В моём случае, про урон роду или стране говорить не приходится. Плевать мне пока на такие эфемерные понятия – не настолько я в этот мир врос. А вот урон мне лично, урон моей репутации – это надо было исправлять. Да так, чтобы “врагам икалось три поколения”. Если я спущу это сейчас, будущего у меня нет. Да, меня спасут. Рано или поздно. И посадят на цепь уже в Благовещенске. Оженят на пермской княжне и навсегда оставят под колпаком. Не будет никакой самостоятельности: ни в плену у доминиканцев, ни под крылышком у Пояркова. Будет разная степень неволи. Дядька так и считает: пророк – слишком ценный инструмент.

Вот тут мой гнев и принял форму холодной и расчётливой злости. Я понял, что выбраться должен сам. Как – не знаю, но придумаю. Я, как выразился князь, парень с амбициями и мозгами! Справлюсь! Пусть я много не понимаю, но у меня есть то, чем в этом мире может похвастать лишь пять человек – пророческий дар.

Пришло окончательное понимание – персонаж я ключевой. Не пуп земли, и мир вокруг меня не вертится, но что-то очень близко к этому. Слишком много людей с самыми разными интересами, учитывают меня, как значительную переменную, в своих планах. Одних интересует моя долгая жизнь, других – скорая смерть, а третьих – сотрудничество, если так можно назвать выкручивание рук, похищение и шантаж. В любом случае, из тех, кто здесь правит бал, равнодушными я почти никого не оставляю. Все чего-то от меня хотят.

Вот от этого и будем плясать.

Бросив быстрый взгляд на окно-бойницу, я отметил, что на улице стало значительно светлее. И ещё понял, что дар в груди снова не откликается, а значит, фаза глубокого сна у моего надзирателя закончилась. Догадку подтвердил и его прекратившийся храп. Скоро он проснётся окончательно и пойдёт проверять, как делал это каждое утро, не выкопал ли я за ночь лаз за пределы кельи.

Так какой план, Антошин? Пункт первый – добыть часы. Нужно каким-то образом определить границы выключения глушилки видящего. Пункт второй – выяснить, где именно находится монастырь. Чёрт его знает, что мне это даст, но чувствую, что обладание этим знанием важно. Ну и пункт три – усыпить бдительность доминиканцев. Без относительной хотя бы свободы на побег можно не рассчитывать. Всё? Вроде бы… Пока хватит. Стоп! Пункт четыре – избавиться от этого довольного и злого лица! А то ещё что-то заподозрит моя дуэнья. Не должен заключенный радоваться без причины.

Когда тюремщик открыл дверь моей камеры, я, мокрый и тяжело дышащий, заканчивал с отжиманиями.

– Доброе утро, Альдо! – приветствовал я его, закончив утреннюю зарядку и усевшись, скрестив ноги, на пол. – Может уже начнете стучать в дверь?

Видящий обозначил на лице неискреннюю улыбку и трижды стукнул костяшками по доскам. Похоже, оперативник магистра тоже злился. Видимо, его начала тяготить необходимость быть нянькой у пленника. Первые дни он был более любезен.

С другой стороны, я же постоянно его подкалывал. Просто так, чтобы он не расслаблялся, да и понимать границы того, что мне тут дозволено, очень хотелось.

– Ну вот видите – это совсем не сложно. Только завтра сделайте это до того, как откроете дверь, хорошо?

На это ищейка никак не отреагировал. Просканировал тяжёлым и немного сонным взглядом мою камеру и, не обнаружив следов подкопа и подпилов на решётках, собрался уходить. Не тут-то было!

– И знаете что, Альдо, – обратился я к его спине. – Мне нужно поговорить с отцом Домиником. И чем скорее, тем лучше.

Обычно я на встречи с магистром не напрашиваюсь, так что ответом мне стали удивлённые глаза видящего. Ну, ребята, вы же хотели сотрудничества? Их есть у меня!

Встречу с отцом Домиником мне устроили довольно скоро. Относительно, конечно. Вероятно, ждали, что я сломаюсь и пойду на их условия, которые, кстати, мне до сих пор озвучены не были. Вообще, странные они, доминиканцы эти! Спёрли пророка, поведали ему, что надо спасать мир, а что именно делать нужно и на какой основе – упомянуть забыли.

