Анри хотел покинуть клетку, обойдя её по периметру, не обнаружил ни намека на дверь. Заодно оценил толщину прутьев, диаметром никак не меньше полутора дюймов. Такие руками согнуть можно и не пытаться. Руками не согнуть, а если чародейством попробовать, как-никак зачатками боевой магии он обладает.

Ревущее пламя даже не нагрело стальной штырь, тончайшее воздушное лезвие не смогло оставить на его поверхности ни намека на царапину. Странно как-то, в былые времена подобные прутья для него не представили бы для него преграды. Выходит, материал, из которого изготовлена клетка, какой-то особенный или обработан чем-то особенным.

Легкое шевеление, донесшееся из соседней клетки, на какое-то время отвлекло Леруа от изучения загадочного феномена. Шеф проснулся, теперь есть с кем обсудить непонятную ситуацию.

— Привет, Анри! — Подойдя к решетке, прохрипел де Кюсси. Судя по реакции мужчины, он был обескуражен ничуть не меньше, чем до этого Леруа. — Что с моим голосом?

— У меня та же самая проблема, шеф, — отозвался инфернальным басом Анри.

— Рад тебя видеть живым и — выразительно посмотрев на его культю, добавил: — относительно здоровым. Кстати, ты не знаешь, где мы находимся?

На что ассистент, грустно улыбнувшись, ответил:

— Взаимно рад видеть тебя. Жан Валери. А вот на твой вопрос что-либо сказать затрудняюсь. Поначалу подумал, что умер и попал в Чистилище. Но вряд ли туда пускают вместе со своим покалеченным телом, да еще с собственным начальством в придачу.

— Интересно! — Несмотря на абсолютную нестандартность ситуации, де Кюсси вроде бы даже не испугался. Боле того, мужчину объял дух ученого-исследователя. Оглядевшись вокруг, он сделал определенные выводы, коими тут же поделился с коллегой: — Определенно мы не на Земле. Если бы я верил в Бога, а не в Науку, я бы назвал это место эдаким преддверием в Ад, ибо на Эдем абсолютно не похоже. Получается, это какая-то иная планета, возможно, Венера, а может быть, и вовсе иной план бытия. Выход из клетки найти пробовал?

— Пробовал, шеф, — ответил Леруа, — не открывается и боевая магия не берет этот чёртов металл.

Неожиданно оба почувствовали легкое головокружение, которое постепенно перешло в заметное недомогание, будто клетки с людьми начало вдруг сильно и неравномерно раскачивать и даже подбрасывать. Через полчаса оба молодых мужчины самозабвенно блевали, стараясь выпихнуть наружу не только недопереваренную пищу, желудочный сок и желчь, а все это вместе с самим пищеводом и желудком — насколько им стало худо. А еще через час бедолаги валялись на полу своих узилищ не в силах двигать конечностями, и моля Бога о скорейшем приходе желанной смерти. Однако смерть никак не приходила, более того, даже спасительное забвение не наступало. Тела французов периодически сотрясали рвотные позывы, а из обожженных желудочным соком глоток доносились жалобные рыки, более всего напоминавшие хрипы подыхающего льва.

В какой-то момент из-за кустов показалась группа из трех человек — уже знакомый нам Иван Кузьмич Пестель, штатный маг царской семьи ведун, и парочка совсем еще молодых парней.

— Спеклись, болезные, — заметил один из сопровождающих.

— Быстро они как-то, — сказал второй, — я, оказавшись в первые за Гранью, продержался ажно три часа и даже не блеванул. Мутило знатно, но чтобы так быстро, никак не ожидал от наших французских коллег.

Их содержательную беседу прервал Пестель:

— Так, Макар, Наблюдаешь за де Кюсси, Сергей, твой второй француз. Контролируйте, чтобы не сдохли до времени. Если что, жизненной силы толику вкачаете. По моим расчетам, через сутки их Источники превратятся в хлам, может быть раньше, так что будьте бдительны и внимательны Государю их трупы не нужны. Через два часа вас заменят, после двухчасового отдыха вы вновь заступаете на пост. Все понятно?

