— Глеба? — Многие китайцы, даже неплохо говорящие на русском, так делают — заканчивают гласной непривычные имена. Хотя мне всегда казалось, что они издеваются, а не испытывают сложности с языком. — Твоя… Отпустили? Свободна?

Хитрые черные глазки Вити перебегали с него на меня. Вероятно, он пытался понять, зачем его знакомец притащил на встречу еще одного человека.

— Сбежал, — ровно ответил Самойлов. — Только что. Ты сильно занят? Разговор есть.

Непонятно, принял ли китаец шутку Глеба. Он просто продолжил изучающе глядеть на нас обоих.

— Конечно. Давай говорить.

— Не здесь.

— Ты знать: много людей ходи — никто не видеть! — на китайский лад исковеркал посредник поговорку про лес и дерево. — Тут говорить.

В принципе он был прав. Но мне все равно было немного не по себе говорить об убийстве с посредником триады, стоя возле прилавка с ювелиркой. Понижая голос каждый раз, когда мимо проходили люди.

— Человек хочет сделать заказ, — кивнул на меня следователь. — Триада напала на него, хотела убить. У него нет претензий к исполнителям. Он хочет купить информацию о том, кто заказал нападение.

Взгляд китайца вновь остановился на мне, сделавшись сразу очень холодным. Что-то мелькнуло в глубине черных глаз. Что-то похожее на удивление. Что тебя удивило, раскосый?

— Прости, Глеба-друга! Никак нельзя. Не могу памагай. — Говоря это, Витя продолжал смотреть на меня, никаких эмоций больше не проявляя.

— Заказчик оплатил запрет? — Теперь удивление продемонстрировал Самойлов. Сделал шажок к прилавку. — Серьезно?

— Такой умный человек! — восхитился Витя. Он перестал буравить меня взглядом и расплылся в неискренней улыбке торговца. — Видит все! Знает все! Хочешь кольцо жене купить? Минское золото! Высшая проба!

— До свидания, Витя.

Моментально потеряв интерес к разговору, Глеб ухватил меня за локоть и потащил к выходу.

— Скидка хорошая! Потом приходи!

Уже на улице он резко толкнул меня в грудь и прижал к стене здания. Прошипел, как рассерженный кот:

— Ты зачем мне врал?

— В смысле? — Я опешил настолько, что даже забыл о сопротивлении.

— Витя тебя знает. Ты к нему приходил. Как заказчик приходил! Что за игра, Игорь?

Так вот в чем причина пристального взгляда китайца. И этой неуловимой тени удивления, которую я заметил. Он узнал меня. В смысле — Игоря. Здешнего. Ну, двойник! Не устает оставлять мне подарки! Найти бы и прибить сволочину! А то наворотил дел и смылся в неизвестном направлении!

Оторвав от рубашки руку Глеба — сильная хватка у задохлика, — я попытался выиграть время, задав встречный вопрос:

— Уверен?

— Что значит — уверен? Ты сам видел, как он на тебя смотрел.

— Видел. Но не понял.

Я лихорадочно подыскивал слова, которыми можно было объяснить происходящее, но не углубляться при этом в теорию переноса сознаний между мирами. Разумеется, ни черта я не подобрал. Глеб, приняв мое молчание за нежелание говорить правду, отступил на шаг.

— Пошли в машину. Едем в тюрьму.

— Зачем?

— Затем, что я втемную играть не буду. Возвращаюсь в камеру.

Вот что с ним было делать? С одной стороны — да и черт бы с ним! На посредника он меня вывел, даже подкинул новую зацепку: китаец меня знал. Дальше можно действовать и без него, так что пусть себе возвращается в свою камеру, узник совести недоделанный. С другой же стороны — он опытный следак. Знает, как искать информацию, о чем я имею представление только из прочитанных детективных романов. Да и силой на китайца давить смысла нет никакого, если верить утверждению, что «триада умирает молча».

Значит, нужно заставить Самойлова остаться. При этом не сообщая ему всей правды обо мне: хватит дяди Вани. Пойти по промежуточному варианту, как с матерью? Давай попробуем!

— Ты ведь со мной тоже не до конца откровенен, Глеб. Потребовал от меня согласия на помощь в деле с Потрошителями, а сам ничего толком не рассказал. У всех есть вещи, о которых говорить не хочется. К тому же мы с тобой едва знакомы. Ты же не ждал, что я тебе все вывалю?

