Но на полдороге к двери Милодар остановился.

У центрального пульта стояли уверенные в себе, равнодушные ко всему биороботы Управления энергетики. Вторую неделю по решению Совета Земли они не оставляли комиссара ни на секунду, ибо он уже трижды нарушал строжайший запрет на растрату энергии и из-за него погибли все помидоры в Северном полушарии.

Комиссар Милодар при всем уважении к нему руководящих лиц Земли был лишен права приближаться к энергетическим пультам и установкам…

Из своей комнаты вышла улыбающаяся Пегги в синем парике. Она вынесла на подносе две чашки кофе для биороботов. И ее можно было понять — биороботы являли собой молодых загорелых красавцев, облаченных в форменные плавки и каскетки. Так как биороботы были равнодушны к переменам погоды, Земэнерго не считало необходимым тратиться на их одежду.

— Но у вас остался один сеанс, — сочувственно произнес профессор, которому также не нравилось легкомыслие Пегги. — Один сеанс, на котором все решится.

— А мне нужно два сеанса! — В последние дни Милодар пристрастился кусать ногти и обкусал их до мяса. — Мне нужен один сейчас, чтобы узнать, какова добыча Дороти, и еще один сеанс, чтобы приказать ей положить вещи в условленное место.

Профессор пожал плечами. Он понимал, что больше снисхождения к Милодару ждать не приходится. Один сеанс, причем короткий.

— Когда? — спросил Милодар у профессора. — Мне же нужно вызывать эпидаврян на передачу ценностей!

— С этим вы никогда не опоздаете, — возразил профессор Гродно. — Они прискачут, как только запахнет жареным. Материализуются прямо здесь! Это такой народец…

Хоть встреча с начальником империи Эпидавр имела место несколько месяцев назад, память о ней запала в душу профессора.

Милодар подошел к саркофагу. Он умоляюще посмотрел на Кору. Потом осторожно постучал согнутым указательным пальцем по прозрачной крышке саркофага.

— Кора, — произнес он ласково. — Девочка моя. Ты меня слышишь?

Прекрасное обнаженное тело агента № 3 покоилось в туманном инертном газе, не касаясь стенок саркофага. Спящая красавица не слышала своего принца.

— Я готов поцеловать крышку гроба, — сообщил комиссар.

— Я вас понимаю, — сказал профессор.

— Из этого ничего не выйдет, — отозвалась от двери Пегги. Один из биороботов хихикнул. Видно, в него было введено чувство юмора.

Милодар отмахнулся от мелких раздражителей.

— Кора! — умолял он. — Корочка! Ну, когда?

И вдруг губы агента шевельнулись. Чуть-чуть.

— Что она сказала? — крикнул комиссар. Он в гневе кинулся к профессору. — Она же что-то сказала!

— Странно, — ответил профессор и включил компьютер, который должен был по движению губ угадать слово или слова, произнесенные спящей. Профессор долго подбирал частоту и высоту звука, он играл на клавиатуре, как Паганини. И наконец на дисплее появились зеленые буквы: «Потерпите. Я скажу…»

— Я скажу, — повторил комиссар.

Он ударил себя в грудь большим волосатым кулаком.

— Она услышала и постаралась! Для меня.

И, вытирая набежавшую слезу, комиссар покинул лабораторию.

Биороботы чинно поставили на поднос пустые чашки и припустились за комиссаром.

Молодая бирманка, одетая бедно, но пристойно, скромно причесанная, в пыльных сандалиях и с шанской котомкой через плечо, подошла к воротам британской фактории в Рангуне часов в двенадцать, когда только закончился яростный, но недолгий ливень, превратил пыль под ногами в грязь и заставил разбежаться всех кули и сипаев, что трудились на обширном дворе фактории, и укрыться под навесами складов и мастерских. Когда же ливень перестал молотить по крышам и по двору, замешивая из пыли жидкую кашу, люди начали выползать наружу, поглядывая на небо — будет ли продолжение ливня или выйдет солнце?

Не случилось ни того, ни другого — облака остались на небе, но просветлели и не угрожали более потопом.

