– Вы меня простите, господа владетели, но мы сейчас что обсуждаем? – подал голос Невельской. – Массовые убийства? Других дел нет?

– Лёша, странно это всё просто, – Хабаров не стал спорить с молодым князем. Напротив, тон его был, скорее, извиняющимся. Мол, понимаю, что на ерунду драгоценные часы собрания тратим, но вот так. – И на душе мне неспокойно. Будто закручивается что-то вокруг нас, а мы и не ведаем.

– Что ж сразу не сказал! – поморец приблизился. – Версии нам тут речёшь, а у самого предчувствия!

– Тревога, скорее.

– С чем хоть связана? – спросил Невельской. – Понимаешь?

Хабаров сморщился. Было видно, что говорить об этом ему не хотелось.

– Не знаю я, Лёша. Ощущение, как перед инициацией – в каждом событии знаки чудятся. И на душе волнение, будто на приближающуюся грозу смотришь. Которая всё небо уже закрыла и вот-вот разродится. Словно что-то случится скоро, а ты знаешь, но помешать никак не способен. Маета, в общем, а не тревога. Но началось всё после убийства Гурского.

Подобной поэтики князья от Хабарова не ожидали – их товарищ всегда был реалистом, даже слишком приземлённым. Переглянулись между собой, убеждаясь, что им не показалось. У Пояркова, кроме того, мысль мелькнула спросить, давно ли Борис посещал целителя, но он её, разумеется отогнал.

– Интересно… – протянул Поярков. – Как перед инициацией, говоришь?

Единственный его сын, Антон, таковую прошёл совсем недавно. Князь прекрасно помнил его тревожное состояние в период, предшествующий этому событию. Плачь, страхи, ожидание скорой и ужасной смерти – царская кровь безжалостна к своим носителям во время взросления. У прошедшего же инициацию такого быть не могло по определению, ведь дар “успокаивался”, будучи принятым телом и разумом. Кроме одного исключения: когда дар предупреждал о глобальной опасности. Например, перед применением чего-то разрушительного из арсенала царского дара. Смутно, но благовещенский владетель помнил, как о чём-то таком говорил его отец. Тогда всё закончилось Даманским.

Другими словами, тревога Бориса Ерофеевича требовала самого пристального внимания. А с учётом фактически подтверждения Самоловым фигуранта католиков, особенно.

– Я своих аналитиков посадил вероятности конфликта просматривать. И ничего! Нет векторов, говорят, роста напряженности! Расследование в тупике, только и есть эта зацепка с душителем. Я Самойлова с основной группы снял, он сейчас только своими кругами на воде занимается. Изучает последствия, которые наступили или должны были наступить от смерти каждого из задушенных. Дело, как по мне, зряшное, но хоть какое-то действие!

– Уже есть что-то?

– Много чего. Но понимания это не добавляет. Я прикажу разослать доклад, может вы что-то увидите. Я не вижу. И Самойлов твой тоже не видит!

Последняя фраза была лишней, что Хабаров сразу же понял. Повернулся к Пояркову, чтобы сгладить последствия необдуманных слов – всё-таки винить в отсутствии результата приданного следователя было неуместно – однако князь Благовещенский успокаивающе махнул рукой, пустое, мол.

Некоторое время князья молчали, даже Невельской остановился, размышляя над словами Хабарова.

– А что там за эксперимент планировался, Борис Ерофеевич? – нарушил тишину Поярков. В голове у него начало оформляться некое подобие понимания и чтобы не спугнуть его пристальным вниманием, князь переключился на другую тему.

Восточный Исследовательский Центр хотя и стоял на землях Хабарова, но финансировался всеми членами Триумвирата. Князья понимали важность фундаментальной науки и не жалели на неё средств. При этом, внутрь кухни учёных владетели старались не влезать, банально плавая в теме. То есть, отличить графит от фуллирена смогли бы, пожалуй, но не больше. В конце концов, не боги горшки обжигают!

– Управляемый термоядерный синтез, – пояснил Хабаров. – Гурский утверждал, что решил проблему температуры “пылающей плазмы” – только не спрашивайте, что это значит. На полигоне ВИЦ в ста километрах от города уже построили опытную модель реактора и вскорости должны были начать цикл испытаний.

– Новый источник энергии? – блеснул эрудированностью поморец.

