Вот интересно, на кой ляд этот высокородный юноша вообще поперся на фронт? Героические подвиги совершать? Наверное. Насколько мне известно, его родной отец, нынешний Император Всея Руси, в юном возрасте бороздил просторы Мирового Океана и умудрился принять участие в войне со шведами за обладание Финляндией. Вроде бы знатно отличился в той компании. Вот и решил наследник престола последовать по стопам отца. Вот только крепко ему не повезло, попадание в плен весьма неприятный факт, который может негативно отразиться на его карьере. А еще, его, мягко говоря, неправильное поведение в бою с превосходящими силами противника, о котором непременно доложат царю. Теперь мне понятен мрачный вид юноши на протяжении всего нашего похода. Не хотелось бы мне оказаться на его месте во время встречи с горячо любящим родителем.

К вечеру четвертых суток похода наш конный поезд был замечен передовыми разъездами двести тридцать третьего драгунского полка. Тут также не обошлось без недоразумений. Нас приняли за наступающего противника. И вновь моя портянка послужила делу мира и взаимопонимания между людьми. Вот так, обычный льняной лоскут помог всем нам избежать ненужных неприятностей.

Разобрались, нас препроводили в расположение полка. А когда узнали о присутствии в наших рядах Его Императорского Высочества, всё вокруг забурлило. Мне же эта движуха из немыслимого количества понаехавших генералов и офицеров высоких званий напомнила бурление в уборной, после того, как я туда по младости лет запулил уворованный у бабули брусок дрожжей.

Случилось со мной подобное в классе седьмом во время летних каникул. А все дело в научном споре с одним соседским парнем. Тот сказал, что если в толчок кинуть дрожжи, произойдет бурная реакция. Я же самый умный городской, утверждал что ничего подобного произойти не может, поскольку дрожжевой грибок питается исключительно сахаром, а в выгребной яме сахару, как известно, взяться неоткуда. Сахар отсутствовал, а вонь, бурление и мощный выброс пены на половину двора были налицо. Пришлось объяснять деду с бабушкой причины туалетного бурления. Так мол и так, эксперимент ради установления научной истины. Как ни странно, я был понят и прощен. Дед лишь ехидно заметил:

— Чисто Менделеев растет у нас в семье, бабка. Глядишь когда-нить Нобелевку отхватит.

Великий химик из меня не получился. А вышел обычный менагер или офисный планктон — это если объективно. Субъективно я, разумеется, считал себя пупом земли и весьма удачливым человеком, ухватившим от той жизни приличный «кусок пирога». А по сути, штаны в креслах протирал, людям мозги компостировал, теперь вспомнить противно, какой ерундой занимался.

Дальнейшие события закрутились, завертелись в непрерывном калейдоскопе и коловращении. Рядовых бойцов, в зависимости от их состояния распределили по их родным частям, либо по госпиталям. Меня вместе со спасенными офицерами, включая примкнувшего Иноземцева, отправили в Баку. Там поселили в одном из дворцов какого-то богатея и заставили заниматься форменным бумагомарательством. Никогда раньше не описывал в таких подробностях все перипетии собственной жизни. А потом все мною написанное, я должен был озвучить двум офицерам контрразведки, один из которых был сильным менталистом. Три дня меня мурыжили, аки Тузик грелку. С гордостью признаюсь, из этой схватки я вышел победителем — ничего лишнего не ляпнул, при этом представил вполне объективную картину своих действий как во время боя, так и впоследствии в тылу противника.

В конечном итоге от меня отстали. Я был удостоен личной встречи с генерал-лейтенантом Красновым, назначенным к тому времени командующим всеми войсками закавказской группировки, а также пяти пехотных дивизий и десяти конных полков, подошедших к тому времени из европейской части Российской Империи.

Прокопий Митрофанович принял меня очень тепло, даже обнял и по русскому обычаю расцеловал троекратно. Пришлось терпеть, поскольку не любитель я всех этих мужских лобызаний, хотя бы и без всякого намека на нехорошее. Однако смущению моему не было предела, поскольку в генеральском кабинете находилось масса служивого люда в высоких званиях. Впрочем, никто из них даже не хихикнул ибо не видели в этих телячьих нежностях ничего предосудительного.

