— У вас руки потные, — сказала Дороти, выждав паузу.

Камар закусил губы и ничего не ответил.

В этой тишине по другую сторону экрана комиссар Милодар произнес:

— Молодец, девчонка. Как жаль, что она давно жила, я бы ее завербовал!

— Она отняла у него инициативу, — сказала Пегги. — Это лучший ход для женщины в ее положении.

— Ты меня не оскорбила! — ответил наконец молодой человек.

— У вас плохо пахнет изо рта. И вообще я вас не люблю! У меня есть жених в Лондоне. Он штурман на большом корабле. От одного выстрела его пушек вы все пойдете ко дну.

— Ха-ха-ха! — картинно рассмеялся горбун. — Невесты штурманов не служат горничными при глупых английских миссис.

«Справедливо», — заметила про себя Пегги, которая ревность к Коре порой переносила на Дороти.

— Я сделал все, что от меня зависело, — сказал тогда Камар. — Я старался уговорить тебя, я пытался соблазнить тебя, я был добрым и отзывчивым. Я мечтал, как мы с тобой будем жить в Оксфорде и гулять рука об руку по дорожкам тамошнего королевского парка. И все прахом! Ты оказалась неблагодарной и грубой девкой, и мне придется изменить отношение к тебе.

Камар хлопнул в ладоши, и оба мамелюка вошли в каюту.

— Есть два способа, как учил меня мой папа, достопочтимый ар-Рахман, — сообщил он. — Можно выпороть тебя так, что с тебя слезет кожа и ты поймешь, что значит не слушаться своего повелителя.

— Ты мне не повелитель. Мой повелитель — Его Величество король Англии! — гордо заявила Дороти.

— Есть договор о продаже невольницы Фатимы, — ответил Камар, — и давай не будем более препираться. Я собираюсь в Оксфорде выучиться на адвоката, и тогда мы будем спорить. А сейчас мне надо тебя переломить. Как говорит мой дедушка Гусейн ас-Саббах: если кобылицу не объездишь с первой ночи, считай, что ты лишился лошади. Ну, ты сдаешься добровольно?

— Не сдавайся, — прошептал Милодар.

— В те времена все было проще, и, в конце концов, каждая женщина хочет выйти замуж. Что и предлагают вашей подопечной, — возразила Пегги.

— Что вы говорите! — схватился за голову Милодар. — Она же выполняет задание!

— Не совсем она, — сказала Пегги, но ее никто не слушал.

Пощелкивая у себя под ногами бичами, два мамелюка приближались к девушке. Дороти закрыла глаза.

— Ну нет! — засмеялся Камар, уловив страх девушки. — Зачем мне избитая наложница. Это была шутка.

По его знаку мамелюки нехотя засунули бичи за пояса.

— Привяжите эту тигрицу к дивану, только покрепче. Покрепче привязывайте к ножкам, я не хочу, чтобы меня исцарапали. Пусть она, беспомощная, лежит на спине…

Мамелюки отвязали Дороти от столба, и она пыталась сопротивляться, но видно было, как онемели ее опухшие руки от веревок, как она ослабла…

Один из мамелюков спросил что-то у Камара, и тот ответил по-английски:

— Нет, одежды с нее пока не срывайте. Я сам это сделаю, у меня есть нож. Нет ничего приятнее насилия под взглядом ненавидящих глаз…

Он отступил назад, с наслаждением глядя на то, как мамелюки привязывают распластанную Дороти к дивану.

— Нет! — воскликнул Милодар. — Я такого больше не выдержу. Я ее должен спасти.

— Вы благородный человек, — согласился профессор.

— При чем тут благородство! Операция под угрозой срыва!

И тогда Милодар схватил с вешалки белое полотенце, включил галактическую связь, рванул экстренный рубильник Земэнерго и закричал:

— Чрезвычайная ситуация по группе А! Моей голограмме необходимо три минуты в прошлом! Срочно!

Он скрестил руки на груди и шагнул на площадку трансформации.

Наконец Дороти была надежно прикреплена к дивану. Ее руки, вытянутые вверх и в стороны, были привязаны к двум витым ножкам в изголовье, а ноги примотаны за щиколотки к двум другим ножкам дивана.