– Можно и так сказать. Но, скорее, предпосылки к его появлению в очень отдалённой перспективе.

– Так может всё-таки саботаж?

– Следствие рассматривает эту версию, но я считаю, что это ложный след. Судя по выжимке, что мне предоставили по этому синтезу, проблема “пылающей плазмы”, чем бы она не являлась, только первая в очень длинном списке. Да и исследования Якуба Карловича относились, скорее, к теории, чем к практике. Хотя и жрали фонды, как хороший боров.

– Мы как тут помочь сможем? – спросил Поярков Хабарова. Тот пожал плечами в ответ.

– Подумать. Просто подумать. Может удастся что-то понять, чего ни я, ни сыскари не видим. Странное дело. Будь я параноиком, сказал бы, что против нас ведут игру.

– Тут лучше перебдеть, чем недобдеть, – выдал народную мудрость поморец.

– Да. А параноики выживают, – неожиданно даже для себя выдал Николай Олегович.

Невельской хохотнул.

– Отлично сказано, дядь Коль! Не слышал от вас такого раньше.

– Племянника моего фраза.

Сказал и словно сошлось всё в голове. Но не в полное понимание происходящего, а в уверенность, что Хабаров прав и против них идёт игра. И ведёт её, скорее всего, Святой престол. Всё указывало на них. Не ко времени выпавший из обоймы Игорь – похищенный, скорее всего папистами. Убийца-видящий – служит другому провидцу. Потрошитель, оказавшийся ватиканским палачом. Не бывает таких совпадений! Но что святошам понадобилось так далеко от их привычной зоны интересов? Ох, как бы сейчас пригодился свой собственный пророк!

Князь поднял голову и наткнулся на вопросительные взгляды собрания. Понял, что молчит уже долго. Обозначил улыбку.

– Что? – Хабаров знал главу Триумвирата достаточно давно, чтобы игнорировать такие внезапные смены настроения.

– Даже не знаю, что и сказать, Борис Ерофеевич, – протянул тот в ответ. – Сказал вам присказку Игореву, а сам подумал – не с ним ли это всё связано? И не играют ли против нас на самом деле?

– Кто?

– Что гадать? Паписты, скорее всего. Но и остальных я бы со счетов не сбрасывал. Когда, говоришь, тревожно тебе стало?

– После убийства этого, если считать.

– Через дней десять, получается, после похищения Игоря?…

– Ты к чему, дядь Коль, ведёшь?

– Помстилось на миг – что если связано это всё? Похищение Игоря, убийство Гурского, маньчжуры, даже дерзости эти нихонские? Что если это от одного повара блюда.

– А цель у него какая?

– О том мы сейчас головы ломать не будем. Наша задача – правильно расставить приоритеты. Определить исполнителей. И отойти в сторонку, чтобы не мешать людям работать. А начать я предлагаю вот с чего!..

– Простите, падре, ибо я согрешил, – покаянно склонил я голову, войдя в келью Доминика. Тот отозвался раздраженным взмахом руки, так и не приняв до сих пор решения, как ему реагировать на мои подначки. А я же просто не мог удержаться – фразы из фильмов так и лезли наружу. Ну серьёзно – католический же священник!

– Я хотел сказать – с чего мне начать рассказ? Сведений у синьора Фрозо вагон и маленькая тележка – просто не знаю за что хвататься.

Неделю назад я пришёл к магистру и сказал, что нужно максимально удалить убийцу кардинала от защищающего его пророка. Тогда, дескать, я смогу прочитать его нить. Тогда я не был в этом уверен, но держался с магистром так, словно знал о взломе пророческой защиты всё.

Моя догадка оказалась верна – удаление от пророка ослабляет защиту нити. Но тогда я этого не знал, с замиранием сердца наблюдая за бешеной активностью отца Доминика, которую он развил после моих слов. Лука Фрозо не был его подчинённым, поэтому он не мог просто взять и приказать ему уехать куда подальше. Всех подробностей, понятно, мне никто никогда не расскажет – я сам их видел в поле! – но старикану пришлось здорово постараться, чтобы это стало возможным. Потребовалось несколько дней чтобы создать цепочку событий из разговоров, подкупов и якобы слитой людям Франко информации. Результат – Фрозо получил задание от непосредственного начальства и отбыл в Африку. Где его нить и была мной прочитана.