— Чудеса техники и… И не только техники, — спокойно отозвался дядька.

Лифт опустился. Мы по-деловому вошли, и, после автоматического закрытия двери, подъёмный механизм включился.

— Куда это нас? Вверх? А там что-то вроде жилья? Как гостиница? — взял надо мной шефство дядька, не давая уйти в себя и свои невесёлые думы.

— Жильё здесь. А вот насчёт обслуги у телевизора узнаем. А то я бесцеремонно пользуюсь благами, а толком… В другом, точно таком же, месте семеро инопланетников в анабиозе свалялись. Тут, может, тоже. Хотя, вряд ли. Здесь же сферы без фрагментов природы должны быть. Кто его разберёт?

Напомнишь мне у Образа поспрашивать. Если всё у них, как надо, то и по шарикам с тобой прогуляемся. Яблочек… Тьфу, на них!.. Других фруктов или диковин поищем.

Приехали. Выходим, — озадачился я пониманием, что на родном астероиде до этого момента вёл себя не совсем правильно.

Представившись во всех смыслах умной двери, мы вошли в подобие белой однокомнатной квартиры.

— Располагайся. Там, в коридоре, слева туалет, справа кухня. Или давай сразу всё покажу и расскажу, а то так увлечёшься телевизором, что не оторву потом, — по-хозяйски, как самый настоящий взрослый, занялся я передачей опыта старшему поколению будущих мировых служителей.

Мы обошли помещения, бегло осмотрели все достопримечательности и устройства, а вот с кухней деловое знакомство задержалось. Я лёгким движением вынул из морозильника пару упаковок инопланетного мороженого, а потом приготовил их по очереди одну за другой, попутно объясняя и сам процесс приготовления пищи, и способ знакомства духовки с замороженными брикетами.

Николай внимал и мотал на ус, не перебивая расспросами, и через несколько минут мы отведали полюбившийся мне десерт.

— Это каюта Головастика. Вызываю бортовой компьютер. Как меня разбираете? Приём, — разразился я киношными, и не только, фразами, обращаясь к компьютеру, и через секунду сначала проснулась зелёнка, а потом и сама Образ, превратившись в диктора ЦТ, заглянула к нам на огонёк.

— Ожидаю команду, — доложила она о готовности к работе.

— Твоя очередь, дяденька. Командуй. Спрашивай, о чём вздумается и внимай. Не забудь о правилах включения с нею поговорить. Ну, как, собственно, в ракушечном зале её своими ручными молниями вызывать к жизни, — посоветовал я Угоднику и подтолкнул к дивану.

— Расскажите мне, пожалуйста, о еврее, который жил или живёт вечно, — первым делом поинтересовался Николай не о дырявой или отсутствовавшей памяти, а о своём православном происхождении.

— Вечный жид, или Агасфер… — начала лекцию Образ, а я опрометью бросился наутёк, испугавшись и новых знаний, и возможных заочных знакомств с неведомыми богами и их Церберами.

Вышел в коридор и отправился сквозь лифт и далее в шлюз с дверями других лифтов, чтобы обследовать сферы-шарльеры на предмет фруктово-ягодных и прочих насаждений.

Но ничего интересного в сферах не оказалось. То ли, просто, заперли их, то ли отключили саму возможность просмотра содержимого. В общем, после моего активирования все экраны показывали одну и ту же безжизненную картину без каких бы там ни было растений и признаков наличия пресной воды. Светло в каждой, но без признаков жизни.

Пришлось возвращаться несолоно хлебавши.

— Я тебя у деда Паши ждать буду. Как освободишься, получишь последнюю пару пропусков. Слышишь меня? «Да-да-да». Балда. Ну и ладно. Смотри свою хронику Великой Отечественной, — в шутку оскорбился я на обучаемого и, не беспокоя ЭВМ, убыл с астероида сквозь пахнувший растворителем символ “S”, не забыв захватить баночку краски и пару кистей.

— Если Николай долго не появится… Как только смеркаться начнёт, так его лисапет к деду отнесёшь? Очень всякими телепередачами увлёкся, — пообщался я с Семалией уже в полёте с Фортштадта.

Кармальдиевна сразу же согласилась, и через пяток минут я попал как кур в ощип.

— Докладывай, как человека прошу! — велел хозяин хаты, встретив меня посреди двора с малярными принадлежностями наперевес.

— О чём это? Угодник, что ли, не понравился? — спросил я, не понимая, чего от меня требуют, и от неожиданности едва не выронил чужое добро наземь.

