— Хирон! — закричала Харикло. — Хирончик, миленький, вернись домой, я люблю тебя!
Крик ее пронесся над холмами, скатился к Сароническому заливу и заставил кентавра остановиться и замереть.
Он обернулся на голос и, видимо, разглядел жену.
Медленно, виновато, понуро кентавр спустился к ним.
Они ждали молча. Осенний, и без того не жаркий день сменился прохладным, даже зябким вечером. Потная шерсть тускло поблескивала под лучами заходящего солнца.
Хирон остановился в нескольких шагах от Харикло и медленно опустился на колени передних ног.
— Да ладно уж, — сказал сатир и смахнул слезу.
Харикло подошла к мужу и обняла его за шею. Стоя на коленях, он как раз сравнялся с ней ростом. У Коры запершило в горле.
— Как жить будем? — тихо произнес Хирон, гладя жену по густым, тугим завиткам волос.
— Проживем, что ж теперь делать.
— Я к врачу пойду. Мне Асклепий поможет. Асклепия я грамоте учил, — сказал Хирон. — Он еще мальчишкой был, я ведь многих учил.
Кора где-то слышала, что Асклепий — это греческое имя Эскулапа, а Эскулап — главврач Древнего мира. И все же этот бедный кентавр преувеличивает…
— Ты с Ясоном поговори, — советовала жена, — он подрос, славный герой из него получится. Ахилл тоже тебе многим обязан.
— Я к Гераклу пойду. Он человек справедливый. Должен помочь.
— Эй, поглядите, опять Синис хулиганит! — закричал сатир Никос.
Кора поглядела наверх, на теневой театр, персонажем которого недавно был кентавр. На фоне оранжевого неба стояли редкие сосны. Кора раньше и не думала, что в Греции могут расти сосны. Она скорее предполагала, что здесь финиковые пальмы, которых вовсе не оказалось.
Синис… Синис. Это разбойник, который живет на самом Истме, то есть перешейке. На перешеек она и глядит…
Между сосен можно было разглядеть две маленькие человеческие фигурки. Кора пожалела, что у нее нет бинокля.
— Что они там делают? — спросила Кора.
Кентавр поднялся с колен и тоже смотрел в ту сторону.
— Если бы я мог, давно бы с ним разделался. Но у него сильные связи на Олимпе. Рассказывают…
— Только не надо, пожалуйста, не говорите, что он — незаконный сын Посейдона! — взмолилась Кора. — Я этого не выдержу.
— Скорее всего, он — незаконный сын Посейдона и Селии, дочери Коринфа, основателя нашего славного города, — сообщил Хирон, который, когда дело касалось богов и сложных родственных связей любвеобильных греков, терял чувство юмора и вообще все чувства, кроме почтения.
— Сколько же у Посейдона детей?
— Не наше дело считать.
— Но ведь вас могут обмануть. Что, если я скажу, что я — дочка Посейдона? — спросила Кора.
Все дружно засмеялись — шутку на таком уровне они восприняли с удовольствием. И когда Кора удивленно подняла брови, они слаженным хором воскликнули:
— Хорошо издеваться над смертными той, отец которой, без сомнения, сам Зевс…
— От чего он никогда не отказывался, — завершил хоровую декламацию Хирон.
— Опять двадцать пять, — проворчала про себя Кора, но не стала спорить с семейством Хирона, потому что события на вершине холма приняли драматический оборот.
Один из человечков явно одолел другого и теперь, пригнув к земле вершину одной из сосен, что говорило о его недюжинной силе, привязывал к ней руку своего противника.
— Что он делает? — спросила Кора.
— Ничего нового, — вздохнул Хирон. — Как всегда, победив путника, разбойник привязывает его за правую руку к вершине одной сосны, а за левую… Вот, смотрите! — за левую к вершине другой сосны. И что он сейчас сделает?
— Смотрите, смотрите! — сатир Никос даже поднялся на цыпочки, чтобы лучше видеть. — Сейчас!
Нечаянно оглянувшись на шум сзади, Кора увидела, что на крышах всех домов и хижин Коринфа стоят люди — с детьми, стариками, даже домашними животными — и все глядят на вершину холма, ожидая развязки.
Кора тоже стала смотреть туда.
Победитель сделал шаг в сторону и отпустил вершины сосен.
Видно было, как с невероятной силой, стремясь освободиться, сосны стараются принять вертикальное положение.
