— Когда я всю правду узнал, понял, что Арцебашев на что угодно пойдет, чтобы дело замять. А мне если и поверят, то не сразу — все-таки фигура значимая и влиятельная. Даже на боярском круге я его обвинить не смогу: формально я изгнан из рода. А значит, у него время будет хвосты подчистить и дел натворить. Мог ведь и Аню…

— Жену?

— Ага.

Я посмотрел на парня совсем другими глазами. С уважением, если честно. Он не стал бросаться грудью на баррикады, подставляя всех вокруг себя под огонь, а предпочел принести себя в жертву. И дело закрыл — Потрошители после той расправы затихли и никак себя не проявляли, — и никому больше пострадать не позволил. И воевода уверен, что следак, под него копающий, сорвался, как институтка. По мне, такое поведение больше на героизм походит, чем бросок в штыковую на пулеметы. Сдохнуть глупо — большого ума не надо.

А Самойлов сидел и ждал, когда случай позволит ему добить ячейку вместе с головой. И дождался. Меня. Блин, парень-то на меня рассчитывал! И будь на моем месте настоящий обер-секретарь, делал бы это не напрасно. У моего двойника хватило бы силы и влияния прижать Михайлу Генриховича. А вот у меня…

Хотя чего раньше времени загадывать? Влияние заместителя князя от меня никуда не делось, это же не магическая сила. А в деле с Потрошителями дар и не нужен. Там только донести князю, а уж он с Арцебашевым сам разберется. Конечно, нужны веские доказательства. И, по-хорошему, полная победа в деле с убийством посла. Для усиления, так сказать, позиций при дворе.

— У тебя доказательства есть? Что-то, кроме слов похитителей?

— Нет. Но я знаю, как их добыть. Секретный счет воеводы в банке Саха — один из Потрошителей рассказал. На него он получал проценты с каждой продажи ребенка. Оформлен он не на него лично, но, если покопать, его уши точно выглянут. А еще можно сопоставить даты платежей с каждым случаем похищения… У меня есть записи, я по всему княжеству случаи поднял за три года. И на всякий случай еще по Хабаровску и ханству якутскому…

Ну, в принципе, если доступ к этому счету найти, доказать его связь с Арцебашевым, может сработать.

— Слушай, а что применил для убийства? — Уж очень мне хотелось узнать значение оговорки жандармов «покрошил в фарш». И пояснил на всякий случай: — Я рапорта о твоем деле не читал.

— Лезвия, — пожал плечами Глеб. — У нас не очень сильный род. Четыре воздушных клинка с каждой руки да еще пара мелких заклятий — вот и весь мой арсенал.

Я чуть в голос не расхохотался, услышав его объяснение. У меня в напарниках Росомаха ходит! Настоящий Логан с клинками из воздуха! Только выглядящий не так брутально! Не, ну правда! Я еще к самому факту существования магии едва привыкать начал, а тут — на́ тебе, клинки из воздуха! Но сдержался, к счастью. Не хотелось рушить едва возникшее между нами доверие. Глеб ведь никому, кроме меня, этой истории не рассказывал.

— Ну а у тебя что с триадой? Откуда тебя Витя знает?

Посчитав, что свою часть договора он выполнил, Самойлов потребовал выполнения своей и от меня. Я уже подготовил версию, которая являлась смесью моей беседы с матерью и парочки новых вводных. Частично, кстати, почерпнутых из его рассказа.

— Я не буду от тебя требовать, чтобы ты все в тайне хранил — и так понятно, верно? — усмехнулся я невесело. — Память я потерял. И дар.

Судя по расширившимся глазам Глеба и приоткрытому рту, он был удивлен. И еще, пожалуй, не очень мне верил.

— А так бывает?

— У бабки по отцовской линии так было, — качнул я головой. Нет ничего правдоподобнее смешения правды с правдоподобным вымыслом. — У нее только дар, памяти она не теряла. Я не знаю, как это произошло и как это можно исправить. Но сам понимаешь, трепать о таком на каждом углу не станешь. Даже вопросы задавать и то опасно. А тут еще кризис с убийством посла. Попробуй только скажи, что обер-секретарь… Ну ты понял. Так что, отвечая на твой вопрос про Витю, я допускаю, что знаком с ним и даже сотрудничал. Но я ничего об этом не помню.