— Так точно, Ваше Высокопревосходительство! — Дружно гаркнули низкими голосами молодые чародеи.

Засим Иван Кузьмич удалился. Несмотря на свой исключительный чародейский дар, он не любил это место, поскольку оно оказывало на мага гнетущее действие даже в молодости, а к старости угнетает еще сильнее. Пестель не знал ни одного одаренного, который чувствовал бы себя за Гранью вполне комфортно. Впрочем, таковой имелся, но никто из многочисленных магов Земли пока не имел представления о его существовании.

В следующий раз Анри Леруа пришел в сознание на нарах ставшей уже фактически родной тюремной камеры. Повертел головой, осматривая выкрашенные известью стены и незамысловатую обстановку помещения. Тут в памяти всплыл страшный ночной кошмар. Француз усмехнулся — надо же такому привидеться, а ведь как наяву. Привычным движением он провел рукой по шее. Что такое? Ненавистный ошейник отсутствовал на своем месте. Странно, раньше русские не были настолько наивными, чтобы не ограничить одаренного в доступе к его магическому Дару.

Анри тут же нарисовал перед мысленным взором простейший образ светящегося шарика. Аналоговая магия, подобным приемам волшбы его обучил отец еще в раннем детстве — одаренный представляет в уме предмет и насыщает его энергией, в результате на некоторое время появляется нужный эффект, или материальный предмет. Все элементарно просто. Однако на этот раз что-то пошло не так. Образ испускающего свет шарика возник перед глазами, но все попытки накачать его магией успехом не увенчались. Все дальнейшие попытки воспользоваться Силой внутреннего Источника закончились для Анри столь же безрезультатно.

«Неужели я каким-то образом умудрился лишиться своего Дара?! — со страхом подумал Анри. — Нет, такого не может быть!»

И все-таки проклятым русским каким-то образом удалось это сделать. Получается то странное и страшное место было на самом деле, и их с де Кюсси туда поместили специально, чтобы лишить возможности обращаться к Силе Дара. От осознания столь очевидного факта Леруа сначала впал в ступор, а через минуту забился в истерике. Горько плача, он стучал кулаками по матрасу время от времени, превозмогая рыдания, он кричал будто одержимый:

— Будьте все вы прокляты! Будьте прокляты! Будьте…

Война — это каждодневный тяжелый труд, никакого отношения к романтике не имеющий. Кому-то эти мои слова покажутся банальными, а кто-то и вовсе не согласится. В книгах о войне и просмотренных мною фильмах чаще всего внимание уделено именно подвигу, а про пыль, грязь, холод, голод и неприятные запахи немытых человеческих тел и экскрементов авторы чаще всего пытаются умалчивать. А ведь именно это и есть сермяжная правда всякой войны. А еще постоянная ходьба. Да, да, война — это сплошной многодневный переход из точки «А» в точку «Б», потом в точку «В» и так далее. И если идущие по дороге в первых рядах дышат относительно чистым воздухом, следующим за ними достается поднятое сапогами облако пыли. И никуда от этого не деться, поскольку иная ипостась дорожной пыли — грязь, явление еще более неприемлемое. От пыли можно хоть как-то защититься, натянув на лицо уставной шейный платок. От грязи спасения нет.

Эко меня в лирику потянуло. Лирику войны. Слава Богу и начальству, нашему взводу дышать дорожной пылью практически не довелось. Перед выходом из Баку после общего построения меня подозвал к себе полковник Милославский-Дружинин.

— Андрей Драгомирович, — обратился ко мне Виктор Иванович, — твоему взводу поручается фланговое прикрытие полковых колонн. Поскольку большая часть пути будет проходить по местам покрытым густыми лесами, эффективность казачьего авангарда там существенно снижается. Задача понятна?