— Ты бы тон-то выбирал... — полковник подпустил в голос гнева. Самую малость, чтобы напомнить о собственном статусе.

— Сейчас это не имеет значения, — жёстко отрезал Наумов. — Важно не то, как я говорю, а то, что я говорю. Ты мне должен, вот что важно, Цыган, и я хочу возврата долга.

Рощин мысленно скривился. Однако Наумов был прав. За всё надо платить, а проценты у жизни всегда выше, чем в любом из банков. Сеть салонов красоты у жены, учёба дочери в престижном британском университете, его доля в маленьком бизнесе с перевозками. Привычка к красивой жизни и дорогим вещам появилась незаметно, но закономерно привела к разговору об оплате.

— Как ты вообще себе это представляешь, Гога? — раз уж бывший бандит решил вспомнить старое прозвище опера, то и тот имел право поднять бандитскую кличку почтенного бизнесмена. — Он же в розыске! Дело на контроле у генерала...

— Обычно я это себе представляю, — отмахнулся Наумов. — Твои люди возьмут этого студента живым и передадут моим. Потом я скажу, где можно забрать тело. А ты отрапортуешь, что преступник был убит в ходе задержания. Не мне тебя учить.

Некоторое время Рощин сидел молча, затем едва заметно кивнул. Вариантов ему бандит не оставил. Он не угрожал, но ведь и полковник не был идиотом. Они повязаны, до конца жизни уже повязаны. Из таких игр на пенсию не выходят.

— Ну, вот и договорились, значит, — провинциальный олигарх поднялся, положил на столик тысячную купюру и замер. С несвойственной ему нерешительностью буркнул: — Не злись... Не хотел давить, но...

И, не прощаясь, двинулся к выходу из кофейни. У дверей его встретили два неприметных телохранителя, мужчины из бывших вояк. Сопроводили до наглухо тонированного «Лексуса». Машина рыкнула мотором и мягко поехала прочь.

— Давить он не хотел! — только оставшись один, полковник позволил себе выплеснуть накопившееся за время беседы раздражение. — Сука!

Вспышка гнева была мимолётна — Рощин умел себя контролировать. К тому же он понимал желание отца, потерявшего единственного сына, отомстить убийце лично. Даже разделял в какой-то мере. И пусть этот самый сын вырос совершеннейшим мерзавцем, насильственная смерть для которого была лишь вопросом времени, родная кровь, она такая. Разумных доводов и логики не приемлющая.

Но теперь надо придумать, как поймать этого неуловимого убийцу, которого смишники уже окрестили мстителем. Задача нетривиальная, да ещё и это требование брать живым...

Дело Ивана Польских, студента пятого курса АмГУ и охранника в частной конторе было очень странным. Неприметный молодой человек, обычный, каких в Благовещенске восемь из десяти, вдруг сорвался с катушек и начал убивать. Причем не просто убивать, а делать это очень умело. Не скрывая своей личности, но при этом постоянно ускользая от правоохранительных органов. Непонятно каким образом.

Точнее, понятно, но до вчерашнего дня Рощин предпочитал не верить в сказки. Про чудовищную силу задохлика-студента, скорость, звериную интуицию. Но после того как тот сбежал от бандитов Наумова из собственной квартиры, убив при этом одного из них голыми руками, скепсиса у полковника поубавилось. Особенно когда он лично съездил в морг и осмотрел тело убитого быка. Отчёт патологоанатома недвусмысленно говорил — чудовищная рваная рана гортани была нанесена рукой.

Вот тогда он стал задумываться. И порадовался тому, что позволил себя уговорить Наумову, требовавшему, чтобы в засаде у квартиры студента сидели его люди, а не опера. Жалко только, что сдохли они не все — двое всё же пережили столкновение с Польских.

Правда, несли полную чушь! Пробитое рукой горло можно было хотя бы как-то объяснить каким-нибудь шаолинем, например. А вот в прыжок с седьмого этажа, да ещё и не закончившийся кровавым пятном на асфальте — нет.

Рощин считал, что быки Наумова, упустившие убийцу, просто врали. Не смогли задержать мстителя и теперь плели небылицы, выгораживая себя. Эта публика всегда вела подобным образом. Однако боевые навыки у студента всё же были. И очень серьёзные, раз он сумел уйти от бандитов.

