— Сам всё сделаю, — недовольно проворчал старик, — крестины у Петра Мамонтова вчерась были третьего внука сын заделал. Как водится, употребили хлебного вина. Нехай робяты прикорнут чутка, тяжко им без опохмела.

— А сам-то чего как стекло? — поинтересовался я. — Вроде тоже гулял.

— Мне нажираться по должности непозволительно. Вот запустим твой ероплан в небеса, тады можно будет и хорошенько покуролесить. А покамест лишнего ни-ни. Стопку-две, не больше.

На что я к пропел, не сильно озадачив при этом мастера, ибо народ успел привыкнуть к тому, что начальство иногда буквально фонтанирует виршами и всякими забавными песенками:

— Эт точно, Ваше Высокоблаародие, сила во мне от отца мово Касьяна Поликарпыча. Помнится после четверти домашнего самогону распирало его на подвиги, ходил по деревне и вызывал всех на честный бой. Таки никто из мужиков не выходил, бо вельми крепок был батя. Доставалось обычно опчественному быку-производителю Амвросию. Отец его одним ударом кулака по башке валил на землю. Ты не поверишь, Драгомирыч, но опосля такой прохвилахтики наш Амвросий становился жутко охочим до буренок, а те…

У Касьяныча на каждый случай своя история либо из собственной его богатой на события жизни, либо услышанная от кого-то другого. Хороший мужик, не злобливый, не обидчивый, умеет выслушать до конца и лишь после этого задает, как правило, дельные вопросы. И мужики из его бригады, хоть и близкие ему по возрасту, слушаются своего бугра, как отца родного. Впрочем, есть за что уважать этого человека. Аполлинарий Касьянович сам грамотный и умелый специалист может серьезно спросить за какой косяк, а может, как сегодня, дать поблажку «трудящим», кои со вчерашнего перепоя прикорнули по углам подальше от начальства, дабы не смущать обоняние Их Высокоблагородия запахами винного и табачного перегара.

Дослушав рассказ старого плотницких дел мастера о том, с какой охотой деревенский бык Амвросий выполнял свои обязанности «опосля прохвилахтических» действий его отца, оставил бригадира наедине с готовящейся «мазутой», я покинул стены ангара. Проходя мимо практически готового корпуса самолета, не удержался, погладил рукой вылизанную наждачной бумагой и заглаженную лаком будто резонатор дорогой гитары или еще какого музыкального инструмента. Ощущения непередаваемые, будто желанной женщине прикоснулся. Да, я влюблен в свой самолет и абсолютно не стесняюсь этого. Мужики втайне от меня над этим подсмеиваются, но это им только кажется, что втайне. На самом деле я в курсе всего, что происходит в нашем небольшом производственном коллективе, состоящем из бригады классных специалистов по обработке древесины, кузнеца-универсала с помощником, двух слесарей и кухарки Анастасии Петровны Левченко, женщины сорока пяти лет больших размеров и соответствующей её размерам душевной доброты. Все её уважают и немного побаиваются, ибо пару раз кое-кому от нее душевно прилетало черпаком или скалкой. Смешно слышать, как мужики старше её по возрасту называют повариху теткой Настей, но все-таки чаще величают Петровной, ибо готовит вкусно и сытно, помещение столовой и кухни, также посуду содержит в идеальном порядке и чистоте.

На крыльце потянулся, вдохнул запах цветущей сирени. Конец апреля, в той реальности как правило еще не жарко, а тут плюс двадцать пять на градуснике, солнце наяривает с середины марта, будто последний день светит. Как результат, плодовые уже успели отцвести, наступил черед благоухать и этому любимому мной растению. На душе радостно, сердце нет-нет, да стукнет с перебоями, кажется, гормоны расшалились не на шутку. Подкатить что ли к какой крале? Эвон их сколько по городу ходит, холеных да лощеных чай столица а не какая-нибудь деревенька Загогулино.

Присел на ступеньку, облокотившись спиной на балясину, зажмурил глаза от яркого солнца. Невольно припомнился такой же солнечный, но еще не напоенный запахами цветущих растений мартовский день, когда я в форме майора жандармерии переступил порог Главного управления тылового обеспечения Военно-морского флота Российской Империи. Адмирала Николая Силыча Романова я узнал сразу же, впрочем, он меня также.