— Орел! — пророкотал басовитым голосом генерал. — Хоть из вольноопределяющихся. — Не понимаю, чем этим воякам не угодили вольнопёры? Похоже, всему виной закоренелый снобизм военных в отношении гражданских лиц, каким-то непонятным образом оказавшихся на войне. Ладно, пусть себе считает гражданских недочеловеками, поскольку строем не ходят. Тем временем генерал продолжил ораторствовать: — Однако, прапорщик, избавить от позора плена четырех российских офицеров, в том числе самого Великого Князя, да еще вернуть Родине четыре сотни рядовых бойцов! Однако! Про подорванные склады неприятеля также следует упомянуть. Крепко ты помог нам, Андрей Драгомирович! Крепко. Ты настоящий герой¸ Воронцов! Не удрал трусливо из тыла врага, а навредил ему изрядно — это по-нашему, по-русски!

— Но Ваше Высокопревосходительство, — я скромно потупил глазки, — без всемерной помощи прапорщика Коновалова и его людей у меня ничего бы не вышло.

— Вот, он еще и скромняга! О едва знакомых ему людях заботится. — Генерал обвел орлиным взглядом присутствующих в кабинете офицеров, мол, берите пример. — Ты за других, прапорщик, не переживай. Всех достойных и наградят достойно. — Собственный, выданный экспромтом каламбур изрядно повеселил военачальника, он раскатисто расхохотался, а следом за ним и все прочие присутствующие в помещении лица. Я также не отстал, хоть и было не очень смешно, но соответствовать пришлось, чтобы не обидеть уважаемого человека и тем самым, упаси Господь, не накликать на себя беду. Изрядно отсмеявшись, генерал смахнул слезу со щеки и обратился ко мне уже серьезным тоном: — Итак, Воронцов, теперь твоя дальнейшая судьба находится в юрисдикции Канцелярии Его Величества. Завтра получаешь все необходимые документы, иже с ними полагающиеся выплаты и отправляешься домой в бессрочный отпуск с сохранением права ношения мундира и выплаты ежемесячного должностного оклада. Гордись, солдат, — в голосе генерала промелькнули отеческие нотки, — сам Государь Император озабочен твоей судьбой. Вполне вероятно, ты еще вернешься в свой родной полк, вот только совсем в ином качестве. Засим, свободен, прапорщик Воронцов, можешь до завтра отдыхать. С утра изволь явиться в штаб.

Генерал хотел было заняться другими делами с присутствующими офицерами, однако я, набравшись наглости, обратился к нему:

— Ваше Высокопревосходительство, небольшая к вам просьба.

— Слушаю, Воронцов.

— Разрешите перед отъездом навестить свой полк. Негоже как-то уезжать, не попрощавшись с боевыми товарищами и командирами.

— Хорошо, прапорщик, три дня тебе хватит?

— Вполне.

— В таком случае, разрешаю. Но чтобы по истечении данного срока находился на борту судна, отбывающего в Астрахань.

— Есть, Ваше Высокопревосходительство! Разрешите выполнять!

— Выполняй, прапорщик и, — голос генерала как-то подобрел, — удачи тебе, сынок.

— Теперь ты понимаешь, сын, в каком неприглядном виде ты как Великий Князь предстал в глазах людей, вставших по зову долга или по собственной воле на защиту своего отечества? — голос Его Императорского Величества был ровен и даже холоден, однако это показушное спокойствие отца ничуть не обманывало сына. Даниил Петрович прекрасно осознавал, какая буря в данный момент бушует в душе его родителя. Чтобы его не злить еще больше, царевич стоял по стойке «смирно», уперев взгляд в мозаичный пол отцова кабинета. — Ладно, оставим этот разговор на потом. Сейчас не место и не время. От воинской службы ты пока отстраняешься, итак умудрился насмешить всю Европу. — При этих словах лицо юноши стало пунцовым, но ему удалось удержаться, чтобы не брякнуть что-нибудь в собственное оправдание. Тем временем царь-батюшка продолжил: — Недавно у меня интересный разговор с Иваном Кузьмичом состоялся. Так вот, наш штатный ведун утверждает, что в том приснопамятном бою ты перенапрягся и твой чародейский Дар полностью выгорел. Однако, теперь он у тебя вполне функционален и, более того, по прогнозу Пестеля, примерно через год полностью восстановится. Иван Кузьмич утверждает, что занимавшийся починкой твоего источника одаренный был весьма продвинутым чародеем в статусе ведуна.