— Почему? — Объяснение меня не удовлетворило. Не способен, ага! Ну чисто ангелы!

— Это противоречит природе дара, — пожал плечами якут. — Вы ведь знаете, что ведьмаки живут очень недолго? Настоящий долгожитель из известных сообществу умер в двадцать один год, выглядя при этом как столетний старик.

Нет, все же Тыысыт этот ни при чем, как мне кажется. Стал бы он откровенничать на такие темы, будучи главой филиала Потрошителей. Да и потом — руководить таким мерзким делом и исповедовать подобные принципы… Ну, не знаю! Или мне просто не хочется в это верить, потому что я симпатизирую маленькому якуту?

— А я могу задать вам вопрос, Игорь Сергеевич? — спросил глава медучреждения, видя, что я замолчал.

— Да, конечно.

— Потрошители, о которых вы упоминали… Они что же, действуют на территории нашего княжества?

Я почувствовал возбуждение охотника, вставшего на след зверя. Что это? Праздный интерес? Обычное человеческое любопытство? Или он пытается прощупать меня? Сколько мне известно и что я собираюсь делать? Если он искомый нами купец, почуял ли он в моем визите опасность? Ох, как я хотел бы сейчас видеть «глазами» наставника!

— Почему вы спрашиваете? — тоном контрразведчика на допросе спросил я. И глаза сузил характерно.

— Мы, я имею в виду носителей дара, их потенциальные жертвы, — пояснил целитель невозмутимо. — У многих из нас есть дочери… Если есть опасность, я хотел бы предупредить сообщество.

Отговорка или нет? Ладно, позже у наставника уточню. Аура же не врет! Наверное.

— Мне бы не хотелось преждевременного распространения паники, господин Тыысыт, — дипломатично проговорил я. — Но здоровая бдительность никогда не помешает.

— Я… вас понял, Игорь Сергеевич. Чем еще могу вам помочь?

Пять минут спустя, распрощавшись с целителем, мы с дядей Ваней, сидя в машине, обсуждали разговор.

— Никакой паники, никакого страха, — сообщил наставник, едва я спросил его об ауре владельца центра. — Вообще никаких сильных эмоций. Его аура подобна медленно текущей реке. Это, кстати говоря, всем лекарям свойственно. Сильные страсти, как говорят, ослабляют дар.

— То есть он не наш купец?

— Сам-то что думаешь?

— Вряд ли. Мне он тоже показался тем, кем его считают.

— Целитель, контролирующий торговлю людьми… Идея была абсурдна изначально.

— Зато никто бы и подумать не мог! — попытался я оправдать свой ход мыслей.

— Это уж точно! — хохотнул старик. — До такого додуматься мог только иномирец вроде тебя!

Для очистки совести и чтобы уже закончить с первым подозреваемым, я позвонил Самойлову и спросил, как у него продвигаются дела. Услышал в ответ, что он не финансовый аудитор, но, насколько можно судить по бумагам, якутский лекарь был чист, как его аура. А вот у артиста он обнаружил парочку любопытных операций.

— Два перевода поступили на его счет из банка «Хырчи». Вроде ничего такого, гонорар за участие в мероприятии, где он был особым гостем. Но мы с Алмазом покопались — да, он уже вышел на связь — и обнаружили, что «Хырчибанк» был промежуточным звеном, а изначально деньги поступили из эфиопского банка.

— Африка?

— Ага. Свободная от законов зона. Потрошители там себя как дома чувствуют!

Чудесно! Надо проверить!

— Глеб, а ты мне с ним встречу не устроишь?

— А ты меня с секретаршей своей не перепутал? — проворчал следователь. И прежде чем я начал оправдываться, что я даже не знаю, как самому искать выходы на артиста, добавил: — Ладно. Сейчас.

Пока суд да дело, я спокойно поехал по направлению к центру. Глеб перезвонил через несколько минут, когда я проезжал территорию, в моем мире носившую название «Хлопок». Здесь никакой хлопкопрядильной фабрики не было, обычная окраина города, застроенная типовыми двухэтажными коттеджами, утопающими в тусклой зелени тополей. По голосу следователя я понял, что он встревожен. Да и заговорил он не об Иване Пупкине.