— Андрей Драгомирович, рад видеть тебя, в своих, так сказать, пенатах! — Николай Силыч, мужчина на шестом десятке, высок, дороден, особенно примечателен раздвоенной седой бородищей едва ли не до пояса и густым оперным басом, эдакий морской волк на сухопутной службе. Встретил он меня на пороге своего огромного кабинета и крепко пожал руку, даже приобнял. — Бесконечно доволен твоим решением перейти в наше ведомство. — Присмотревшись повнимательнее, скорчил недовольную мину. — А почему не по форме одеты, господин капитан третьего ранга.

— Виноват, Ваше Высокопревосходительство, о своем новом назначении узнал лишь неделю назад. Мундир, по независящим от меня обстоятельствам, будет готов лишь к завтрашнему дню. Появление в статском перед заслуженным флотоводцем могло быть расценено как оскорбление, пришлось воспользоваться жандармской формой. Еще раз прошу меня простить. — Хотел добавить «и отпустить», но сообразив, что шутка в стиле Comedy Club уж точно будет не понята и расценена как оскорбление, вовремя прикусил язык.

По велению высокого начальства был накрыт столик. Ничего особенного по нынешнему времени: бутерброды с икрой, сыром и колбасой, чай, вяленые фрукты в сахаре, печенье и конфетное ассорти в вазочке. Под чаёк разговорились. Николай Силыч поведал мне об успешном испытании не только ходовых качеств дирижабля, но и боевых. Назвал какой-то остров на Онежском озере, послуживший в качестве мишени для бомбометания. Название как-то пролетело мимо моего слуха, поскольку в этот момент я пытался прожевать какой-то сухофрукт, напоминающий по консистенции гудрон.

— Тысяча пудов бомбовой нагрузки! — хвастался адмирал. — А ведь поначалу не очень и верилось, что предложенная тобой схема летательного аппарата легче воздуха может работать столь эффективно. Ну прежде чем выбрасывать огромные суммы на строительство воздушного корабля пришлось напрячь университетских умников, чтобы все хорошенько обсчитали. И ты знаешь, на бумаге у них вышло все вполне складно. Государь, правда, поначалу не пожелал субсидировать сей прожект, «мол баловство всё это». Однако мне удалось уговорить Его Величество, а после испытаний, на которых он САМ, — адмирал поднял указательный палец к потолку, обозначая важность случившегося, — изволил присутствовать, мне удалось получить карт-бланш на строительство твоего самолета. Ты бы видел, Андрей, как оно жахнуло, куда там залпу береговой батареи! А точность попаданий с высоты полутора верст! Феноменально, скажу тебе!

Да видели мы и не такое. Документальные съемки испытаний атомных и термоядерных бомб уж точно вас впечатлили бы господин адмирал. Слава Богу, что ничего подобного нет в этой реальности и, надеюсь, в ближайшем будущем не появится. Военным только дай что-нибудь испытать, а лучше применить сразу на противнике.

Разумеется, ничего подобного я не сказал, лишь развел руками и выдал нейтральное:

— М-да, завидую вам, Ваше Высокопревосходительство. — А что еще я мог ему сказать? В настоящий момент также являюсь отмороженным на всю башку воякой. Иначе в генералы, то есть в адмиралы не возьмут. Хе-хе!

За разговорами осушили чайник чая, освободили блюдо от бутербродов, сласти практически не тронули. НаконецРоманов решил перейти к тому вопросу, ради которого я, собственно, и был приписан к флоту.

— Андрей Драгомирович, помнится ты рассказывал, что еще несколько лет назад, будучи пацаном, тебе удалось создать летающую модель самолета. Я послал парочку неглупых офицеров в это самое… — адмирал на мгновение наморщил лоб, будто силился что-то вспомнить, — ах да… Добролюбово. Так местные утверждают, что сей факт на самом деле имел место. Во время народных гуляний ты действительно частенько запускал свою игрушку в воздух. — Блин, даже в этом времени непуганых идиотов военные, люди на слово не верящие. Я, разумеется, понимаю, куда клонит этот вояка, Самолет ему хочется да такой, чтобы все супостаты в страхе забились по щелям. И я не ошибся: — Так вот, хотелось бы, чтобы ты создал летательный аппарат, чтобы мог людей и всякие грузы перевозить по воздуху. — Ага, а еще эти грузы сбрасывать на головы супостата. А я-то дурень считал, что в кабинетах высокого армейского начальства заседают лишь тупоголовые ретрограды, далее своего носа не видящие. Впрочем, я также мечтаю передвигаться по воздуху, поэтому постараюсь не разочаровать уважаемого человека.