Утрирую: скорее, они сознательно создавали такую атмосферу вокруг моей персоны, одновременно почтительную, мол, целый пророк у нас гостит, но полную тайн и недомолвок. Ждали, когда я расклеюсь и упаду им в руки перезрелым плодом? Чёрт его знает. Если бы не вернувшийся ночью дар, и регулярные визиты двойника, может так бы и случилось.

Однако при существующих раскладах успеха они не добились. Только разозлили меня и заставили усиленно искать пути спасения. Ну и ещё делить всю поступающую от них информацию на четыре. По меньшей мере.

Не верил я храмовникам! И желания выступать приглашённой звездой в их постановке у меня не было!

А вот встреча с падре была необходима. Требовалось убедить лидера регрессоров в том, что я очень серьёзно воспринял его слова. И основательно раздумываю: как бы мне так поучаствовать в спасении магии, но при этом не прослыть предателем и голову не потерять? В общем, я собирался врать этим ребятам – они же мне врут! Да и потом, не в этом ли заключалась моя прежняя работа?

– Доброе утро, Игорь! – добрый дедушка Доминик появился в дверях моей кельи примерно через полчаса после “вызова”. И тут же повинился за опоздание – ну как на такого сердиться? – Простите, что заставил вас ждать, но в этой обители слишком многое требует моего личного участия.

Я ответил ему наклоном головы и выдал совсем не то, что он ожидал услышать. Если собираешься доминировать в разговоре, лучше самому задать тему и тон.

– Это не лучшим образом характеризует вас как руководителя.

Тон выбрал прохладный и салонный. Мол, не то чтобы меня ваша работа сильно волнует, но раз уж вы сами затеяли этот разговор… С удовольствием отметил, как потрескался и осыпался слой карамели с глаз священника.

– Вы хотели обсудить мой профессионализм?

Не продемонстрировал обиду, всё-таки магистр ордена – фигура! Но дал понять, что слова и тон пленника ему неприятны. Я сделал вид, не слишком напрягаясь, кстати, что мне до его эмоций дела нет. И вообще, это, как говорили полицейские в моём мире, был “расслабляющий в голень”. Сам удар будет сейчас.

– В том числе, падре. Я хотел обсудить условия сотрудничества, которое вы мне предложили. Сроки, гарантии и свою выгоду, разумеется. Сейчас, услышав о вашей занятости, я уже не уверен, что разговор следует вести с вами. Мне всегда казалось, что рутина и текучка – это то, что руководство оставляет заместителям.

Не болевой приём, прямо скажем, но хороший такой боковой в печень. Точнее, в самолюбие. Кому же из начальства понравится, когда ты его в звании понижаешь? Моё прежнее руководство такого бы точно не стерпело. В этой Параллели люди были из того же текста.

Глазки магистра нехорошо сузились, в этот момент он совершенно перестал походить на божьего одуванчика. Хладнокровная и хитрая змея – вот кого он напомнил этим своим прищуром. Смертельно опасная гадина, которую при встрече лучше было бы бить с гарантией – такие, даже умирая, способны наделать дел.

– Это моя занятость привела вас к такой мысли? – тон отца Доминика тоже изменился. Сразу отчётливее стала слышна скрываемая ранее под бархатом сталь. Даже неуютно стало от его голоса. Однако я упрямо держался выбранной линии поведения.

Ни один фанатик не примет твоего согласия встать под его знамена, если не будет до конца понимать твоих мотивов. И я их ему давал. Амбициозный, самолюбивый, эгоистичный. На Игоря Антошина, мага из Благовещенска, внезапно заделавшегося пророком, у храмовников, к бабке не ходи, толстенная папка собрана. Привычки, пристрастия, любимый цвет и даже поза в сексе – мне оставалось лишь “соответствовать”. Двойник жил не прячась и характер имел… не то чтобы скверный – аристократический! Он не стал бы говорить с каким-то там замом и совершенно точно позаботился бы о шкурном интересе.

– И это тоже. К тому же вы ничего не сказали о том, на каких условиях хотите получить меня в свою команду борцов за спасение мира. Что приводит к мысли – вы не тот, кто ставит условия, а тот, кто следит за пленником.