— Логично, — неохотно признал тот. И тут же вскинулся: — Но в расследовании мелочей не бывает. Я должен знать все!

— Как и я, верно? Если хочешь полноценного сотрудничества, давай строить его на откровенности. Ты рассказываешь мне, что за хрень у тебя произошла с Потрошителями, я объясняю свою ситуацию. И после этого продолжаем работать, как договорились.

В этот момент завибрировал телефон у меня в кармане. Взглянув на экран, я, не выдержав, выругался. Пресветлый князь Николай Олегович, собственной персоной! Сделав знак Самойлову, я ответил на вызов.

— Слушаю?

— А ты, Игорь Сергеевич, не перегибаешь палку? — ласково произнес князь Благовещенский и Тындинский.

— Вы о Самойлове?

— О нем. Какого, прости, хрена ты вытащил заключенного из камеры за неделю до суда и обвинительного приговора?

Гнева, впрочем, в голосе шефа я не слышал. Скорее всего, он не особенно возражает против моего самоуправства, но, получив доклад Фочина, посчитал нужным дать мне начальственного нагоняя.

— Есть хорошая зацепка с послом, Николай Олегович. Прямо сейчас отрабатываем. Самойлов со мной, никуда не денется.

— Хотел бы удрать — не пришел бы сдаваться, — справедливо заметил князь. — Что за зацепка?

— По телефону?

— Хм… Ну да. Ладно. Держи старика в курсе.

Звонок князя значил только одно — он одобрил мои действия. Что вернуло мне чуточку самообладания и даже кроху надежды на удачное завершение дикой этой истории.

Убрав смартфон в карман, я пояснил Глебу:

— Князь. Беспокоится.

— Я уже понял. — И без перехода вернул меня к прерванному разговору: — Согласен. Говорим друг другу все честно. Потом работаем.

Вот так! Я ему, выходит, нужен был не меньше, чем он мне. Это хорошо!

— Начинай тогда. — Вот так и возвращается утраченное лидерство, мальчик Глеб! Учись!

— Пошли в машину, — буркнул тот.

Он долго устраивался на сиденье, всячески оттягивая начало рассказа. И начал его, только когда я нетерпеливо кашлянул.

— Перед тем как убить Потрошителей, я их допросил. Девчонка ничего не видела, ее и ребенка я усыпил. Допрашивал жестко, уже тогда понимал, что в управе мне этого сделать не дадут. Догадывался, что за рядовыми похитителями стоит крупная фигура из местных бояр. В принципе, так и оказалось. Арцебашев.

Тут Самойлов сделал паузу, как бы предлагая оценить размах бедствия, открывающегося с оглашением этой фамилии. К сожалению, сделать этого я не мог, поскольку фамилия была мне совершенно незнакома. Но я сделал большие глаза и повторил:

— Арцебашев?

— Угу, — кивнул Глеб. — Воевода наш.

Боясь ошибиться, я плюнул на осторожность и уточнил:

— Ты сейчас про Михайлу Генриховича говоришь? Здоровенного такого дядьку?

— Да. Про кого же еще?

— Просто уточнил! — вскинул я руки. — Слушай, но ему это зачем? Он же приближенный князя!

— Ты знаешь, сколько стоит младенец с мирским даром на черном рынке?

— Нет. Не интересовался как-то.

— От ста тысяч рублей мальчик и двухсот — девочка.

В покупательской способности здешнего рубля я еще не до конца разобрался, но уже понимал, что суммы, названные следователем, огромны. К примеру, за его обед в «Даурии» я отдал два с половиной рубля.

— Да ладно! Чего в них такого ценного? Это же не носители боевой магии!

— Игорь, ты чего? Из младенца с мирским даром можно воспитать идеального убийцу! Если переломать ему сознание и научить даром не лечить, а убивать. Направь такого на цель — и у жертвы почти не будет шансов. Только целитель и сможет спасти, да и то без гарантии. Да, при таком воспитании выживает хорошо если один из десяти детей, это же против природы идти, да и живут убийцы недолго, но все равно — это почти идеальное оружие.

Я даже присвистнул вслух. Ну ничего себе! Это же практически контрабанда ядерного оружия, если с моим миром сравнивать! В Благовещенске! И крышует ее добряк Михайло Генрихович. Мне стали куда понятнее причины, отчего Глеб принял обет молчания.