— Как давно?

— Память потерял?

— Ну да. И сколько не помнишь?

То есть мое объяснение, как рабочую версию, он пока принял. Уже хорошо.

— Вчера с утра встал и понял, что не могу вспомнить, что было вчера. И днем раньше. Так сказать, насколько я не помню, — не могу. Но события месячной давности, например, доступны.

Я решил, разу уж парень проторчал в камере два месяца, остановиться на сроке в один месяц. Так ему сложнее будет поймать меня на вранье. Тут же вылезла паническая мыслишка, прооравшая что-то вроде «досочиняешься!», и скрылась.

— Проклятие, может?

— Я лично считаю, что это как-то связано с моими делами, — решил я вернуть наш разговор к проблемам, меня волновавшим. — Никак этого подтвердить не могу, но чуйка вроде такое говорит.

— Чуйка?

Еще одно незнакомое слово? Блин, да как же тут легко впросак попасть!

— Ну да, чуйка. Чутье, интуиция…

— Да не, я понял. — махнул рукой Глеб. — Странно просто, ты говоришь — дар потерял…

А интуиция у нас, выходит, составная часть дара! Ну здорово!

Чтобы ничего не объяснять и не завязнуть в собственном вранье еще глубже, я ответил пожатием плеч. Не знаю, мол, что тебе и сказать. Так как последнее утверждение было правдой, выглядело, должно быть, убедительно. Во всяком случае, следователь перестал меня разглядывать, погрузившись в мысли.

— Он странно на тебя смотрел, — выдал он через некоторое время, проведенное нами обоими в молчании.

— Витя? Ты говорил уже.

— Нет, погоди, я не о том сейчас. Он удивился, что ты пришел. И еще больше удивился, что ты хочешь узнать о нападении на себя.

— И что? Ты же сам сказал, что я был его заказчиком.

— Тут, понимаешь, есть еще одна странность. — Следователь прикрыл глаза и говорил будто бы с самим собой. — Про то, что можно закрыть возможность получения информации о заказчике, заплатив за это, знает очень немного людей. И ты к ним не относишься — в других сферах крутишься. Но это ладно, можно списать на то, что ты каким-то образом знаком с кодексом триады. Но!

Тут он поднял палец. Точнее, ткнул им в крышу машины, не рассчитав силы.

— Представь себе поведение твоего недоброжелателя: он заказывает триаде нападение на тебя, но не уверен, что у них получится, и предусмотрительно блокирует возможность получения информации о себе через минцев. Кто, скажи мне, так делает? Тот, цель у кого не убить.

Тут он взял паузу и пристально на меня посмотрел, явно наблюдая за реакцией. Ну пусть полюбуется, Шерлок благовещенский! Про то, что меня хотели припугнуть москвичи, я уже знал.

— Допустим, — подбодрил я его. — Допустим, меня не хотели убивать, а только надавить. Где-то я узнал больше, чем заказчику хотелось. При моем положении, как ты понимаешь, это неудивительно. Но могло быть и по-другому. Я что-то узнал, недоброжелатель запаниковал и кинулся с заказом к триаде.

— Предусмотрев возможность того, что выживешь и придешь к Вите за информацией?

— Почему нет? Если это китаец, в смысле минец, он мог знать о кодексе триады.

— Ну да, ну да, — по-старушечьи покачал головой Самойлов. — Слушай, а давай одну версию проверим? Только ты делай как я скажу, ладно? Я ничего объяснять не буду, а то Витя нас раскусит. Просто подыграй мне.

И, не дожидаясь моего ответа, выскочил из машины.

Витя по-прежнему стоял за прилавком. Увидев нас, он радостно оскалился и вскричал:

— Решил покупай жене кольцо? Хорошая скидка дам!

Вот теперь я был абсолютно уверен, что китаец паясничал, а на самом деле по-русски говорил не хуже меня. Не знаю, почему появилась такая уверенность, я словно бы прочитал его. Не мысли, а его самого. Или вспомнил? Сорокапятилетнего мужчину, которого на самом деле зовут Гуань Пэнь, женатого, имеющего взрослую дочь…

«Что это? — тут же возопила часть меня в страхе. — Откуда я это знаю?»

«Заткнись! Отголоски памяти владельца тела!» — быстренько выдала заключение другая моя часть.