— Почему?

— Потому что он некрасивый, — сообщил ей адъютант и томно вздохнул. Потом добавил: — Я люблю только красивых мужчин.

— И императора? — спросила Кора.

— Император обладает внутренней красотой. Нас связывают духовные узы.

— Все ясно, — сказала Кора. — И долго нам ждать некрасивого полковника?

— Надеюсь, что недолго, — ответил адъютант.

Они спустились по мраморной лестнице, перила которой в знак траура по недавно усопшему императору были перевиты стеблями терновника. С потолка прихожей свисали траурные желтые вымпелы.

Могучие охранники распахнули перед ними двери, и яркое утреннее солнце ударило в лицо. Свежий ветер принес с далеких гор запахи хвои и грибов — на Нью-Гельвеции, к счастью, еще не завершилась промышленная революция. Адъютант остановился на пологой широкой лестнице, которая вела к прямой аллее, обсаженной хвойными деревьями.

— Чего мы ждем? — спросила Кора.

Адъютант ответил не сразу. Он извлек из кармашка в перевязи флакон с благовониями и начал умасливать себя за ушами.

— Почему вы не отвечаете? — спросила Кора.

— Потому что он уже едет, — сказал наконец Гим.

У ворот императорского парка показалась карета «Скорой помощи», влекомая вороными конями. Неприятное предчувствие кольнуло грудь Коры.

Карета «Скорой помощи» плавно остановилась у дворцовой лестницы, и два санитара, соскочившие с запяток, открыли дверь, откуда они вынесли кресло на колесиках. В кресле, облаченный в больничный оранжевый халат, с торчащей вперед, словно пушка, забинтованной и загипсованной ногой, сидел полковник Аудий Ред и глядел на Кору с такой отчаянной собачьей ненавистью, что она непроизвольно спряталась за спину адъютанта Гима, а тот сказал примирительно:

— Аудий, не сердись! Это приказ самого императора.

— Убью, — прорычал полковник.

— А если в самом деле убьет? — спросила Кора у адъютанта.

— Не думаю, — ответил тот, — его величество этого бы не желал.

— Так скажите ему об этом!

— Честно говоря, я его тоже побаиваюсь, — признался адъютант. — Убить не убьет, но искусать может, а потом будет разбираться.

— Нет, — сказала тогда Кора, выходя вперед, — мы от него убежим.

Санитары стояли сзади коляски. Из-под халатов у них выглядывали армейские сапоги.

Кора решила более не полагаться на мужчин.

— Слушай мою команду! — приказала она. — Сейчас мы все вместе отправляемся на место гибели императора Эгуадия. Там мы выслушаем объяснения полковника Аудия Реда. Господин император Дуагим желает, чтобы я была ознакомлена со всеми обстоятельствами преступления. Адъютант Гим, чего вы стоите как столб? Где наша машина?

— Лучше помру, — сказал на это полковник, — лучше оторвите мне вторую ногу! Но чтобы я подчинялся этой… этой инопланетной девке, — увольте! Нет, ты подойди ко мне поближе, девка, ты подойди! Я тебя придушу! Слава богам, у меня еще руки остались.

— Ах так? — сказала Кора. — Тогда купите мне немедленно билет на ближайший рейс в Галактический центр. Пусть Организация Объединенных Планет знает, что на Нью-Гельвеции царят беззаконие и бандитизм. Что ее император не может даже управлять собственными полковниками! А ну, пошевеливайся!

— Молчать! — раздался откуда-то сверху голос императора, настолько могучий, что деревья в парке склонились до самой земли, а людям стало трудно дышать. Оказывается, Дуагим опять подслушивал разговор. — Ты, полковник Аудий, больше не полковник, а лейтенант. Ясно?

— Так точно, — прошептал несчастный калека.

— А ты, Кора Орват, занимайся своими делами и не устраивай истерик в моем дворце. Никто тебя не тронет, и никто тебя не убьет. Лейтенант Аудий проводит тебя в башню, а адъютант Гим будет защитником и опорой.

— Слушаюсь! — радостно закричал адъютант Гим, словно его произвели в генералы.

И тут же он засуетился, стал покрикивать на санитаров, торопить бывшего полковника, который смотрел на Кору волком и мысленно разрывал ее на части, а Коре было его очень жалко: в конце концов, по ее же вине он отстрелил себе пальцы, мучается, будет вынужден уйти в отставку, а теперь вот подчиняется инопланетной девке.

Но тут Кора отбросила мысли о полковнике, потому что вот-вот она увидит это самое замкнутое помещение — мечту всех детективных писателей от Эдгара По до Хруцкого, от Конан Дойля до Сименона.

Появился шанс вписать свое имя в золотые скрижали детективной элиты…

…Западная башня, в которой погиб предыдущий император, относилась к тому же дворцу, в котором Кора только что побывала, но принадлежала к его отдаленному старому крылу, построенному еще в незапамятные времена Средневековья, когда нравы были просты, а постройки крепки.

Так что им не потребовалось ни особых экипажей, ни проводников, чтобы добраться до одной из шести серых, сложенных из каменных глыб высоких круглых башен, вид которых навевал образы рыцарей в кольчугах, с треугольными щитами, сражающихся у этих башен с драконами, защищая прекрасную даму, или просто ошивающихся вокруг в надежде, что дама покажется между зубцов на вершине башни и тогда можно закинуть ей туда ключик от пояса верности.

Санитары следовали впереди, толкая старомодное кресло с бывшим полковником, затем рядышком шли Кора и адъютант. Адъютант старался развлекать гостью, рассказывая примитивные, но жуткие истории, связанные с башней и, разумеется, кровавой борьбой за трон на Нью-Гельвеции.

Затылок полковника, возвышавшийся над спинкой кресла, был враждебен Коре, и она старалась не смотреть на него.

— Подобный случай уже был шесть веков назад, — говорил между тем Гим. — Король Гидеон отправился в поход против горных еретиков, оставив свою прекрасную супругу Гиневьеву сторожить его замок и пасти стада.

— У вас моногамные браки? — спросила Кора.

— У нас всякие браки, — поспешил заявить Гим, и Кора поняла, что смысл вопроса до него не дошел. — Значит, он уехал воевать. А Гиневьева осталась пасти… можно сказать, осталась в одиночестве…

— Балбес! — не оборачиваясь, крикнул лейтенант-полковник. — Извольте придерживаться правил! Балладу о Гиневьеве положено докладывать в стихах!

— Но госпожа Орват не любит стихов, — сказал Гим.

— Тем хуже для нее.

И Аудий Ред принялся речитативом рассказывать балладу, обращаясь к кружившим над ним попугаям:

— Спою о любви, о любви моя речь…

— Моя речь! — подхватил Гим.

— Король, уезжая, оставил стеречь…

— Оставил стеречь или голову с плеч! — хором подхватили санитары в армейских сапогах.

Последние строчки спели хором, и Гим подталкивал Кору в бок, призывая принять участие в хоровом пении. Но Кора не присоединилась.

Тут смело вмешался мужской хор:

Коляска катилась быстрее, Аудий Ред дирижировал хором, а все, включая Кору, печатали шаг.

— Не спит Гиневьева и слезы не льет, — хрипло завел новый куплет полковник.

Гим повел ласковым фальцетом:

— Но рано ложится и рано встает.

— На стирку и дойку с рассветом встает! — подхватили санитары.

— И помнит о муже! — завершил басом полковник. И тут же повел третий куплет:

Увлеченная хоровым пением, процессия во главе с коляской въехала на пологий холм и уткнулась в дверь замшелой старинной башни.

Полковник желал петь далее, но Кора испортила песню, сказав: