Мне показалось или ритм дыхания Самойлова изменился? Стал менее расслабленным, что ли? Хорошо, если так, значит, какое-то внимание проявляет, хотя и не подает виду. И я продолжил говорить. Не о себе, а о деле. Опуская, понятно, предположения (почти уверенность, чего там!) об измене моего двойника. Рассказал ему о словах маньчжура Лин И (и его подозрениях), пересказал, слегка приукрасив, нападение триады. Выдал версию с мостом и услышал вдруг:

— Триада не лезет в политику.

Повернул голову в сторону и столкнулся со взглядом серых глаз. Внимательных, цепких глаз.

— Чего?

— Триада в политику не лезет. Особенно в имперскую, у них об этом с минцами договор подписан лет пятьсот назад. И они ему следуют неукоснительно. Если бы заказ на убийство маньчжура поступил от Империи, те бы просчитали последствия и отказались. Даже задатка не вернув. И минцам это известно.

Голос у Глеба оказался под стать внешности: высокий, слегка дрожащий, хриплый от длительного молчания. Но говорил он уверенно, как человек, знающий предмет на «пять».

— А чего они на меня полезли тогда? — Про «московский след» я ему не рассказал. Но пробудившийся интерес арестанта следовало подкормить.

— Третья сторона. Ты стал мишенью по другому поводу. Не связанному с убийством посла. Совпадение.

А он хорош! Просчитал все на раз-два! По короткому моему рассказу и при отсутствии иной информации.

— Тем не менее с триадой нужно поговорить.

— Они не разговаривают с властью. — Позы Глеб до сих пор не поменял, только голову повернул в мою сторону. — Ты должен это знать.

— Да, знаю! Но это единственная зацепка!

— Ну почему же? Выйди на посредника, сделай заказ на информацию. Не действуй как власть. Действуй как заказчик.

Серьезно? Так можно было? С другой стороны — почему нет! Я плачу триаде за сбор информации о заказчике покушения на меня. Бред, но…

— Если заказчик покушения на тебя не оговорил в контракте такого пункта, как запрет на последующее расследование нападения, что вряд ли, совесть исполнителя чиста.

— Бред какой-то! — теперь уже выдал я это вслух.

— Это триада, — чуть пожал плечами Глеб. — Такой у них кодекс. Когда с ними работаешь, надо знать правила.

— Китайцы! — буркнул я. — Все у них не как у людей! А на посредника выйти как?

— Походи по городу, поспрашивай. Тут много минцев.

— Ты издеваешься?

— Ага.

Ни капли веселья, однако, в глазах следователя не было. Серьезный взгляд. Оценивающий. В этих глазах я прочитал, что никакого морального страдания от убийства трех человек Глеб не испытывает. Более того, сделал он это рассудочно, с отчетливым пониманием причин и последствий своего поступка. Тогда зачем?

— Ты мне можешь помочь? — спросил я вместо этого.

— Да.

— Чего хочешь взамен?

Самойлов замолчал надолго. То ли формулировал свои условия, то ли просто не знал, чего требовать за помощь. Потом осторожно проговорил:

— Я выйду. Буду работать по делу с тобой. Когда его раскроем, ты работаешь по делу со мной.

— По какому? — Напарник в виде следователя мне совсем не помешает, но ведь он не про кражу печенья с полки говорит! А это выходит, что из одного блудняка он мне выбраться поможет и тут же втравит в другой.

— По моему делу. Потрошители.

— Это ты похитителей так называешь?

— Их так по всему миру называют! — внезапно повысил голос следователь.

— Так закрыто же дело?

— Это я его закрыл. Я и открою.

— Глеб, я не следователь…

— Мне не следователь нужен, а именно ты! Ниточки от местной ячейки этих тварей идут очень высоко! Один я ничего не сделаю. С тобой — шансы неплохие.

— Ты раскрываешь, а я прикрываю?

— Да. Такие условия. Решай сейчас. Или проваливай.

Очень быстро выяснилось, что парковать машину у входа в жандармскую управу боярину нельзя, а вот вытащить из ИВСа — запросто! И даже особо с бумагами возиться не пришлось. Так, пара подписей.

Генерал-аншеф и его присные, конечно, возражали. Но не активно, а так — для галочки.

— Как же так, Игорь Сергеевич! Есть же решение суда о содержании заключенного! И что мне говорить, если кто спросит?

— Валите все на меня, Федор Георгиевич, — посоветовал я ему в ответ. — С князем я сам все решу.

И покинул управление вместе с переодетым в цивильное Самойловым. С князем я и правда решу. Ему же результат нужен? Так я и работаю на результат!

Забрал ключи и еще раз поблагодарил Марьина, уселся за руль и спросил:

— Куда?

— Любой ресторан, — откликнулся Глеб. — Очень хочется приличной еды.

Он не выглядел человеком, который радуется освобождению. Как и человеком, который хочет в ресторан. Такой же собранный, серьезный «ботан», каким был и в камере. Разве что отрешенность пропала. И в серых глазах проглядывала угрюмая решимость.

— А потом к жене не отвезти? — с издевкой уточнил я.

— Ни в коем случае! — не заметив сарказма, отозвался бывший следователь. — До поры ей лучше не знать, что я вышел. В целом — чем меньше людей будет об этом осведомлено, тем лучше.

Паренек мне нравился, с некоторой, правда, оговоркой. Дерзким он был. Совершенно не улавливал, кто тут главный и кому он обязан. Складывалось впечатление, что он меня считает своим помощником, а не наоборот. И это немного раздражало. Но не устраивать же скандал на ровном месте в первые пять минут сотрудничества? Подождем полчасика. Пусть покушает.

— Как скажешь, — выдал я.

И повез его в «Даурию». Другого общепита в городе я не знал.

Наблюдать за тем, как Самойлов ест, оказалось очень интересно. Потому что делал он это неторопливо, обстоятельно и с таким искренним наслаждением процессом, что сразу же хотелось к нему присоединиться. Он отрезал от бифштекса небольшой кусочек, аккуратно обмакивал его в соус, клал в рот и, закрывая глаза от удовольствия, неспешно его пережевывал. Я так в армии котлету ел — единственную за два года срочной службы. Растягивал удовольствие от этого подарка судьбы, благодарил приехавших в часть с проверкой генералов и дождался все-таки, что мясо-хлебное изделие остыло до состояния полной непригодности. И все равно съел.

— Не хочешь рассказать про Потрошителей? — прервал я молчание, когда Глеб расправился с бифштексом и принялся за пирожное. — Что случилось во время задержания?

Мы же напарники теперь. Нужно знать, чего ждать от человека с даром и тремя трупами за спиной. Я ведь понимал уже, что в его истории с нервным срывом все не так просто. Точнее, предполагал.

— Я их убил.

Десертная вилка отрезала еще кусочек и понесла бисквитно-кремовую массу ко рту.

— Просто так? Вспылил?

Белая чашка с чаем поднялась к губам. Я не надеялся, что он ответит, но ошибся.

— Нет. Так нужно было.

— Зачем? Кому нужно было?

Салфетка с хирургической точностью убрала пятнышко крема из уголка рта.

— Мне. Чтобы дело считалось закрытым и ответный ход Потрошителей не ударил ни по ком, кроме меня.

— То есть ты инсценировал нервный срыв, чтобы все решили, будто следак устроил самосуд?

— Да. Я поел. Поехали к Вите.

Манера Глеба отвечать на вопросы меня тоже раздражала. Особенно с учетом того, что здесь ко мне все относились как к птице очень высокого полета. Я даже привыкать уже стал. И тут этот заморыш с раздутым самомнением. Как человеку удается давать ответ и одновременно посылать сообщение «не лезь ко мне»?

Витей оказался китаец — посредник триады. Средних лет, у азиатов возраст довольно трудно определить, черноволосый и с белым пятном на смуглом лице. Какая-то кожная болезнь с частичной потерей пигментации. Я не помнил ее названия, но людей с очертаниями материка на лице уже встречал.

Нашли мы его на рабочем месте, за прилавком с золотыми и серебряными украшениями, который располагался на первом этаже огромного торгового центра на набережной Амура. Хорошее прикрытие: люди всегда подходят, прицениваются, вопросы задают. Не знаешь — так и не догадаешься, что тут принимаются заказы на преступления.