Солдаты, сторожившие факторию и не успевшие от неожиданного нападения дождя закрыть ворота, только-только выбрались из своей сторожки, как молодая женщина прошла мимо них, не привлекая к себе внимания.

Осторожно шагая по доскам, уложенным от ворот к конторе, бирманка внимательно оглядывалась, стараясь понять, что происходит вокруг.

Но человеку постороннему, хоть бы он был наблюдателен, трудно было разобраться в смысле действий десятков человек, спешащих по своим делам, бредущих с грузом по лужам или бегущих к пристани за товаром. Сам главный двор фактории занимал пространство большее, чем базарная площадь в среднем городе, он был окружен множеством складов, а также служебных и жилых помещений, которые образовывали в дальней от ворот стороне некоторого рода лабиринт, ибо теснились, оставив между собой лишь проходы или проезды, в которые не могла бы проникнуть повозка. Правее же к площади примыкал ухоженный и политый газон, на который выходил дом фактора.

Девушка остановилась и постаралась выбрать из бегающих или шагающих по двору людей нужную себе персону. Вот он, пожалуй, подходящий человек — явно местный слуга, китаец. Такой может знать английский и бирманский язык, потому что китайцы всегда учат языки народов, которым служат.

— Простите, господин, — произнесла девушка по-бирмански, сложив на груди ладошки. — Не скажете ли вы мне, где найти госпожу Уиттли?

— Не знаю, не знаю, — отмахнулся от нее китаец. — Если ты на кухню, то иди туда.

— Госпожа Уиттли, миссис Регина, — повторила Дороти. Потом еще раз произнесла эти слова уже по-английски.

Китаец безнадежно моргал, может, попал сюда недавно. Но тут молодой брюнет в расстегнутом красном мундире с лейтенантским эполетом на плече, услышав слова Дороти, с любопытством пригляделся к бирманке, которая показалась ему прехорошенькой.

— Вы говорите по-английски, мисс, — сказал он с легкой снисходительностью. — Первый раз встречаю бирманскую женщину, которая говорит по-английски.

— А разве здесь нет в услужении бирманок? — спросила Дороти, забыв, что она сама — простая бирманка.

Глаза смуглого чернокудрого лейтенанта округлились, и брови полезли вверх.

Но пока глаза и брови удивлялись, язык сам по себе ответил.

— Бирманцы не идут к нам в услужение, — сказал он. — Дьявольски гордый народец, мисс… Ах, простите.

— Ничего страшного, — сказала Дороти.

— Но почему, черт побери, вы говорите по-английски? — потребовал лейтенант.

— Потому что я — англичанка, сэр, — ответила Дороти.

— Этого быть не может! Я голову даю на отсечение…

— Не рискуйте, лейтенант, — сказала Дороти. — Вы можете лишиться головы, а я бы этого не хотела.

Из такого ответа следует, что за месяцы, проведенные в Лиджи в образе наследной принцессы, Дороти приобрела некоторые замашки, скажем, самоуверенной знатной дамы. Ведь знатные дамы являются таковыми независимо от национальности и места приложения их сил.

— Нет, это невероятно! — воскликнул лейтенант. Но тут же поклонился и добавил: — Лейтенант Стюарт, Артур Стюарт, к вашим услугам, мисс.

— Мисс Форест, — сказала Дороти. — Дороти Форест. Очень приятно с вами познакомиться.

И Дороти наклонила голову.

— Так пойдемте же на веранду, зачем нам стоять посреди двора, на нас весь этот зоопарк уставился.

Лейтенант повел Дороти к широкой веранде конторы, где стояли плетеные кресла.

По пути он придержал Дороти под локоток, обходя лужу.

Лейтенант был заинтригован и не скрывал своего любопытства.

— Как вы сюда попали? Почему я ничего об этом не знаю? Такая милая девушка… Простите, мисс, если я показался вам назойливым, но ведь и меня можно понять: я гнию на самом конце света, и вдруг моим очам предстает фея…

— Не надо, сэр, — остановила разговорчивого лейтенанта Дороти. — Но все куда проще, чем кажется, и вы сейчас будете разочарованы.

— Я? Никогда в жизни!

— Я — всего-навсего горничная миссис Уиттли, — призналась Дороти.

— Как? Разве вы не погибли?