— Ты грязная свинья! — прошипела Дороти, и после некоторого колебания обиженный Камар заткнул ей рот своим шелковым платком, который он держал у все еще кровоточащего носа.

Затем он вытащил из-за пояса небольшой, с загнутым концом кинжальчик и, громко засопев от предвкушения, полоснул им по платью Дороти так, что ни капли крови не показалось на ее груди, но ткань разделилась пополам, обнажив бюст девушки.

Дороти глядела на Камара с ненавистью и ужасом. Казалось, что глаза ее стали вдвое больше.

Куда же делся будущий студент Оксфорда, адвокат, представитель цивилизованного поколения оманских судовладельцев?

Пегги и профессору Гродно было очевидно, что он скоро добьется своей грязной цели! Где же комиссар Милодар?

Но вдруг сзади послышался странный шум, будто кто-то, сидящий в медном кувшине, стучался, просился выйти.

От неожиданности Камар, который не отличался отвагой, выпрямился.

Оба мамелюка, которые лишь отступили к дверям, но не покинули каюты, чтобы не оставлять своего хозяина перед лицом возможной опасности, также обратили свои взгляды к большому медному кувшину, что стоял на низком столике в углу.

Вдруг из узкого высокого горла кувшина поднялся столб дыма, ударился о потолок и расплылся грибом.

Шум внутри кувшина все усиливался. Камар побледнел.

И вот, все вырастая и вырастая, из кувшина стал подниматься человек с резкими чертами лица, острым крупным носом и головой, обмотанной белой чалмой.

Он становился все больше и больше, впрочем, истинных его размеров никто из присутствующих не смог осознать, потому что мамелюки уже поняли, кто к ним пожаловал, и рухнули ничком на пол, уткнув носы в ковер, а Камару стало дурно, и он мелкими шажками отбежал в угол, не смея при том оторвать взгляда от джинна. Ударившись задом о кальян, он от неожиданности сел на пол…

— О, ничтожный горбун, исчадие породившей тебя грязной плоти! — возопил по-английски джинн. — Твое счастье, что я успел на помощь несчастной жертве твоего разврата до того, как ты сделал свое черное дело, и потому ты останешься жив… конечно, если будешь вести себя достойно.

— Кто ты? — прошептал Камар, которого удивило знание джинном английского языка настолько, что он смог преодолеть любопытством ужас.

— Я джинн Британских островов, — согласилась просветить его голограмма Милодара с повязанным на голове полотенцем из лаборатории. — И я куда более могуч, чем все джинны Аравии вместе взятые… Хотя, впрочем, мы не портим отношений. А ты обречен. Если будешь спорить со мной, то смерть твоя будет ужасна! Я тебя отправлю замерзать в Антарктиду!

— Ой! — взвыл Камар, который не знал, где находится страшная Антарктида, а Милодар, конечно же, забыл, что в то время она еще не была открыта.

— Сейчас же развяжи несчастную девушку.

— Сейчас… — Трясущимися руками Камар стал развязывать руки Дороти. Он не догадался позвать на помощь мамелюков и потому долго возился с узлами.

— Эй! — обратился к мамелюкам Милодар. — Помогли бы господину.

Но, во-первых, мамелюки не знали английского языка, а во-вторых, они уже давно выползли из каюты и умчались к господину ар-Рахману, чтобы, трепеща от пережитого страха, поведать ему, в какую передрягу угодил его сын.

Наконец Камару удалось распутать руки Дороти, и она сама, вытащив изо рта кляп, села на диван и непослушными отекшими пальцами принялась отвязывать ноги.

— Слушаешь ли ты меня, ничтожный Камар? — спросила голограмма Милодара по возможности грозным голосом.

— О да, английский джинн! — ответил Камар.

— Если ты только посмеешь когда-нибудь дотронуться пальцем до Дороти Форест, которая находится под моим особым покровительством, у тебя отсохнет твоя паршивая рука. Чтобы остаться живым, ты должен будешь покорно отправить девушку на берег в Рангуне так, словно она настоящая принцесса. Ты понял?

— Понял.

— Ну и хорошо, — с облегчением заявил Милодар, довольный тем, что ему удалось спасти Дороти, которая также была испугана, но в ее положении ей не из чего было выбирать, и она предпочла иметь дело с джинном, чем со сладострастным Камаром.