— И вот как такого живым брать? — сам у себя спросил Рощин.

Залпом допил остывший кофе и вышел на улицу. День ему предстоял непростой.

Люся была в компании мажора редким гостем, но за идейность и неприступность — его слова, кстати, — пользовалась уважением Стаса. Который обычно таковым противоположный пол не жаловал, отводя ему роль в большей степени постельную. Поэтому моё решение перебраться к ней полностью одобрил.

— Очень разумно. Там тебя точно искать не будут. Да и девочка она правильная — не сдаст.

Было странно слышать такое от приятеля, но я тоже так считал. Не сдаст — ей просто незачем! С такой одержимостью «загадками, интригами и расследованиями» она с меня пылинки будет сдувать. К тому же никаких связей между ней и мной ни полиция, ни бандиты обнаружить не смогут. А значит, хотя бы на какое-то время я буду в безопасности. И смогу попытаться во всём разобраться.

Своей холодности и циничности в этом вопросе я уже не удивлялся. Изменился — факт. Не лучше стал, не хуже, а именно изменился. Появилась расчётливость, как у биржевого брокера. Слушал человека, смотрел на его движения, мимику и сразу же был готов это использовать в свою пользу. Как тогда, наблюдая за обходящим подъезды охранником, подмечая каждую деталь, которая может помочь проникнуть внутрь.

На прощанье Стас сунул мне пачку тысячных купюр, штук пятьдесят примерно. И выдал ещё одну умную мысль. Прям подменили человека! До сегодняшнего дня я не относился к нему серьёзно, видя перед собой прожигателя жизни и тусовщика, а он, похоже, сознательно этот образ поддерживал.

— Тебе бы, Лях, ксиву новую раздобыть. Причём сразу заграничную. И по-хорошему за бугор свалить, на месяц хотя бы.

— Я же всю жизнь с криминалом тусуюсь! — беззлобно огрызнулся я. — Как два пальца — новые документы сделать! Я уж не говорю о том, что они не в полтос мне встанут.

— С деньгами я, если что, помогу, — отмахнулся Стас. — Сочтемся, чё ты! А вот по поводу «как»... Твой дядька, у которого ты работал. Он же вроде не самый последний человек в УВД был до отставки?

Рука-лицо! Вот я олень! Носился по городу, воевал с собаками, скрывался от полиции и бандитов, забывая про дядь Пашу. Он же меня с пелёнок знает, не может не поверить, что я жертва обстоятельств, а не тот злодей, которым меня рисуют журналисты. А он — прав мажор, — до того как ушёл на вольные хлеба и свое охранное предприятие открыл, большими связями в милиции обладал. Да и не только в милиции, я полагаю.

Не зря, ох, не зря я сегодня к Стасику заглянул!

— Утром свяжусь с батей, попробую найти инфу по той наркоте. А ты заляг пока и не отсвечивай. И не звони мне. Пусть Люся тебе новый телефон купит, чистый. Поставь на него телегу и связывайся со мной только так. Все эти ватсапы с вайберами читаются на раз, а Телеграм — нет. Не зря же фэйсы так расстроены, что его аж заблокировали, хе-хе.

Пожав друг другу руки, мы разошлись. Он — спать, в вечно гуляющем его доме, наконец, наступал сончас, я — к Люсе-Скалли, уже ждущей у дверей. Выйти из дома на набережной оказалось куда проще, чем в него войти, я просто положил голову девушке на плечо и изображал в дым пьяного кавалера до самой её машины. Крохотного Suzuki Swift, такой коробочки на колесиках.

— Спасибо, что согласилась помочь, — произнёс я, когда Люся уже везла нас по предутреннему городу домой. — Я уже, честно говоря, отчаялся. Думал, всё, конец мне.

Девчонка смущенно улыбнулась и, ничего не говоря, кивнула. А я почувствовал лёгкий укол совести. Всё-таки я её использовал и даже проявление благодарности встроил в разговор только для того, чтобы ещё сильнее привязать к себе. Блин, в кого я превращаюсь?!