— Тут Алмаз проверил рейс, на котором должен был прилететь наш инквизитор… Черт его знает, зачем он это сделал, говорит, следы зачищал. Не суть!.. Есть, в общем, странность одна. Борт прибыл из Москвы, а в списке пассажиров — два итальянца. Понимаешь?

— Из Милана небось? — откликнулся я. Почему-то я совершенно не удивился. Более того, подспудно я будто ждал чего-то подобного.

— Возможно. Алмаз сейчас собирает информацию.

— Как будет — сразу мне пересылай. Я жандармов подниму.

— Вот так сразу? Жандармов? — В голосе Самойлова появилось сомнение. — Может, не стоит так резко?

— А чего? — не понял я. — Они на нашей земле, я что, раскланиваться с ними должен? Если обычные туристы — ты сам-то в это веришь? — отпустят и извинятся. А если нет…

— А если там маги? Жандармов положат за минуту! Только не говори, что ты уже готов дэберов на задержание отправить.

Это, как говорится, был бы перебор. Отправлять магический спецназ на одних только подозрениях… Ничего не зная о прибывших… Такой поступок я, может, и могу себе позволить, но удар по репутации обер-секретаря, особенно если все пойдет не так, можно нанести серьезный. А это мое самое надежное пока оружие.

— Ну тогда просто наблюдение за ними организовать. Ладно. Разберемся, как информация от хакера поступит. Что с Пупкиным?

— Не дозвонился еще. Жди.

Мастер лаконичности Самойлов изволили отключиться.

Я пересказал разговор дяде Ване и получил от него «одобрям-с» относительно привлечения жандармов. И задумался.

Поставим себя на место преступника, как говаривал комиссар Мегрэ. Или Пуаро? Не суть! Важно вот что — кто пожаловал в Благовещенск из Италии и по наши ли души? Поехали! Вот глава миланского отделения Потрошителей узнает, что его давний противник инквизитор Беллони связывается с русскими коллегами и, весьма вероятно, получает от них информацию. Что-то настолько серьезное, что готовится вылетать в Благовещенск. Допустим, я купец, мерчантэ, как его назвал дознаватель. Что бы я сделал? Правильно! Грохнул бы оборзевшего следака и выдал все за самоубийство. Тем более что там и придумывать ничего не надо — тоска по погибшей молодой жене замучила. Что и произошло. А дальше?

А дальше я бы попробовал выйти на того русского, с кем говорил Беллони. Или что?

Тут зависит от того, есть у меня связь с головным офисом или нет. Дознаватель говорил, что у Потрошителей система законспирированных ячеек, как у революционного подполья. Вроде так. Значит, выйти на русского купца я не могу — он мне неизвестен. А на центр? Должна же быть связь с центром? Или не обязательно? Ох, Антошин, надо было больше слушать учителя по истории и меньше пялиться на девчонок!

Предположим, связь есть — как-то же центр с филиалами общается? Я выхожу на голову и сообщаю — так, мол, и так, у нас утечка информации имеется, а русские коллеги в ус не дуют. Что мне на это скажет топ-менеджер Потрошителей? Скорее всего, сидите, Карло, на попе ровно, и занимайтесь миланскими вопросами. Порешили Беллони — молодцы, а дальше уже не ваша юрисдикция.

Что-то я, похоже, из Потрошителей настоящих иллюминатов сделал. Нет, но с дознавателем они вон как быстро разобрались. С другой стороны — меньше суток прошло. Черта с два они бы так быстро с центром связались. А итальянцы прилетели. В Благовещенск. С какого, спрашивается?

Сколько я разбираюсь в местечковых начальниках, а я в них очень хорошо разбираюсь, никуда этот Карло не звонил и ни с каким головным офисом не связывался. Решил быстро обрубить концы — и на своей земле, и в России. А вот уже после этого и докладывать об успешно проведенной операции.

Что нам дают все эти размышлизмы без фактов? Две вещи. Первая — итальянские киллеры не имеют связи с местным отделением Потрошителей. Иначе они попросту не приехали бы, а доверили решать проблему местным. И второе — убийцы круты. Скорее всего, сильные маги. Иначе просто не сунулись бы на чужую землю, где своих хищников хватает. И, пожалуй, третье. Если к нам приехали киллеры, то они планируют быстро нанести удар и убраться восвояси. И не по мне, а по единственному известному им фигуранту — Самойлову. До которого, если по навигатору, еще двенадцать минут такой вот неспешной езды.