость. — Скажи теперь, как покороче к той школе пройти.
— По Лермонтовской, потом повернете на Советскую… А детям ничего не будет?
— А что им может быть? Не переживай. Ты о себе думай. А Минца мы где возьмем?
— Пушкинская, дом шестнадцать, — быстро сказал Мощин и постарался все сразу забыть.
— Все! — подытожил Неунывных. — Начинай рассыпку! Зови дворников.
Что Мощин и сделал. Хотя ему было душевно тяжело. Он, правда, утешал себя, что с копытами и рогами жить можно, даже интересно.
* * *
О приезде в город «Мерседеса» и сопровождающего его самосвала юным химикам было известно.
Они, правда, не могли поверить в то, что Мощин сменит свои позиции, но их предупредил об этом профессор Минц.
Дети не хотели вступать в конфликт с приезжими, но когда в школу с переднего входа вошли два телохранителя с резиновыми дубинками в сильных руках и стали допытываться у гардеробщицы тети Дуси о том, где скрываются юные химики, они поняли, что пути к миру нет.
Тетя Дуся сначала пыталась сопротивляться, но ее ударили дубинкой по щеке и кулаком под дых. Тетя Дуся начала плакать, но детей не выдавала.
Малыши разбежались по классам, преподавательницы заперли двери.
На лестничной площадке над гардеробом неожиданно появились юные химики. Впереди — совсем маленькая, но талантливая девочка, за ней — ее юные друзья во главе с Русланом.
Все держали в руках пульверизаторы, сделанные на основе обычной садовой лейки.
— Отпустите тетю Дусю, — сказала девочка.
— Ага! — закричал Неунывных. — Вот они, юные, блин, химики.
— Последствия будут ужасны, — закричал Руслан, увидев, что вся троица бежит к нему, размахивая дубинками.
Но кто остановит цивилизованного бандита?
Никто, казалось, их не остановит. И даже профессор Минц, который бежал сверху по лестнице, чтобы встать между детьми и нападающими, не успел ничего сделать.
За три шага до юных химиков бандиты остановились.
Не по своей воле.
Из распылителей вырвался нейтрализатор химической опасности.
И на глазах у всех Неунывных и его охранники превратились в грязного цвета жидкость.
— Что вы наделали! — воскликнул Минц. — Вы их убили?
— Нет, — скромно ответила девочка. — Они живые, только жидкие.
И все они наблюдали, как грязная жидкость шустро стекала по ступенькам и стремилась в подвал.
Минц посмотрел на жидкость с сожалением и сказал:
— Главное, что мы спасли наш любимый город.
В ответ на его слова здание школы покачнулось. Оно не упало, не рассыпалось, оно куда-то поехало.
Все выбежали наружу.
Страшно подумать, что творилось с Великим Гусляром!
Как оказалось впоследствии, Леонид Борисович Мощин, возглавив дворников, начал новую кампанию по борьбе со снегом.
Насыщенная жирной слизью земля не выдержала, и весь город, держась за верхний слой почвы, включая асфальт, пополз, набирая скорость, к реке Гусь.
И поплыл по ней, постепенно погружаясь в черную воду.
Жители города успели в основном выбежать из домов и не последовали за домами.