— Кто это был? Какой такой, Николай Григорьевич? Да ещё и мой знакомый? Докладывай!— продолжил дедуля допрос с пристрастием

— Вот же, вам здрасти. Мы ваше счастье. Ну сколько можно? Николая так прозвали после того, как почти погиб. Дядька мой и твой товарищ. Довоенный друг. Сам же рассказывал про квочку и фугас, — начал я докладывать, а Павел так и осел.

Приземлился на лавку у входа в девчачью времянку и устремил взгляд в никуда, а не в синие дали, как умел только мой, Семёнович из Скефия.

— Тишкина фуфайка… Я же тебя в самый первый день спрашивал. Ты на Палашкиного сына похожий своей тёмной рожей? Вона, как. Внук, оказывается? Василия сын? Но ведь он же гуляет на улице… О чём это я? Ты же с других… Так, что же это, получается… Это Николай её? Живой, но… Ещё и молодой? Чудеса расчудесные. Распрягайтесь. Приехали…

Где там моя Кондрашка Семёновна? Не торопится ещё?.. Тогда докладывай. Ты, стало быть, не только наш Катализатор, а ещё и… Дык, вы же оба родственники! Эвон, как всё завернуло, — очумел Павел от вестей-новостей, вскочил с лавки и начал отплясывать – семенить туда-сюда по двору, как игрушечный Топтыжка.

— Тебя что, контузило? Ну, и со мной, конечно, так бывало. Я думал, что уже объяснился с тобой. Сколько раз своё отчество говорил, да обо всей округе рассказывал, — попытался неуклюже повиниться, но Павел никак не отреагировал.

— Где твоя мамка работает? — ни с того ни с сего, спросил дед, и сам же ответил: — На Шоколодочной фабрике. Так он, пострел, отвечает. Это что же с него вырастет, а? Всем нам прикурить даст и… Не только затылки отполирует.

— Фотографии свои, куда дел? — спросил я дедулю. — Старикан-пеликан, не танцуй нам канкан. Я их Николаю хотел показать. Очнись уже. Самогонки дерябни. Или компота. Хватит меня пугать. Тебе же Добрая долгую жизнь не обещала, а, значит, побереги голову и сердце от сотрясений и потрясений.

— В комод снёс, а зачем – запамятовал. Может, другим Павлам похвастаться собирался? В сарай всё складывать начал. Хату не захламлять чтобы и… И на кой я это сделал? — взревел дед не своим голосом и засеменил в сторону сарая.

— Во-во. Неси назад. Николаю покажешь, а не Павлам. Память к нему начнёт возвращаться. Может ведь так статься? А вот, мне-то, чем заняться? — ударился я в меланхолию, предчувствуя долгие мытарства в поисках выхода из окружавшего меня прошлого времени, из параллельного мира, из параллельного же кластера Млечных Путей.

* * *

Николай возвратился только через четыре дня. Целых четверо суток терзал Образ. Но и она тоже хороша, электронная домомучительница. Восемь часов работала диктором, а потом заставляла отдыхать. Ещё и следила, чтобы спал. Чтобы хорошо питался. Чтобы не только в её телевизор пялился, а думать успевал, анализировать. Память его по два раза на дню проверяла, возвращаясь к «пройденному материалу».

Павел пару раз летал в сторону астероида, но в тот же час возвращался ни с чем. ЭВМ обо всём подробно докладывала, что дядька у неё, что спит, ест, учится, и так далее. И дед не солоно хлебавши прилетал обратно.

Всё уже было готово к приёму дорогого гостя и старого знакомого. И фотографии, и угощения, и подновлённые «бабкиным» самогоном воспоминания.

Павлы все разом сошли с ума и почти передрались за право быть настоящим и единственным земляком, но миры набрали в рот воды и на эту тему не распространялись. Так и осталось тайной, где именно появился молодой казак без памяти, зато с вечной военной молодостью.

На третий день у дедов была грандиозная пьянка с братаниями, с зароками «больше не делить неделимое», и всё как будто затихло. Пока на четвёртый день не явился сам неделимый.

— Харлей у вас?.. Хорошо-хорошо. Спасибо за хранение. Нет-нет. Не останусь. Не могу пока. Нужно очень о многом подумать. Нет, не рассказать, а… Нет, не вспомнить, а… А и не знаю, что делать. Но я пока поеду к Каликам. Прощайте. Спасибо за всё, — как до него контуженный новостями Павел, так же и Угодник, мало что соображая, вывел под уздцы мотоцикл и засобирался домой.