Фигурка, привязанная руками к вершинам, извивалась, стараясь удержать их…
Но тщетно!
Сосны взяли верх над человеком.
Еще одно движение, судорога… и сосны разорвали человека пополам.
И распрямились — каждая из сосен несла на своей вершине, как флаг, половину человека. С одной рукой и одной ногой…
— Это ужасно! — вырвалось у Коры.
И вокруг нее — сзади, от города, сбоку, от семейства Хирона, — донесся горький стон!
Человечек на вершине холма, убедившись, что его жертва погибла ужасным образом, медленно пошел прочь и скрылся за горизонтом — черный муравей на алом фоне заката.
Когда стенания мирных жителей Коринфа стихли, кентавр Хирон грустно произнес:
— Еще один наш соотечественник стал безвинной жертвой этого злодея! Еще один. Когда же найдется смелый герой, который положит этому конец?
— А вот ты бы своим ученикам подсказал. Что, Ахилл не может с ним справиться? Или Кастор?
— Беда героев заключается в том, что они очень дорожат своей репутацией, — ответил Хирон. — А объясняют нежелание воевать с разбойниками, мелкими бандитами и грабителями тем, что у них чистые руки, такие чистые, что кровь разбойника их может замарать.
— А Геракл? — спросила Кора. — Разве он не дрался с разбойниками?
— Ну там были особенные разбойники!
Сатир приподнял широкополую шляпу, почесал между рогов и сказал:
— Схожу все-таки погляжу. Может, кто из знакомых, надо снять, похоронить…
— Пройдоха! — воскликнула Харикло. — Он надеется на то, что убитый — купец и Синис чего-то у него не забрал.
— Дождешься такого от Синиса! — возмущенно воскликнул сатир. — Он все до последней нитки к себе в пещеру тащит. А потом пиратам продает. Нет, не дождешься…
Кора не могла сказать, что ей хотелось разделить компанию Никоса, но на вершину холма решил отправиться и кентавр. Он предложил жене и Коре подвезти их на своей широкой теплой спине. Коре не приходилось раньше ездить верхом на кентаврах, но коней она знала и любила. Для отказа у нее не было причин, к тому же она была здесь на службе, а на службе ей не раз приходилось видеть мертвых людей. Так что она забралась на кентавра, который элегантно подсадил дам.
Кора обхватила за плечи Харикло, сидевшую спереди. От волос Харикло пахло ярким солнцем, ветром, пылью и дымом очага. Оказывается, судьба женщины мало меняется за тысячелетия — женщина везет бурдюки, делает компьютеры или стирает, а мужчины занимаются высокой политикой.
Сатир бежал рядом, и сверху Кора видела лишь бурый круг его войлочной шляпы, поля которой скрывали плечи.
— Насчет этой коровы… — начал было Хирон.
Харикло оборвала его:
— О коровах мы еще поговорим. Если тебя вылечат.
Кентавр замолчал.
Он с трудом взбирался по крутой проселочной дороге, что виляла и крутилась, как бешеная змея.
Кора оглянулась. За ними, переходя порой в бег, спешили несколько коринфян.
— Они почему туда идут? — спросила Кора у шляпы.
Сатир услышал и ответил:
— Одни боятся — вдруг родственник, а другие думают — вдруг можно поживиться? Люди странно устроены. Я как-то видел, как сгорел храм Аполлона в Мегаре. Такое горе, такое страшное знамение! Толпа стояла вокруг, и люди рыдали. А некоторые хватали еще горячие от огня обугленные остатки чаш или горшки с пшеном, жертвоприношениями и бежали домой. Люди разные бывают. И не меняются. С этим лучше мириться.
Дорога вывела на вершину холма, оказавшуюся плоской и весьма обширной.
Люди останавливались под соснами. Смотрели все больше на правую сосну, потому что получилось так, что голова разорванного человека осталась на правой сосне.
— На кого-то похож, — сказал сатир. Кора скользнула на землю с кентавра и помогла спуститься Харикло.
— Не хочу смотреть, — отвернулась Харикло. Коре тоже смотреть не хотелось, но пришлось. Голова, висевшая на дереве, принадлежала пожилому длинноволосому человеку грубой, отталкивающей наружности, который, видно, ни разу в жизни не мылся и не причесывался, зато предавался всем тайным и явным порокам, в первую очередь пьянству. И менее всего погибший был похож на купца или богобоязненного пилигрима.
